Толмач

Мы спускались с горы, а со стороны оставленного за спиной храма, слышались печальные звуки армянского дудука. Мы оглянулись: все тот же маленький худой монах стоял у дверей храма и прощался с нами, даря нам эту мелодию, где был заключен голос всего многострадального и любящего армянского народа.

После той поездки я еще пару раз в перестроечные времена была в Ереване, но такого ошеломляющего впечатления уже не случилось: слишком суетными, скорыми и деловыми были те посещения с новыми русскими бизнесменами и их партнерами. С середины 70-ых годов групп из Аргентины становилось все меньше, а вскоре и вовсе закончились. Жесточайшая инфляция, политический террор, безработица и стремительное обнищание масс, пригнули очень сильно страну и людей. Последствия были долгими и суровыми. В тюрьмах были расстреляны, умерли под пытками или «просто» пропали без вести от 15 до 30 тысяч оппозиционеров очередной военной хунты. Ладно, хватит, не буду углубляться в дебри национальной политики и экономики, тем более, что Аргентина в настоящее время снова, кажется, на подъеме.

14. Венесуэла: Боливар, красавицы и нефть

Не часто, но приезжали к нам и туристы из Венесуэлы. Как-то мне выпало работать с группой молоденьких венесуэльских девчонок красоты невозможной. Недаром же не один раз именно из этой страны на международных конкурсах девушка получала корону «Мисс Мира». Девчушки были наивные, не слишком обремененные (да и в силу малого возраста) образованием, но эмоциональные, искренние и непосредственные, мечтающие о большой любви и лучше с первого взгляда. Так и случилось. В день и час приезда в Москву, проходя паспортный контроль, едва вступив на советскую землю, одна из моих смуглых черноволосых красавиц с первого взгляда влюбилась в молодого пограничника, настоящего доброго молодца из русских народных сказок, белокурого и голубоглазого. Весь вечер в гостинице девчушки серьезно и с большим энтузиазмом обсуждали этот казус мгновенной влюбленности своей подруги. Главная героиня и ее окружение принялись уговаривать меня поехать завтра же в аэропорт, чтобы дать возможность влюбленной красавице еще раз встретиться с русским «мачо». Я поддалась уговорам, вполне понимая бесполезность такой поездки. Так оно и получилось. Во-первых, никого из вчерашней смены пограничников на паспортном контроле не оказалось: они работают через сутки. Но венесуэльская девушка не теряла надежды и быстро настрочила записку, я перевела текст. Там было предложение о встрече в ближайшее время в любом месте Москвы. Я передала записку начальнику смены с просьбой вручить адресату, имени и фамилии которого мы не знали, пришлось составлять устный портрет. Серьезный начальник сделал вид, что понял, о ком идет речь, взял записку и удалился. Конечно, для меня было совершенно очевидно, что записка никогда не дойдет до советского пограничника, но девочка из Венесуэлы всю неделю, без шуток, ждала ответа. В день отъезда в аэропорту она обходила не один раз все пограничные будки, где сидели ребята в зеленых фуражках и заглядывала в окошко, стараясь идентифицировать своего избранника, чем вызвала, в конце концов, подозрения. Ко мне подошел дежурный по смене и попросил выяснить столь повышенный интерес иностранной гражданки к служащим на границе бойцам Советской Армии.

Запомнилась мне эта группа еще по одному поводу. В составе группы среди молоденьких девчушек оказался один пожилой мужчина, человек молчаливый, немного болезненного вида. Назовем его Родригес. Он обратился ко мне с просьбой связаться с Совфрахтом (департаментом Министерства торгового флота), поскольку у него есть очень выгодное предложение о сотрудничестве. А именно: советские танкеры, которые разгружаются у берегов Кубы, заполнять потом нефтью в одном из венесуэльских портов. Таким образом, можно было бы исключить пустопорожний траверс на обратном пути. «Это очень выгодно, – повторял сеньор Родригес, – грек Онасис заработал свои миллионы именно на умелом фрахте».

Сеньор передал мне бумаги с печатями и подписями, где было сформулировано официальное предложение от венесуэльских нефтяных компаний, а также рекомендательное письмо от главы соответствующего министерства. У Родригеса имелся даже список с телефонами, именами-фамилиями наших ответственных работников из департамента экономического сотрудничества со странами Латинской Америки. Мне показалось несколько странным приезд посредника с таким важным протокольным поручением в составе обычной туристической группы. Но я все-таки дозвонилась в «Совфрахт», и к моему удивлению, венесуэльцу назначили встречу. Разговоры-переговоры в министерских стенах длились долго. В процессе диалога двух сторон я убедилась, что возможность исключить порожние рейса грузовых судов, – тема исключительно важная и актуальная. Появившаяся перспектива наполнить танкеры нефтью в Венесуэле явно очень интересовала наших спецов. Но переговоры застряли на проблеме оплаты портовых рабочих. Советским товарищам показалось, что тарифы, указанные в предварительных сметах на оплату венесуэльских докеров, завышены по сравнению с теми, что были приняты для других стран того же региона. А Родригес упорно доказывал, что такие цены оправданы, это объясняется тем, что у них средняя почасовая оплата рабочих во всех отраслях выше, чем в других странах Латинской Америки. «Венесуэла, благодаря нефти, вообще имеет уровень жизни выше многих стран на нашем континенте, не считая, конечно, США и Канады», – устало трындел седой дядька, выпивая очередную чашку кофе. И без того, худой и бледный, он к концу переговоров, кажется, еле дышал. Переговоры зашли в тупик. Все были определенно раздражены упертостью венесуэльца. А я про себя размышляла: но если аргументы венесуэльца справедливы, то почему министерская братия, сидящая за столом переговоров, обложившись толстыми справочниками и инструкциями, не принимает его доводов, не знакома с информацией о дифференцированных тарифах? Они упирались не меньше чем их визави, настаивая на своем. Меж тем сеньор Родригес, к концу третьего часа переговоров, пустил в ход последний козырь: он вдруг объявил себя коммунистом, видимо, надеясь хоть этим расположить к себе советских партнеров. И наши люди, наконец, согласились подписать так называемый типовой Протокол о намерении и подготовить вариант коммерческого соглашения, основу будущего контракта. Но даже и тогда венесуэлец гнул свое, не сдавался и надоедливо твердил о необходимости учесть в общей цене будущего контракта особые тарифы на работу местных докеров. Все. Мы покинули министерство. Старикан был очень расстроен. Я проводила его в гостиницу «Метрополь», намереваясь тут же отправиться домой. Но Родригес был слишком взволнован, чтобы идти спать. Ему хотелось еще раз обсудить переговоры. Пришлось остаться. Мы сидели в холле, снова хлестали кофе, а он все «булькал», теперь уже только мне, о справедливости своих требований, сожалел о том, что советские специалисты не согласились с ним и могут потерять такое выгодное предложение. Я лицемерно сочувствовала и непатриотично думала только о том, как бы поскорее попасть домой и завалиться спать, так как на завтра в программе стояла поездка во Владимир и Суздаль, а на следующий день в 5 утра надо сопровождать группу в аэропорт. Но мы все сидели, а усталый сеньор продолжал вяло молоть ту же тему, пока неожиданно от стойки ресепшена к нам подошла девушка и подозвала меня к телефону. Беру трубку. Голос представляется сотрудником протокольного отдела министерства, где мы проторчали несколько часов. Как и положено служивому такого отдела, он начинает с формальной просьбы извиниться перед венесуэльским товарищем за некоторое непонимание с советской стороны. Но теперь, мол, советская сторона, разобравшись в проблеме, убедилась, что венесуэльский коммунист прав, и она (советская сторона), готова подписать Договор на предложенных условиях. Да, они проинформированы, что завтра группа едет в старинные русские города. Они не хотели бы помешать знакомству с замечательной русской историей. Они так же знают, что группа послезавтра вылетает ранним рейсом из Москвы, поэтому они готовы сейчас, если товарищ Родригес не возражает, подъехать к гостинице с документом и подписать их в неформальной обстановке. Я быстро перевела это Родригесу. Тот не только не возражал, но был несказанно рад и торжествовал победу.