Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 35 из 57

Емкий каталог издательства Сабашниковых и кооперативного издательства «Север», непосредственного воспреемника и продолжателя, охватывает время с 1891 по 1934 год. За четыре десятилетия и возникла украшающая теперь наши полки библиотека Сабашниковых, основу которой составили серийные издания. Перечислю их: «Серия учебников по биологии» (1898–1919), «Первое знакомство с природой» (1909–1913), «История» (1912–1927), «Памятники мировой литературы» (1913–1925), «Страны, века и народы» (1913–1924), «Русские Пропилеи. Материалы по истории русской мысли и литературы» (1915–1919), «Пушкинская библиотека» (1917–1922), «Ломоносовская библиотека» (1919–1926), «Руководства по физике, издаваемые под общей редакцией Российской ассоциации физиков» (1919–1924), «Богатства России. Издание Комиссии по изучению производительных сил России» (1920–1929), «Исторические портреты» (1921), «Итоги работ русских опытных учреждений» (1923–1927), «Записи прошлого» (1925–1934). Как значится по каталогу, свыше 230 названий появилось на свет вне серий, составив также обширное и по-своему последовательное собрание. Тут и «Политика» Аристотеля, и статьи Белинского, и «Грибоедовская Москва» Гершензона…

Особенность издательской деятельности Михаила Сабашникова историки усматривают в проповеди научных знаний, в обращении к биологии и физике, во внимании к точным наукам, в распространении дарвинизма, в обнародовании для широкого читательского круга того, что составляет производственную мощь страны (близилась пора пятилеток!), и т. д. Обращает внимание, когда листаешь каталог, стремление «идти по вершинам» — выбирать лучшее из культур и наук. Привлекаются к сотрудничеству — и в этом заслуга Михаила Васильевича — мужи науки, такие как Климент Аркадьевич Тимирязев, чья «Жизнь растений», выполняя свою естественнонаучную работу, стала классическим примером сочетания глубины с общедоступностью и увлекательностью. «Жизнь растений» издается и сегодня, шествуя с бесчисленными читателями по миру. Памятник Тимирязеву на Тверском бульваре стоит напротив дома, в котором долго проживали Сабашниковы, — живое иносказание, смысл которого в связи науки с печатным словом.

Несколько биографических подробностей.

Жизнь невероятнее вымыслов. Тяжким ударом была трагическая гибель в девятом году Сергея Сабашникова, младшего из братьев, составлявшего радость и гордость семьи, всегда считавшей, что именно Сергей Васильевич умел всех ярче и значительнее воплощать фамильные представления о долге и обязанностях человека. В память о нем издательство до конца дней называлось издательством Михаила и Сергея Сабашниковых — их имена на книжной марке обозначались инициалами М. и С.

Во время октябрьских дней в Москве семнадцатого года дом, в котором жили Сабашниковы, оказался в районе боев, пули впивались в подоконники. Пламя охватило здание. Сгорели контора издательства, склад и библиотека, собиравшаяся с времен Кяхты. Превратились в пепел книги, помнившие прикосновения рук декабристов. Удалось вынести из пожарища только издательские рукописи. Часть книг, находившихся в типографии, удалось спасти, — продавая их, Михаил Васильевич мог продолжать издательское дело, рассчитываясь с авторами и полиграфистами. К житейским злоключениям просветитель относился стоически. Близко знавшие Сабашникова отмечали — вдохновение его состоит в том, что «за каждой напечатанной книгой он видит сюиту еще не напечатанных».

Стиль складывался из сочетания противоположностей — не поступаясь академизмом, быть доступным всем — это и было основным принципом в выпуске вечных книг, составивших «Памятники мировой литературы», пожалуй, самую известную сабашниковскую серию. «Памятники» включали разделы: «Античные писатели», «Писатели Запада», «Творения Востока», «Народная словесность», «Русская словесность», «Книги Библии». Легко представить себе участника брусиловского прорыва или перекопских деяний, извлекшего из походной сумки в часы затишья том «Наедине с собой» Марка Аврелия и приобщающегося к мудрости веков. «Памятники мировой литературы» дают возможность проследить черты преемственности, которыми отмечена вся деятельность Сабашникова. В конце XVIII века Карамзин, ученик Новикова, напечатал перевод из Калидасы и статью о великом индийском поэте. Сабашников напечатал Калидасу с предисловием самого Сергея Федоровича Ольденбурга, востоковеда, одного из основателей русской индологической школы, академика, знатока буддизма и древнеиндийской литературы.





Подойдем к книгам, оставленным нам просветителем, и перелистаем несколько изданий, — о многом говорят нам вечные спутники, как принято именовать авторов подобного рода.

В серии «Записи прошлого» едва ли не все выпуски сразу же по появлении на свет являли собой духовные сокровища, — теперь, по истечении десятилетий, им цены нет. Серия издавалась с 1926 года под редакцией С. В. Бахрушина и М. А. Цявловского. Ставилась задача: «…дать изображение развития русской культуры и картину жизни и быта разных слоев русского народа в показаниях свидетелей и деятелей нашего прошлого».

Одна из самых артистичных книг, отчетливо выявляющих сабашниковский издательский почерк, — «Повесть о брате моем А. А. Шахматове» Е. А. Масальской. Думается, что об этой книге ныне следует рассказать более подробно. Была выпущена только часть первая, продолжение не успело увидеть свет и осталось в издательском архиве. Алексей Александрович Шахматов — выдающийся языковед, создатель трудов по фонетике, диалектологии, лексикографии, по истории русского языка и языку восточных славян. Неоценима заслуга Шахматова, проследившего историю создания летописных сводов, воссоздавшего, в частности, слои «Повести временных лет». В самом начале сабашниковского издания, в предисловии, приводился отрывок из речи академика Н. К. Никольского, посвященной герою книги: «Если бы в наше время продолжались старинные народные записи, которыми с таким увлечением занимался Алексей Александрович, то летописец без колебания и преувеличения был бы в праве отметить его кончину словами: „Такового не бысть на Руси прежде, и ныне не вем, будет ли таков“». Масальская написала повесть, изобилующую подробностями, красочно и живо рисующими будничный облик искателя слов, выглядящего на расстоянии лет почти легендарно. Будучи гимназистом, Шахматов все время проводил в университетских библиотеках. Его детской игрой было собирание санскритских, древнегерманских, персидских, иранских, финских, кельтских и других слов. На магистерской защите А. И. Соболевского с юным Шахматовым произошло следующее: «…из публики вдруг к удивлению всех поднялся маленький гимназист в синеньком мундирчике с серебряной каймой и стал возражать, да так дельно, так основательно, что Соболевскому пришлось отражать удары, как будто бы их наносила рука опытного бойца». Рядом — множество бытовых подробностей, показывающих будущего ученого как увлеченного человека: «Усевшись на длинную ольху, вывороченную еще осенней бурей, Леля начинал нам декламировать из Гомера, по-гречески, наизусть». Или: «В Козлове в вагон вошло несколько турок, и Леле доставило громадное удовольствие говорить с турецким офицером по-турецки и арабски».

И ныне книга сохраняет значение как источник сведений о пути Шахматова, как памятник культуры и быта, которые отшумели и ушли. В одном из изданий двадцатых годов было сказано: «Необходимо, чтобы с жизнью Шахматова познакомилась молодежь, новое поколение: у человека Шахматова можно многому научиться также, как многому научились у ученого Шахматова». Если с этой точки зрения подойти к повести Масальской, то мы не можем без благодарности не подумать и о Михаиле Васильевиче Сабашникове.

Перечислю наиболее существенное, выпущенное в серии «Записи прошлого»: «Из моей жизни» и «Дневники» В. Я. Брюсова, «Декабристы на поселении. Из архива Якушкиных», две книги воспоминаний Л. М. Жемчужникова, «Моя жизнь дома и в Ясной Поляне» Т. А. Кузьминской, ставшей, как известно, прототипом Наташи Ростовой, «Годы близости с Достоевским» А. П. Сусловой, дневники Софьи Андреевны Толстой, переписка Толстого и Тургенева, два выпуска мемуаров «При дворе двух императоров» А. Ф. Тютчевой, воспоминания Б. Н. Чичерина… По сути дела, каждая книга на вес золота, едва ли не каждая достойна стать украшением и библиотеки, и музея.