Страница 36 из 57
На обложках изданий серии «Записи прошлого» Сабашников воспроизводил отзывы о книгах, напечатанные в периодике. Так, на одной из обложек мемуаров Кузьминской — отклики на брюсовские «Из моей жизни» и «Дневники»: «Брюсов беспощаден к самому себе в изображении своего детства и юности. Записки являются ценным материалом к пониманию эпохи и самого Брюсова как человека» («Известия», 3 апреля 1927); «Перед нами чрезвычайно интересное литературное произведение, задуманное в определенном стиле искренности. Эта искренность заострена Брюсовым в сторону некоторого сгущения общечеловеческих качеств» («Красная новь», 1929, № 4).
Татьяне Андреевне Кузьминской не довелось закончить свою работу, рисующую довольно полно жизнь в Ясной Поляне. Вступительная заметка к третьей части мемуаров гласила: «Закончив третью часть воспоминаний, покойная Т. А. Кузьминская приступила к писанию следующей части, которая должна была заключать в себе рассказ о событиях 1870-х годов. Но из этой части Татьяна Андреевна успела написать лишь четыре главы, которые и печатаются в настоящей книге, в качестве приложения».
Среди самых памятных книг серии «Записи прошлого» следует отметить «Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей» П. И. Бартенева, издателя знаменитого «Русского архива», библиографа, историка, археографа, пушкиниста. «Рассказы о Пушкине…» завершили многочисленные бартеневские штудии, вошедшие в духовный обиход страны. Напомню о таких знаменитых изданиях Бартенева, как «Записки Г. Р. Державина», «Осьмнадцатый век», «Девятнадцатый век», «Архив кн. Воронцова» (в течение четверти века последний был издан в сорока выпусках), «Собрание писем царя Алексея Михайловича»… Как известно, Петр Иванович Бартенев умер в двенадцатом году и выпуск его «Рассказов о Пушкине…» — заслуга Сабашникова и его ученого окружения. Недаром бытовало в двадцатых годах выражение: «Сабашниковская академия».
Следует отметить, что Михаил Васильевич настоятельное внимание уделял тщательности публикаций и опыт серии «Записи прошлого» вошел в золотой фонд издательской культуры. Текстологический уровень, редактирование, пояснительные статьи, справочные отделы — все «высшего чекана», и на расстоянии лет это видится особенно хорошо. Если мы сегодня перелистаем «Алфавитный указатель имен и примечания» к выпускам Т. А. Кузьминской, то увидим, какой бесценный энциклопедический материал они содержат. А ведь именно эти бесчисленные Агафьи Михайловны, Васьки, Веры Ивановны, Кирюшки составляли бытовое окружение толстовской семьи в Ясной Поляне.
Единство художественного оформления объединяет «Записи прошлого». Здесь опять-таки напомним слова, произнесенные в 1926 году Русским обществом друзей книги, характеризовавшим Сабашникова таким образом: «За отдельной вещью он никогда не теряет общего облика собрания. Его больше радует ясность сопоставления и последовательность развития, нежели любование тем ли, этим ли приглянувшимся экземпляром <…>. В сабашниковской книге есть музейный вес. Когда они подбираются рядом и вытягиваются на полках, — сказывается их музейная природа <…>. Кажется, будто в них есть какая-то капля драгоценной крови палеотипов». На первый взгляд, причем тут палеотипы, то есть печатные издания первой половины XVI века? Причем здесь те, кто прославлен выпуском палеотипов, как, например, Альд Мануций или Франциск Скорина? Но, если вдуматься глубже, названные имена открывают возможность для сопоставлений. Дело не только в том, что Сабашников, как некогда Альд Мануций Старший, издавал самозабвенно античных авторов, в том числе Софокла и Еврипида. Сходство в другом — благородно-скромные книги московского издателя, выходившие в бурные десятилетия, являются, как и палеотипы Мануция, шедеврами книгопечатания, в них на свой лад «все гармония, все диво». М. Сабашников умел находить людей знающих, увлеченных, вкладывающих в дело душу. Заметную роль в создании облика сабашниковской книги сыграл А. И. Кравченко, издательскую марку сделал Д. И. Митрохин.
Издательство Сабашниковых существовало до 1930 года и выпустило свыше шестисот названий книг. Затем на основе сабашниковской редакции возникло кооперативное издательство «Север», в котором редакционно-издательской частью заведовал Михаил Васильевич. Под маркой «Севера» Сабашников напечатал несколько книг из «Записей прошлого», в том числе такие ценнейшие, как «Хроника рода Достоевского». «Петербургские очерки» П. В. Долгорукова печатались под редакцией Павла Щеголева, видного историка, интересовавшегося революционным движением, автора знаменитой книги «Дуэль и смерть Пушкина». Павел Елисеевич умер в 1931 году, и долгоруковские «Петербургские очерки» и ставшая знаменитой книга о Пушкине стали достоянием читателей позднее.
Осенью 1934 года «Север» перестал существовать, став частью «Советского писателя». В памятном году — в одиннадцатый раз! — Сабашников напечатал определитель флоры Средней России, — в минувшем веке именно с этой книги П. Ф. Маевского началась издательская деятельность юных братьев. Недаром латинское изречение гласит, что и книги имеют свою судьбу.
После реорганизации «Севера» Сабашников был, как вспоминают близкие, «сотрудником артели по изготовлению наглядных пособий для школьников».
Еще в двадцатых годах Михаил Васильевич взялся за написание воспоминаний. Неторопливо, страница за страницей, воссоздавал он своим бисерным почерком былое, — множество лиц и судеб стояло перед его глазами. Ничего не хотелось упускать, и иногда подробности под пером слишком выходили на первый план. Но в них-то — вся соль. Сообщается о встречах в Лозанне со старым другом Герцена — Н. В. Жуковским, сохранившим благодарную память об издателе «Колокола». Через Жуковского к нам и доносит Сабашников отточенные герценовские максимы: «История движется по диагонали. Чтобы диагональ эта получила желательное нам направление, мы должны изо всех сил тянуть в свою сторону!» С кем только не приходилось за долгие годы общаться мемуаристу — Миклухо-Маклай, Шанявские, Танеев, Вернадский, С. Н. Трубецкой, Брюсов, Голубкина…
Личные и общественные подробности тех времен, записанные Михаилом Васильевичем, бесценны. Обращает внимание на себя язык воспоминаний — естественно-разговорный, деловито-точный, но без навязчивой канцелярщины, ставшей на рубеже столетий привычной в бумагах «людей пера». Кратки и выразительны характеристики деятелей прошлого. Всего несколько штрихов, — и перед нами портрет собирателя народных картинок Дмитрия Ровинского, чьи коллекции, став музейным достоянием, ценятся и сегодня. А как живописна Москва, нарисованная Сабашниковым! Незабываемы страницы, посвященные встрече в Колонном зале Л. Н. Толстого и К. А. Тимирязева…
Книга эта, дорогие читатели, родилась не вдруг. Михаил Васильевич успел сделать лишь «черновые наброски», хотя они и обладают несомненными и редкими достоинствами — предельно точны, естественны, живописны, своеобразны. Некоторые страницы — превосходная проза (перечитаем характеристику Маевского или сопоставление Москвы с Парижем…). Рукопись бережно хранилась в семье Нины Михайловны Артюховой, дочери Сабашникова. Когда в семидесятых годах возник «Альманах библиофила», то на его страницах и были напечатаны первые отрывки из мемуаров Сабашникова. В дальнейших хлопотах и в подготовке текста к печати приняли участие Нина Михайловна Артюхова и внучки Сабашникова Татьяна Григорьевна Переслегина и Елена Сергеевна Сабашникова.
…В сорок первом году — прямое попадание немецкой бомбы в квартиру Сабашниковых в Лужниках пятого ноября. Михаил Васильевич был тяжело ранен и засыпан рухнувшей стеной; его, заживо погребенного, откопали, и несколько месяцев жил он в условиях фронтового города. 12 февраля 1943 года Сабашников окончил дни свои.
Какую бы из сабашниковских книг мы ни взяли, будь то «Памятники мировой литературы», «Страны, века и народы», «Русские Пропилеи», сочинения Белинского, Аристофана, Огарева или Шелли, труды, посвященные декабристам, или «Русь» Пантелеймона Романова, — во всем мы чувствуем прикосновение заботливых рук, внимательный глаз, — каждая является связующим «мостом» между читателем и автором. В 1975 году в Ленинской библиотеке состоялась выставка изданий Сабашниковых, — она была торжественно открыта, посещалась многочисленными читателями и пробудила интерес к тому, что удалось сделать Михаилу Васильевичу.