Страница 22 из 47
Солдаты и офицеры вермахта были самоуверенны и наглы, считая себя победителями. Эту черту у немецких военных отмечали русские солдаты Первой мировой войны. «Я немцу его умелость прощаю, – говорил русский, – я бы у него и поучиться захотеть смог. А не прощаю я ему, что он тебя ну просто и за полено не считает, ну просто как бы и не видит тебя вовсе»[138]. На высокомерие уверенного в своей безнаказанности указывали фронтовые корреспонденты К. Симонов и К. Федин. К. Симонов вспоминал о поведении военнопленных немцев: «…было непонятно, кто из них храбр, кто труслив. Все человеческие качества в них заглушил, перекрыл гонор – общая, повсеместная наглость захватчиков. Видя, что их не бьют и не расстреливают, они корчат из себя храбрецов. Они считали, что война кончится через две недели, что этот плен для них, так сказать, вынужденный отдых и что с ними по-человечески обращаются только из страха, от того, чтобы избежать мести впоследствии. Сейчас это исчезло. Армия наглецов в дни поражения переменилась»[139]. А вот что писал К. Федин: «…я был в лагере военнопленных и видел немецких летчиков, сбитых нами в самых первых боях… Все они были похожи друг на друга – с заносчивым огоньком в глазах, с высокомерными, глуповато вздернутыми физиономиями. Кое-кто из них насчитывал с полсотни налетов на Лондон, кто-кто успел покидать бомбы в Польше, Греции, над Парижем. Все были награждены за свой разбой «пряжками» и Железными крестами. Им казалось, они отправились в развлекательную прогулку покорения России, и они очутились в лагере явно к великому своему удивлению»[140].
На картах, заготовленных немецким Генштабом, кощунственно были начертаны немецким шрифтом названия исконно русских деревень, сел и городов, рек и озер. Например, на карте белорусское село Малая Рыбаковщина – Malaya Rybakowschtschyna. Под всеми названиями сел и деревень стояли цифры. Вначале они указывали число дворов, после того, как там побывали нацисты, эти цифры становятся черным итогом пожара: деревня такая-то, сожжено дворов столько-то[141].
К вечеру 22 июня на Юго-Западном фронте противнику удалось продвинуться на 15–20 км. На Львовском направлении части вермахта вторглись на 10–15 км, передовые его танковые дивизии, преодолев пограничную полосу, где все еще шли бои, прорвались на глубину от 30 до 50 км, а на Брестском – до 50–60 км, и заняли г. Кобрин. Но в сводке Главного командования РККА за первый день войны, переданной Телеграфным агентством Советского Союза (ТАСС) сообщилось, что противник всюду отбит с большими для него потерями и только на гродненском направлении достиг незначительных тактических успехов[142].
Успехи вермахта были бы невозможны без четкой работы немецких спецслужб и прежде всего абвера, который сосредоточил основные усилия на разведывательном обеспечении боевых операций войск, имея в виду задачи первого этапа плана «Барбаросса». Поэтому сотрудники абвера значительно активизировали работу своей агентуры.
Внедренные по методу полковника Николаи высококвалифицированные разведчики делали свое дело: в этом можно было убедиться уже по точности первых захваченных у немцев в начале войны топографических карт, по перечням оборонных объектов, куда, прежде всего, будущие захватчики намеревались направить свои удары, и по заранее подготовленным спискам «подлежащих уничтожению враждебных элементов» в Советском Союзе. На основании архивных документов, на предвоенные недели и первые недели военных действий приходится заброска через демаркационную линию, а затем и за линию фронта наибольшего числа заблаговременно подготовленных агентов абвера и СД.
В первые месяцы войны агентура абвера в большинстве случаев перебрасывалась через линию фронта без предварительной подготовки и тщательного инструктажа. Наибольшее распространение имела практика переброски агентов-одиночек под видом беженцев, бежавших из лагеря военнопленных, отставших от своих частей, выходящих из окружения красноармейцев. Они сравнительно легко просачивались в ближайшие тылы советских войск. В одиночку, естественно, засылались и крупные агенты абвера, направляемые для выполнения какого-либо особо важного задания. На этом этапе были установлены лишь отдельные факты тщательной подготовки агентуры из числа советских граждан. Абвер в прифронтовой полосе получил задание собирать различные образцы документов, действительных на советской территории. Особое внимание было обращено на сбор чистых бланков врачебных заключений, удостоверений о болезни и отпусках, проездных документов, паспортов, военных удостоверениях и др.
Немцы рассчитывали на дезорганизацию советского тыла, не уделяя достаточного внимания обеспечению своей агентуры необходимыми документами для прикрытия, тем более что абвером в ходе боев было захвачено большое количества различных документов и материалов войсковых штабов, партийных и советских органов, шифров, которые явились важным источником разведывательной информации. «В начале войны, – говорил один из руководителей абвера генерал Г. Пиккенброк, – командование германской армии не проявляло интереса к сведениям агентурной разведки, так как в его распоряжении имелось большое количество пленных и трофейных документов, которые достаточно подробно характеризовали положение, а немецкий Генеральный штаб имел полное представление о войсках противника», но для получения разведывательных сведений им приходилось делать ставку на легальные возможности[143].
Активно действовали немецкие мобильные «разведотряды», которые состояли из солдат и офицеров на мотоциклах, бронемашинах, бронетранспортерах с прицепленными к ним противотанковыми орудиями и нескольких легких и средних танков. Ранним утром 22 июня 1941 г. роты полка «Бранденбург-800» двигались в авангарде наступающих частей вермахта. При пересечении советско-германской границы в районе г. Бреста первой шла 12-я рота 3-го батальона, личный состав которой был одет в красноармейскую форму[144]. Разведотряды двигались по дорогам со скоростью 40 км/час. Следом вплотную за ними шла основная масса танков, поддерживавшая постоянную радиосвязь с передовым отрядом и готовая по сигналу развернуться в атакующие порядки, если авангард натолкнется на сопротивление. Позади танков в арьергарде двигалась смешанная группа из мотопехоты и дивизионной артиллерии[145].
Абверу удалось значительно дезорганизовать наше управление войсками. В первые часы войны немцы выбросили на парашютах множество диверсионных групп численностью от нескольких десятков до двухсот человек. Лазутчики из специальных диверсионно-разведывательных формирований абвера: «Бранденбург-800», «Нахтигаль», «Эрна» и др., переодетые в форму советских военнослужащих, проникали в армейские тылы для дезорганизации управления войск. Подключившись в наши линии связи, они давали ложные и противоречивые команды, значительно усложняли управление воинскими частями и соединениями, нарушали работу тыла, захватывали мосты, железные дороги, аэродромы и другие военные объекты, сеяли панику среди бойцов, командиров и местного населения, распространяли ложные слухи[146].
С самого начала войны немецкие спецслужбы запятнали себя преступлениями. Так, еще 18 июня 1941 г., за четыре дня до нападения на Советский Союз, батальон «Нахтигаль» получил приказ подтянуться к границе, а 22 июня он вошел в с. Разымн и через три дня двинулся по направлению ко Львову. Банды оказались в городе раньше эсесовских частей и специальных команд СС. По существу, командование вермахта выдало город на разграбление, уничтожение и поругание батальону. Головорезы из абверовского батальона были в форме фашистского вермахта, но с желто-голубыми полосками и с металлическим значком «трезубец». Батальон бесчинствовал в городе семь дней и ночей. Пьяные вооруженные головорезы вламывались в квартиры, грабили, жгли, насиловали. Людей расстреливали сотнями, заживо закапывали в землю, забивали насмерть прикладами, травили овчарками. У командования батальона был заранее продуманный и согласованный с высшими инстанциями план полного истребления коммунистов, советских патриотов и львовской интеллигенции, а затем значительной части остального населения города. В городе говорили: «Гитлеровцы на завтрак едят евреев, на обед – поляков, на ужин – украинцев»[147].
138
Федорченко С. Народ на войне. М., 1990. С. 172.
139
Военная публицистика и фронтовые очерки. М., 1966. С. 122.
140
Советская Россия. Отечественные записки. № 7 (205), 8 мая 2010 г. С. 6.
141
Военная публицистика и фронтовые очерки. С. 491.
142
Кочетков Д. С закрытыми люками. С. 12.
143
Великая Отечественная война 1941–1945 годов. Том шестой. Тайная война. Разведка и контрразведка в годы Великой Отечественной войны. С. 159.
144
Там же С. 343.
145
От «Барбароссы» до «Терминала». Взгляд с Запада. М., 1988. С. 62.
146
Петров Б.Н. 1941: работа над ошибками. От летней катастрофы до «чуда под Москвой». М., 2012. С. 75.
147
Мельников Д., Черная Л. Империя смерти. Аппарат насилия в нацистской Германии. 1933–1945. М., 1987. С. 331.