Страница 91 из 223
"Без денег нечего и думать возвращаться. А хорошо бы теперь прямо засесть за работу - да как работать в холодной комнате и без свечи?" Размышляя таким образом, пошел к своему антрепренеру - но не застал его дома; значит, и эта надежда лопнула. Оставалось последнее и уже самое крайнее средство - попросить у отца.
Вересов долго не решался; но ведь не бродить же целую ночь по улицам в одном холодном пальтишке, и - нечего делать - он направился к Средней Мещанской.
Встреча его с Морденкой у ворот грязно-желтого дома уже известна читателю.
IX
ЧАЮЩИЕ ДВИЖЕНИЯ ВОДЫ
Едва успел старик налить себе стакан настою из целебных, пользительных трав, как в прихожей раздался стук в наружную дверь.
- Алчущие и жаждущие, - заметил он не без довольной улыбки.
Вошла бедно одетая женщина с лицом, истощенным заботою и нуждою.
- Чем могу служить? - произнес Морденко свою обычную в этих случаях фразу.
- Пришла вещь свою выкупить.
Лицо ростовщика приняло угрюмый оттенок: он очень не жаловал выкупов.
- Фамилия? - отрывисто спросил Морденко.
- Иванова.
- Что заложено?
- Кольцо обручальное.
- Это, матушка, не ответ. Мне надо знать, какое: золотое или серебряное? У меня ведь не одна ваша вещь хранится, - внушительно выговаривал он.
- Золотое, - сообщила женщина.
- Когда было заложено?
- Месяц назад.
- Ровно месяц?.. Стало быть, сегодня срок... Хорошо, поглядим, поищем, - говорил он, вынув из ящика большую конторскую книгу и отыскивая в ней нужную ему запись; женщина с спокойным равнодушием следила за его указательным пальцем.
- Что ж вы, матушка, понапрасну меня беспокоите? - с неудовольствием поднял он на нее свои совиные очки.
Женщина чутко встрепенулась.
- Срок вашему закладу давно уже прошел, а вы требуете, сами не зная чего!
- Как прошел?! да ведь ровно же месяц?! - тревожно изумилась та.
- Гм... месяц... Извольте взглянуть! - Он подал ей другую книгу, по величине и виду совершенно равную первой. - Это ваша расписка? ваша рука?
- Моя... Что ж из этого?
- Месяц истек вчера... прошли уже целые сутки... Стало быть, вы изволили просрочить и, по закону, лишаетесь своей вещи! - С этими словами он запер книги в свой ящик и сухо поклонился выкупщице.
- Господи!.. Да неужели же вы за такую малость захотите отнять у меня вещь? - тихо проговорила она.
- Я не виноват, сударыня, я не виноват... Сами на себя пеняйте - зачем просрочили... Я люблю аккуратность и точность; двух минут против срока не потерплю; а делай-ка я поблажки, так самому с рукой ходить придется... Не могу, матушка, извините!
- Так неужели ж ему пропадать за два целковых?
Морденко пожал плечами.
- Я вам сделал одолжение, - возразил он, - я вам оказал доверие, а вы доверия моего не оправдали... сами просрочили, да сами на меня и плачетесь. Это, матушка, нехорошо-с! Эдак я от вас в другой раз, пожалуй, и не приму закладу.
- Да уж мне и закладывать больше нечего - последнее снесла, проговорила женщина с глубоким вздохом и какою-то подавленной, горькой иронией.
- Это уж ваше дело, матушка, ваше дело; вам уж про то и ведать.
- Да ведь это - обручальное... это ведь навек человеку! - приступила она к нему с мольбою.
- Для меня это все единственно, матушка, все единственно, - возражал Морденко. - Я уж тут ничего больше не могу для вас сделать и прошу вас оставьте меня, пожалуйста!.. Я человек хворый, а вы меня раздражаете... Уйдите лучше, матушка, уйдите!..
Женщина с минуту еще молча стояла на своем месте. По щекам ее катились обильные крупные слезы; она тихо повернулась и тихо ушла из квартиры Морденки.
Вся эта сцена произвела на Вересова томительно-тяжелое впечатление. Сердце его болезненно сжалось и щемило. Он на себе самом чувствовал печальное положение ушедшей женщины.
- Вот и делай людям добро! вот и одолжай их! - расхаживал Морденко по комнате. - Сами же нечестно с тобою поступят, а потом мытарем да лихоимцем, процентщиком обзывают!.. Мытарь... А мытарь-то господу богу угоден был - вот оно что!..
Не успел он еще кончить своего монолога, как в прихожей раздался стук в двери.
- Эк их нелегкая там разносила!.. Что ни говорят, а все к мытарю... все к мытарю ползут!.. Ох, люди, люди - фарисеи вы!..
В комнату робко вошел мужчина и, отвесив почтительный поклон, остановился у дверей. Морденко, вглядываясь, поднял на него свой фонарь - и луч света упал на рыжую физиономию пришедшего, осветив особенно его глаза, которые как-то озабоченно бегали в разные стороны, словно бы искали чего. Наружность нового гостя и преимущественно его странные глаза показались старику подозрительными.
- Что надо? - весьма нелюбезно возвысил он голос, запахивая на груди порыжелую мантилью.
- К вашей милости, - несмело и тихо заговорил рыжий, что - на опытный глаз - не совсем-то согласовалось с его внушительною фигурою. - Явите божеское одолжение, не дайте помереть с голоду...
- Я, брат, подаяний не творю: не из чего. Ступай себе с богом - бог подаст! - перебил Морденко, замахав рукою.
- Я не за подаянием, - поспешил объясниться пришедший, - я собственно по той причине, что не откажите принять в заклад... вещь принес... с себя заложить хочу.
- Какая-такая вещь там? - приподнялся Морденко, опершись об стол кулаками. Пришедший скинул свое кургузое пальто и стал расстегивать жилетку.
- Вот ее самую заложить хочу.
- Жилетку-то?.. Нет, брат, не принимаю! - решительно отказался Морденко.
- Что ж так, ваша милость? За что эдакая напасть на бедного человека? взмолился рыжий. - Ведь вы же платье всякое берете. За что же-с мне-то отказ?
- Не то что платье, милый человек, а и пуговицу медную, гвоздик железный приму, - внушительно пояснил ему старик, - принеси ты мне костяшку от порток - и на ту отказу не будет: положенную цену дам, потому и пуговка и костяшка в своих деньгах ходит; а ты не в пору пришел - я не в пору не приму! Вот тебе и сказ!
- Будьте благодетелем! Ребятишки малые не емши сидят! Не откажите! жалобно умолял рыжий со слезами в голосе.
- Чего тут, друг любезный, "не откажите!" - уж отказал; стало быть, и просить нечего! Ступай себе с богом! - порешил Морденко, - и рыжий удалился.