Сломанные вещи

Но она была писательницей. Настоящим талантом. Это она настояла на том, чтобы мы собирались вместе по меньшей мере два раза в неделю, чтобы работать над «Возвращением в Лавлорн», фанфиком, который мы сочиняли вместе, продолжением книги «Путь в Лавлорн», которое разрешит все вопросы, возникающие из-за ее ужасной, непонятной, незавершенной концовки. Она садилась по-турецки на кровать Бринн и, сидя так, говорила нам, как надо изменить ту или иную сцену и какие добавить детали. Потом она, бывало, пропадала на неделю и возвращалась с шестьюдесятью или около того страницами текста, в котором героинями оказывались мы, а не Эшли, Эйва и Одри. И всякий раз эти главы были великолепны, подробны, удивительны и написаны так блестяще, что мы просили ее попробовать их опубликовать.

Однако ответы Саммер на вопросы контрольной никуда не годятся. Она глупо меняет местами самые простые слова, делает дурацкие орфографические ошибки, пишет половину букв задом наперед, использует слова, которые звучат похоже на те, которые надо было бы использовать, но имеют совершенно другой смысл.

И меня обдает жаром догадка – внезапно доходит, что Саммер никак не могла написать те безупречные страницы «Возвращения в Лавлорн», которые она приносила после своих отлучек.

Значит, в этом участвовал кто-то еще.

Солнечный свет сделался ярче, а тени – темнее, деревья стали в разы выше, зелень их листьев чуть изменила оттенок, и все девочки, не говоря друг другу не слова, поняли, что происходит нечто чрезвычайно интересное и важное и что они оказались в таком месте леса, которое было им еще не знакомо.

– Я не помню никакой реки, – сказала Одри, сморщив нос, как она часто делала, когда приходила в замешательство.

– И никакой конкретики – добавила Эйва, вслух прочитав прибитый к высокому дубу указательный знак, на котором аккуратными буквами были выведены слова: «Добро пожаловать в Лавлорн».

– Лавлорн, – презрительно сказала Одри, потому что она часто с презрением относилась к вещам, которых не понимала. – Это еще что такое?

Эшли покачала головой.

– Может быть, нам лучше вернуться назад? – нерешительно спросили она.

– Ни за что, – отрезала Эйва. А поскольку Эйва была самой хорошенькой и самой категоричной из трех девочек и остальные всегда делали то, что она говорила, они вместо возвращения назад продолжили идти вперед.

Наши дни

Вечер среды в «Перекрестке» – это вечер просмотра фильмов, и после ужина все девушки собираются в комнате отдыха, причем половина их уже облачена в пижамы. Здешнее собрание фильмов на DVD убого донельзя и делится всего на две категории: так называемые «драмы об исцелении», то есть плохие телефильмы о закоренелых наркоманах или алкоголиках, оказывающихся на самом дне жизни, после чего к ним приходит прозрение и они уезжают в Коста-Рику, чтобы найти там любовь и посвятить себя благотворительной деятельности, или немногочисленные нормальные кинофильмы, соответствующие требованиям «Перекрестка» об отсутствии бранных слов, изображения секса, насилия, алкоголя и наркотиков, иными словами, почти всего того, из-за чего фильм хотелось бы посмотреть, если тебе больше шести лет. Старый фильм с участием Тома Хэнкса «Большой» прошел отбор, и «Холодное сердце» – тоже, вроде бы потому, что в этом мультике отдается дань идее принятия самого себя. Но я почти уверена, что «Холодное сердце» находится в нашем собрании фильмов только потому, что одной из местных психотерапевтов, Триш, нравится звучащая в нем музыка.

Сегодня все голосуют за то, чтобы послушать местные новости. Предполагают, ураган, продвигающийся по северо-востоку страны, доберется до нас в полночь, и все паникуют из-за угрозы перебоев с подачей электроэнергии и воды и перспективы остаться без электричества на несколько дней.

– А я и не знала, что у нас есть телевизор, – говорит девушка, которую, кажется, зовут Элиссой. Она немного напоминает куклу-маппет из «Улицы Сезам» или «Маппет-шоу». У нее даже кожа имеет неестественный, слегка оранжевый цвет, поэтому одно из двух: либо она фанатка соляриев, либо выросла рядом с атомной электростанцией и теперь радиоактивна.

– А у нас тут есть Showtime? – спрашивает другая девушка, Монро. – Или HBO?

Монро находится здесь вроде бы потому, что опиатная наркоманка (каковой считаюсь и я), но я почти уверена, что ко всему прочему она еще и самый докучливый человек на Земле. Всякий раз, когда она берется о чем-нибудь рассказывать, она непременно вворачивает ссылку на какой-нибудь дурацкий телесериал. «Я чувствовала себя так же, как Арианна во втором сезоне «Романтических врачей», когда в последний момент ее обошли, хотя все думали, что она победит».

– Здесь есть только местные новости, – говорит Джослин, одна из моих любимых психотерапевтов. Она нажимает кнопку на пульте дистанционного управления, и на экране появляется надпись: «Ошибка ввода/вывода».

– А как насчет общенациональных новостных каналов? – спрашивает Монро, и в голосе ее звучит нарастающее отчаяние, как будто это вопрос жизни и смерти, как будто мы все застряли посреди пустыни и речь идет о том, сколько остается времени до того, как мы начнем поедать друг друга.

– Только местные новости, Монро, – повторяет Джослин, и девушка откидывается на спинку дивана.

Джослин нажимает еще несколько кнопок на пульте, и телевизор оживает – на экране появляется репортерша, в одной руке держащая микрофон, а другой придерживающая капюшон дождевика. За ее спиной сильный ветер клонит к земле деревья; с одного из ближайших магазинов сносит навес, и он, кувыркаясь, летит по улице.

Через пару секунд к изображению прибавляется и звук.

– …стою здесь, на Главной улице Уэст-Веллингтона, – говорит репортерша, стараясь перекричать шум ветра. – Как вы видите по картине за моей спиной, сюда добрался тропический циклон «Саманта»…

Уэст-Веллингтон – это городок, в котором живет Уэйд. Он находится недалеко от Твин-Лейкс, между ними расположены всего два города. Почему-то мне на ум приходят не мать и сестра, а Миа – Миа, сидящая взаперти в своем большом доме, слушая, как ветер стучит в ставни. Несмотря на то что я не разговаривала с ней уже пять лет и, наверное, уже три года как не видела ее, у меня вдруг возникает желание позвонить ей и спросить, все ли с ней в порядке.

– Тропический циклон? – Элисса протягивает руку за попкорном. – А я думала, что речь идет об урагане.

– Тише, – говорит ей одна из других девушек.

– А какая между ними разница? – спрашивает кто-то еще.

– Тише! – одновременно вопят уже несколько девушек.

– …По словам метеорологов, порывы ветра пока достигают только сорока миль в час, так что этой буре была присвоена категория ниже по сравнению с более ранними прогнозами, предсказывавшими небывалый ураган, – говорит репортерша. – Однако специалисты предупреждают, что это еще только начало и ожидается, что буря усилится, когда столкнется с холодным атмосферным фронтом, идущим с Атлантики. Все еще остается возможность, что нас все-таки ждет ураган с рекордным по силе ветром, отключениями электричества и закрытием проезда по дорогам. В общем, крупные неприятности.

На экране появляется другой телерепортер, на этот раз вещающий, сидя за столом в студии. Он одет в плохо сидящий на нем костюм, и зубы у него слишком белые и слишком квадратные, чтобы быть его собственными.

– Берегите себя, сидите по домам…

– Ну все, приемный день отменяется. – Рейчел скорчивает гримасу. Ее поместили сюда из-за депрессии и расстройства настроения – в эту группу включают всех, у кого имеются серьезные суицидальные наклонности – то есть всех тех, кто проделывал нечто более серьезное, чем просто вогнать в руку канцелярскую кнопку, чтобы проверить, больно ли это (это и впрямь больно). У Рейчел приятное узкое лицо, напоминающее беличью мордочку, и на первый взгляд кажется, что она похожа на девчонку, у которой хочется списать контрольную по математике – но это впечатление тут же проходит, когда она закатывает рукава, и ты видишь на ее руках многочисленные следы от инъекций наркотиков.