Страница 9 из 11
Но я-то знаю, Надежда, та только на словах такая резкая, а как кто заплачет у нее на плече, так и выслушает, и по головке погладит. Так что понимает она меня, своего соседа, и мой нелегкий поповский труд. Потому и сочувствует:
– Двое мы здесь с тобой души лечим. Только у тебя, батюшка, свой приход, а у меня свой.
Однажды в какой-то из дней Рождественского поста ставлю автомобиль на стоянку, как раз через дорогу напротив бани. Нужно сказать, что стоянка относительно бани расположена на возвышенности, потому мне со своего места видно все, что происходит рядом с баней.
Я вышел из машины, достал телефон и собираюсь позвонить. В это время дверь в баню распахивается, и в то же мгновение, хохоча и приплясывая, из нее на улицу разом вываливаются три девицы.
Еще лет тридцать назад их отнесли бы к женщинам бальзаковского возраста, по сегодняшней классификации – все они молодежь до сорока. Пьяные и потому веселые, едва сохраняя равновесие, они забавно выплясывают что-то наподобие джиги.
На головах у всех троих поверх обтягивающих лыжных шапочек красуются ободки с красного цвета рогами из мягкого материала.
Моя соседка Надежда, выпроваживая гостей, довела их до калитки. Увидела меня, обрадовалась и крикнула:
– Вот, батюшка! О чем мы с тобой и говорили. Как видишь, у тебя свой приход, а у меня свой! У нас девушки отдохнули, в баньке попарились, соответственно, и набрались. Слышь, как горланят, сердешные?! Теперь твоя очередь! Самое время принимать моих «чертовок» на покаяние! – И, уже обращаясь к веселящимся подругам, добавляет: – Вперед, красавицы! Из ада прямиком на небеса. – И показывает им рукой в мою сторону.
Те, какими бы ни были пьяными, рассмотрели во мне священника и принялись возмущаться:
– Позвольте, что значит «из ада»?! Почему «из ада»?!
Надежда:
– Как это почему? Вы друг на дружку-то посмотрите, какие у вас на головах роги повырастали! – И смеется: – Чертовки! Как есть чертовки!
Девушки приглядываются, видят рога и перестают смеяться. Мгновенно протрезвев, еще какое-то время соображают, а потом дружно направляются в мою сторону.
– Батюшка, мы не хотим в ад! Не хотим! Прости нас Христа ради! – И, не снимая украшений с рогами, лезут ко мне на стоянку.
И вот уже все трое, размазывая по щекам пьяные слезы, утыкаются мне мягкими рожками кто в грудь, кто в бок.
– Кать, ты расскажи, расскажи о своей беде!
– Ой, батюшка родненький! Мне уже тридцать шесть, а детей все нет. Бросит меня мой Мишка, точно бросит. Я уж и к Матронушке ездила, в очереди отстояла. Ребеночка просила, а его все нет.
Вторая «чертовка» тоже плачет. Глажу ее по рожкам:
– А у тебя что?
– Последнее время с мужем постоянно ругаемся. И с работой вот тоже, как бы с нового года не сократили.
Смотрю на третью. Лицо знакомое. Только при встречах со мной она, не здороваясь, проходит мимо.
– А ты что заходишься?
– Так подруги это мои. Из Москвы ко мне на день рождения приехали. Люблю я их очень! Потому и плачу, что жалею. Батюшка, не хотим мы в ад! На небеса хотим!
– Ладно, не плачьте, замолвлю о вас словечко. Только и вы о Боге не забывайте, в храм приходите молиться. Хоть что-нибудь делайте ради вашего спасения.
– Придем, придем! Обязательно придем!
И вот уже весело галдящая троица с рожками красного цвета на головах, пританцовывая, отправляется себе дальше. Иногда кто-нибудь из них неловко оступается и падает в снег. Остальные помогают подняться и тоже падают. Женщины барахтаются в снегу и продолжают веселиться.
Со времени той встречи прошло недели две. Однажды вечером захожу в «Пятерочку» и вижу ту самую женщину, одну из трех, что живет у нас в поселке. Она выбирает что-то из продуктов и складывает в тележку.
Остановился немного в стороне, смотрю на нее и думаю: интересно, если я к ней сейчас подойду и поздороваюсь, будет ли это с моей стороны корректно? Как-никак всего две недели назад человек лил слезы у меня на груди, к чему-то это да обязывает. Если не поздороваюсь, она может и обидеться.
Пока я так стоял и размышлял, женщина, словно услышав мои мысли, подняла на меня глаза и посмотрела. Взгляд без эмоций, так смотрят на чужих, незнакомых.
Равнодушно пробежав по моему лицу глазами, она продолжила выбирать товар. А я обрадовался, что сам не подошел к ней и не стал набиваться на разговор.
Ладно, пускай не узнала, зато сняла ободок с рогами. В наше время это уже что-то да значит.
Полбуханки черного хлеба
Рассказ одной знакомой мне женщины:
«В начале девяностых годов уже прошлого столетия наша семья жила очень и очень скудно. Зарплату на заводе постоянно задерживали, а если и давали, то всегда по частям. Идешь в магазин, а сама до этого все монетки в кошельке пересчитаешь.
Однажды выхожу из магазина. В сумке немного сахару, подсолнечного масла, муки два килограмма и половинка буханки черного хлеба. Выхожу – и нос к носу сталкиваюсь со своей знакомой, даже, можно сказать, подругой.
Еще совсем недавно она, заводная и, как сейчас говорят, креативная, была душой всей нашей компании. Заводская художественная самодеятельность, конкурсы, веселые старты для детей – все это проходило при ее непосредственном участии.
Был у нее сын. Единственный и, разумеется, любимый. Когда у нас в стране началась перестройка, он с головой окунулся в бизнес. Брал деньги в долг под большие проценты, но прогорел и стал скрываться от кредиторов.
Сам-то он скрылся, а мама осталась. Вот к маме и стали регулярно наведываться коротко стриженные парни в кожаных куртках с увесистыми цепями на шеях. Приходили не церемонясь. Выгребали все, что находили, и уезжали до следующего раза. Если ничего не находили, то били нещадно.
Вот стоит эта моя знакомая. Со стороны – точно издыхающая бродячая собака. Жалкая, согбенная, и смотрит на меня умоляющими глазами.
– Прости, Валечка. Прости, что обращаюсь к тебе с такой просьбой. Знаю, сейчас всем тяжело, но мне совсем нечего есть. Глаза прикрываю и вижу черный хлеб. Мягкий, пахучий. Умоляю, дай мне денег на пол буханки черного хлеба!
Понятно, мне ее жалко. Но у меня в кошельке совсем ничего не осталось.
– Катя, милая, да я бы с радостью! Но сама посмотри: ни одной копеечки. – Открываю кошелек, переворачиваю, трясу – совсем пусто.
Она извинилась, повернулась ко мне спиной и пошла прочь от магазина. А утром следующего дня ее нашли висящей в петле.
Это же сколько лет прошло с того дня… Считай, четверть века. И только сейчас я вдруг подумала: как же я тогда ей ничем не помогла? Да, на самом деле в кошельке не осталось ни копейки. Но в моей сумке лежал хлеб. Полбуханки черного хлеба, о которой мечтал голодный, замученный бандитами человек. Ей же можно было отдать мой хлеб.
Она долго сопротивлялась обстоятельствам. Все терпела, и бандитов, и постоянный страх за судьбу сына, а рухнула, когда я, близкий ей человек, не поделилась с ней хлебом».
Вещий сон
Мы познакомились с ней в тот день, когда она стала несчастной. Меня всегда удивляло, что познакомиться со мной, со священником, люди предпочитают только тогда, когда им реально становится невмоготу. В тот день ее единственный сын, надежа и опора, повесился в собственном гараже. Она пришла в храм, подошла ко мне и сказала:
– Я тоже умру, если ты мне сейчас не поможешь.
С того дня и началась наша с ней дружба. Ну как дружба… Не то чтобы дружба по-настоящему, скорее, завязались добрые отношения. Я был у нее дома и в том злополучном гараже. Освящал, вместе молились. Она приходила в храм, и мы общались на разные темы. Однажды она призналась:
– Хочу взять малышку на воспитание. Что скажешь?
– Дело хорошее. Только очень трудное.
– Я решилась, буду брать, иначе просто сойду с ума.
Помню, давал ей рекомендацию. Писал, что она посещает службы в храме, исповедуется и причащается. На самом деле, в дни, когда человека нагоняет беда, он не вылезает из храма, ходит на каждую службу и на исповеди винит себя во всех мелочах. Забирается в каждый уголочек своей души. Мне даже представить страшно, каково это – увидеть своего взрослого сына висящим в петле.