Страница 20 из 47
Важнейшее место в программе обучения занимало освоение агентом методов подрывной работы: всякий раз для каждого в зависимости от характера предстоящего задания, то есть в соответствии с профилем его будущего использования. Но были общие вопросы, которые изучали все, независимо от специфики будущей задачи. Это организация советских вооруженных сил, уставы, наставления и вооружение Красной армии, инженерное дело, топография и тактика, строевая подготовка и парашютизм.
Будущих диверсантов обучали способам подрыва поездов (прежде всего воинских эшелонов с живой силой, боевой техникой и боеприпасами), разрушения железнодорожного полотна, мостов, линий высоковольтной передачи и других сооружений стратегического значения. Теоретические знания закреплялись практическими прикладными занятиями в полевых условиях, приближенных к реальной обстановке.
Много времени уделялось пользованию оружием, методам бесшумного захвата и умерщвления жертв нацистской разведки.
В разведшколах шла интенсивная антисоветская обработка, которая в общем-то находила известную почву, особенно в первый период войны, породившей растерянность среди определенной части красноармейцев и командиров. Слушателей разведывательных школ вовлекали в антисоветские организации типа «Союза борьбы за освобождение России» и «Национально-трудового союза». Важнейшей целью антисоветской обработки агентов, как ее понимали руководители абвера и СД, было внушить мысль, что они не просто шпионы в обыденном смысле этого слова, а «русские, украинские, грузинские патриоты, ведущие борьбу за лучшее будущее своей страны и своего народа».
Читателю, интересующемуся подготовкой агентуры спецслужбами Германии в годы Второй мировой войны, авторы рекомендуют обстоятельную книгу Ф. Сергеева («Тайные операции нацистской разведки 1933–1945 гг.». М., 1991).
Особое внимание уделялось подготовке агентов-радистов. Она была обособлена, строжайше засекречена и проводилась в основном в крупных разведывательных школах: под Берлином, в районе Варшавы, Белграда и Гааги и др., в том числе развернутых на оккупированной советской территории. Работа велась над тем, чтобы, с одной стороны, обеспечить создание надежно функционирующих агентурных радиопередатчиков, а с другой – организовать в короткие сроки подготовку значительного числа квалифицированных радистов, обратив особое внимание на отработку скорости и четкости передачи. Немцам удалось создать шифры, которые с большим трудом поддавались раскрытию. Радиосвязь потеснила личные встречи, курьеров, использование тайников и др. и стала преобладающей. Срок обучения агентов зависел от характера их будущей деятельности: для разведчиков ближнего тыла – от двух недель до месяца, разведчиков глубокого тыла – от одного до шести месяцев, для диверсантов – от двух недель до двух месяцев, радистов – от двух до четырех месяцев и больше.
После окончания теоретического курса и практических занятий с учетом личности нелегала и характера возлагавшихся на него заданий тщательно и во всех подробностях отрабатывалась легенда, под которой ему предстояло выступать – легенда прикрытия. Их обстоятельно инструктировали, на этот раз, конечно, порознь. Случалось и так, что у некоторых агентов было две и даже три легенды – этого требовали условия, в которых они могли оказаться по ходу дела. Значительное внимание уделялось деталям легенды, в частности, таким, как метка на нижнем белье, фасон обуви или что-нибудь другое, в обыденной жизни не привлекающее, казалось бы, никакого внимания. В РСХА стремились добиваться такого положения, чтобы нелегал в любой ситуации безупречно знал «свой маневр», мог, что называется, во сне безошибочно воспроизвести детали своей биографии и данные, касающиеся его семьи, других родственников, особенно если эти данные поддавались проверке (например, адреса, описание местности и т. д.). Нелегал должен был свободно описать предприятие, где он якобы работал, соседей, которые жили по указанному им адресу. Он обязан был не только в совершенстве владеть языком страны, где ему предстояло работать, но и твердо держаться одного какого-либо диалекта, присущего населению определенной территории. Важно было знать особенности «своего» региона, ориентироваться в обычаях и нравах местных жителей, чтобы какой-либо оплошностью не возбудить подозрений.
В подкрепление легенды готовились соответствующие фальшивые документы, личные письма, фотографии. В первый период войны подбор таких документов не составлял большого труда: много всяких бланков попало в руки противника среди трофейного имущества, оставленного советскими частями при отступлении или которое было оставлено учреждениями, эвакуировавшимися под огнем противника. Однако со временем менялись старые и появлялись новые формы документов и бланков, становился иным характер печатей, создавались и расформировывались воинские и гражданские учреждения, менялась их дислокация.
По соображениям конспирации (особенно в тех случаях, когда задание предусматривало установление связи с агентами, оставленными нацистами на освобожденной нашими войсками советской территории), они должны были время от времени менять местожительство, а также свои имена, используя имевшиеся запасные комплекты фальшивых документов. Вооружение лазутчиков составляло табельное оружие Красной армии – ППШ, пистолеты, гранаты, кинжалы, ножи.
Во все времена решающим условием успешной деятельности разведчика была и остается надежная связь с центром. В военной обстановке, когда ситуация может мгновенно и радикально изменяться, а своевременно добытые данные о предполагаемом маневре противника способны спутать все его карты, значение четко работающей связи возрастает во сто крат. Поэтому в каждой группе агентов, включавшей обычно 5–7 человек, непременно имелся радист с коротковолновой приемопередающей радиостанцией, шифрами и дешифровальными блокнотами[129].
Во время войны для заброски агентов на советскую территорию использовалась эскадрилья «Гартенфельд». Агентов сбрасывали на парашютах и снабжали топографическими крупномасштабными картами с нанесенным маршрутом движения из района приземления. Некоторые агенты нелегально переходили линию фронта, просачиваясь через боевые порядки советских войск. Агенты-одиночки проникали в наш тыл под видом беженцев, выходящих из окружения бойцов Красной армии, солдат, отставших от своих частей и др. Из общего количества агентов, заброшенных в СССР, непосредственно в зону боевых действий Красной армии было направлено 55 %[130].
Имея хорошо подготовленные кадры, немецкие спецслужбы в начале войны переигрывали советскую военную контрразведку не только в прифронтовой полосе, но и на оккупированной территории. Так, из донесения № 393 от 16 июня 1942 г. в штаб 11-й армии вермахта стало известно, что противник имел довольно много информации о планах советского командования. Пленные парашютисты далеко не все отстреливались до последнего патрона и, попав в плен, рассказывали немецкому командованию об организационно-штатной структуре специальных подразделений, местах их дислокации, характере подготовки наших диверсантов-разведчиков. По данным противника, с октября 1941 г. до середины июня 1942 г. на территорию Крыма было выброшено 328 советских парашютистов, из которых немцам удалось захватить 140 человек.
Наиболее удачно была проведена немцами операция по ликвидации разведывательно-диверсионных групп в начале марта 1942 г. Из 145 выброшенных в тыл противника парашютистов группами по 3–5 человек было захвачено 112 человек. «Бросается в глаза, – отмечалось в контрразведывательной сводке от 17 июня 1942 г., – что агентов не особенно подбирают, не обращая внимания на их особые способности, возраст или пол, и в большом количестве забрасывают в тыл немецких войск. Посылается до 10 агентов для разведки одного объекта в одном и том же районе. Поэтому часто получается, что хотя бы один агент выполнит задание и возвратится обратно. Используют в качестве агентов в массовом масштабе девушек, которые особо обучают, и нам, немцам, в будущем придется с этим считаться»[131].
129
Сергеев Ф. Указ. соч. С. 258.
130
Коровин В.В. Разведка и контрразведка в годы Великой Отечественной войны. М., 2003. С. 11.
131
Мельничук Е.Б. Подготовка партизанского движения в Крыму. Севастополь, 2006. С. 36–37.