Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 11

Однажды она привела в храм крохотную девочку трех лет. Каждый ребенок в определенном возрасте должен иметь определенный вес. А эта кроха весила вдвое меньше положенного. Мама-алкоголичка совсем забросила ребенка. Страдало зрение, даже зубы и те еще не прорезались.

– Вот, батюшка, прошу любить и жаловать. Теперь ее зовут Зоя. Зоя будет жить с нами и станет ходить в храм. А батюшка научит ее Божиему закону. Правда, батюшка, ты научишь ее верить?

– Конечно, мы сделаем это вместе.

Боль имеет интересную особенность – она зависит от времени. Месяц-другой пройдет, и вот она уже притупляется, затихает и даже начинает забываться. Конечно, это не та боль, что, наподобие зубной, не дает уснуть и реально заставляет кидаться на стены. Боль, о которой я говорю, она тоже реальная, она тоже есть, но поселяется где-то в наших душевных глубинах. Боль, что заставляет мучиться и страдать, хотя физически нас ничего не беспокоит. Болеть не болит, а все равно почему-то плачешь.

Интересная выходит закономерность: чем реже наворачиваются слезы, тем реже человек появляется в храме. Слезы высыхают, и плачущий забывает о Боге. Она тоже о Нем забыла.

Девочка росла тихой и послушной. Училась в воскресной школе, но недолго. Вместе с мамой, когда та приводила малышку на Причастие, девочка смиренно стояла на службе, потом кротко подходила к амвону и, принимая Причастие, открывала ротик.

Сейчас она уже большая. Кстати, неплохо учится. Во всяком случае, на школьной линейке перед началом учебного года Зоя всякий раз получает похвальные грамоты.

Мне кажется, она меня еще помнит. Правда, последнее время уже не здоровается. А мама – нет, мама неизменно улыбается. Когда мы с ней случайно пересекаемся где-нибудь в городе, остановится, и мы перекинемся друг с другом парой общих фраз.

– Как дела? Как Зоя?

– Ой, спасибо! Она у меня молодец, отличница! Мы с ней посещаем разные секции и даже играем в большой теннис.

Женщина счастлива, она смеется. Я очень люблю, когда люди смеются от радости. Это волшебное чувство – видеть человека радующимся.

Недавно мы снова с ней встретились, и она вдруг вспомнила:

– Вот! Давно хотела тебе рассказать. Я же сон видела. Уже с полгода как, только смысла его никак не могла понять. Снилось, будто я приехала к себе в деревню, на родину. Иду такая по улице, а мне все знакомые кланяются, и живые, и даже те, кто умерли. А мне и невдомек, что их уже нет.

И встречаю бабушку Анну. Анна у нас в деревне была первая богомолка. В храм пешком ходила за несколько километров в соседнее с нами село. У Анны в руках два ведра, наполненных чистейшей водой. Как увидала ту водичку, так и захотелось мне ее попить. Анна будто угадывает мои мысли:

– Пей, дорогая.

Я припала к ведру, пью и никак не могу оторваться.

– Тетка Анна, что за вода у тебя такая необыкновенная? Явно не из деревенского колодца. А, вспомнила! Это же вода из лесного источника! Точно? Я угадала?

– Угадала, – соглашается Анна, – из источника. Только не из того, что в лесу, а из особого, и название-то его известно.

– Какого такого источника, раз не из того, что в лесу?

– Этот источник называется «Евангелие».

Батюшка, я ведь только с месяц назад сообразила, что это за источник такой, из которого Анна воду черпала полными ведрами. Твой Новый Завет у меня до сих пор на полке стоит. Сон тот уже забывать стала, а тебя увидела и вспомнила. Видишь, батюшка, как это важно в храм ходить! И Евангелие, очень важно читать Евангелие!

– Ну да, очень важно.

Мы улыбнулись друг другу, и каждый дальше отправился своей дорогой.





Чашечка кофе

Три месяца назад, в самом начале сентября, получил неожиданное известие – отправляться на трехмесячные курсы повышения квалификации. Мне предписывалось каждый четверг в течение этого срока быть во Владимирской семинарии и целый день слушать лекции. Отправлялся словно на каторгу, особенно в первую поездку. Кто бы знал, как мне этого не хотелось.

Три месяца занятий завершились довольно серьезным экзаменом, и вот в прошедшую пятницу мне вручили очередной диплом. И что? Вместе со вздохом облегчения я вдруг почувствовал, что теперь мне будет не хватать этих поездок и этих еженедельных встреч с отцами. Мы очень хорошо провели время. Общались, вспоминая еще не разделенную митрополию. Поездки на обед в столовую при большом торговом комплексе. И снова разговоры. Долго теперь мне будут сниться эти встречи.

А еще всякий раз в четверг по дороге во Владимир я заезжал на заправку и всякий раз ровно в 8 часов утра наливал себе маленький стаканчик капучино. Если со мной ехал кто-нибудь из попутчиков, то и его я угощал этим утренним кофе. Совместный кофе подобен священнодействию. Его можно пить молча, не перебрасываясь фразами.

Конечно, точно так же можно приготовить кофе, сидеть и пить его у себя дома. Но только за столиком на автозаправке неизменно появляются мысли о моей родине, о Белоруссии.

В течение многих лет раз в год я садился в машину и ехал домой на границу с Польшей, в дорогой моему сердцу город Гродно. День туда и день обратно.

Всякий раз по дороге, заправляясь бензином где-нибудь на «Лукойле», я покупал маленький стаканчик капучино. Обязательно маленький, двухсотграммовый. Это мне сами девчонки, что трудятся там же, на заправке, подсказали.

Я ехал домой и, чтобы взбодриться, пил кофе именно на автозаправке. Каждая моя поездка завершалась тем, что я оказывался дома среди родных. Меня обнимали, и мы все вместе усаживались за праздничный стол.

Время беспощадно. Увы, родителей больше нет. Нет и дома. Зато остались фотографии.

Кофе и Гродно соединились во мне воедино. Маленький стаканчик кофе как связующая ниточка во времени и пространстве, как редкий телефонный звонок домой. Протяжные гудки в трубке и голос папы:

– Это ты, сынок? Ну, здравствуй! Я беспокоился, ты давно не звонил.

Одна моя знакомая сказала:

– Батюшка, можете поверить, было время, когда я полюбила Курский вокзал. Тогда я работала в Москве. Приходилось много ездить. А возвращалась электричкой всегда одним и тем же рейсом.

Как правило, до отправления у меня оставалось еще с полчаса свободного времени. Я заходила в само здание вокзала, покупала маленький стаканчик дешевого кофе и грошовую булочку. Забивалась куда-нибудь в уголок, пила свой кофе и наблюдала за снующим мимо меня потоком людей.

Меня всегда поражало, как, несмотря на такое множество народа, я, как нигде, начинала ощущать свое одиночество. Я пила кофе, точно противоядие одиночеству, напиток согревал и обещал надежду.

Потом, уже перестав ездить работать в Москву, я обнаружила, что теперь мне очень не хватает того стаканчика дешевого кофе с такой же дешевой булочкой. Еще мне и в голову не могло такое прийти, что теперь я стану скучать по Курскому вокзалу.

Трудящийся достоин пропитания

Вчера был во Владимире. Шел по городу, как положено, в облачении. Холодно. Вижу, стоит молодая, но уже сильно пропитая женщина и просит подаяние. Прошел мимо и завернул в «Макдоналдс», решил погреться и взял кофе. Пока пил кофе, вспомнил ту женщину. Перед уходом попросил еще один стаканчик капучино и решил отдать его нищенке. Выхожу на улицу, а ее нигде нет.

Думаю, больше одной порции кофе пить не стану, уже не по возрасту. Тогда с этим стаканчиком что делать? Прохожу мимо автобусной остановки. Стоят люди, дрожат от холода и ждут автобус. Предлагаю:

– Кто-нибудь возьмите, угощаю. – Сказал, что купил для знакомого, а тот якобы не пришел. Не стану же я им о нищенке рассказывать.

Люди смотрят на меня, словно бы я сумасшедший и предлагаю им стаканчик с отравой. Тогда уже было решил его выбросить и вдруг метрах в пятидесяти от остановки увидел человека в рабочей одежде и сигнальной желтушке. Он тяжело работал большой лопатой, собирая снег и сгребая его в одну кучу. Подошел и протянул ему бумажный стаканчик.