Страница 209 из 223
Фомушка во время этого монолога только улыбался наибессмысленнейшим образом, с беспрестанными поклонами, творил крестные знамения, осеняя таковыми же и графиню.
- За что же вас взяли? За что вы терпите? - спросила Настасья Ильинишна.
- По злобе людстей, вашие сиятельство! Зол человек оговор возвел, пояснил ей Касьянчик и рассказал историю о том, как приказчик купца Толстопятова, имея на Фомушку злобу за то, что блаженненький уличений в гресех ему многажды творил, мимоходом взял, да и подсунул-де нам толстопятовский бумаженник, а сам туточко же и завопил: "Воры-де вы, хозяина мово обокрали!"
- Тут нас и взяли, - продолжал он рассказывать, - воззрился я только к небеси, на церковку божию, воздыхнул и прегорестно залился слезами: "Господи испытание на веру нашу поселаеши - буди по восхотению твоему!" - И сдали нас в темницу, в темницу, матушка, вашие сиятельство!.. Охо-хошеньки!.. А какие мы воры? Мы в странныем-убогом житии подвизаемся, имя Христово славословим, а нас злоба-то людская вона в кои наряды нарядила.
- Помилуй, матушка, заступись! - слезно взмолился он после короткой паузы, пригибая свою убогую голову к обрубкам ног. - Ты наша защита, аньял небесный ты наш!.. Одна только ты и можешь!.. Божий человек по век свой молитвенник за тебя будет, - продолжал он, указывая на улыбающегося Фомушку, - его молитва юродственная, что тимьян ко престолу взыдет... Защити, огради нас, государыня ты наша милосливая!
Это скорбно-слезное воззвание вконец растрогало графиню: на ее ресницах показались даже слезы.
Вынув из кармана изящную записную книжку, она отметила в ней имена двух арестантов с нумером их дела и приступила-к утешениям.
- Будьте покойны, мои милые, будьте покойны!.. Я употреблю все усилия сама поеду, стану просить...
- Аньял ты телохранитель наш! - с чувством нагнул Касьянчик свою голову, изображая земной поклон, а Фомушка-блаженный, слегка подпрыгивая, вполголоса завыл: "Величит душа моя!"
- Ваше сиятельство, это ведь выжига-с... одно притворство-с, - рискнул заметить ей кто-то из тюремного начальства.
Графиня с неудовольствием воззрилась на возразившего.
- Пожалуйста, оставьте при себе ваши замечания! - произнесла она явно недовольным тоном. - Я умею понимать людей и очень хорошо различаю правду и искренность.
Начальство опешило и уже не дерзало больше соваться с замечаниями.
- Ступайте теперь, мои милые, ступайте! - с кротким благодушием обратилась она меж тем к арестантам. - Я за вас буду ходатайствовать, надейтесь и молитесь... Прощайте!..
Оба заключенника удалились. Касьянчик знаменовался крестным знамением и воссылал горе сокрушенные вздохи, а Фомушка глупо улыбался и еще глупее подпрыгивал.
- Теперь я хочу к моим пройти: проводите меня, - изъявила желание графиня и направилась в женское отделение.
L
ТРУДНО РАЗЛИЧАТЬ ПРАВДУ И ИСКРЕННОСТЬ
- Надо молиться и работать, - назидала графиня почтительно стоявших вокруг ее арестанток, обращаясь ко всем вообще и ни к кому в особенности. Бог создал нас всех затем, чтобы мы молились и трудились...
- Надо быть, ты и трудишься-таки! - шепнула насчет графини одна арестантка своей соседке.
- Что ты говоришь, моя милая? - спросила графиня.
- Я, ваше сиятельство, к тому это, что истину-правду господню рассуждать вы изволите, - смиренно ответила ей хитрая арестантка.
- Хорошо, моя милая, похвально, что ты чувствуешь, - одобрила графиня, - вам надо более, чем кому-либо, молиться, поститься и трудиться, продолжала она, - потому что постом, трудом и молитвою усердною вы хотя частию можете искупить перед господом ваши заблуждения, грехи и преступления ваши. Старайтесь исправиться и принимайте со смирением свою кару. Не ропщите на начальство: строптивым бог противится - вы это знаете?..
- Знаем, ваше сиятельство.
- Ну, то-то... В часы досуга занимайтесь не разговорами соблазнительными, а чтением душеспасительных книжек и христианским размышлением, - слышите?
- Слышим, ваше сиятельство.
- Ну, то-то. Хорошо вам тут жить? Всем ли вы довольны?
- Хорошо жить, ваше сиятельство, и всем даже очинно много довольны.
- Это похвально; неудовольствие даже и грех было бы заявлять в вашем положении, да и не на что: мы все, что только можем, с охотой делаем для вас и вашей пользы. Ну, прощайте, мои милые! Очень рада видеть вас. Молитесь же, трудитесь и старайтесь раскаяться и исправиться. Прощайте!
В эту минуту к графине, которая осталась довольна собою и своим поучением, робко и смущенно подступила Бероева.
- Что тебе надо, моя милая, о чем ты? - матерински обратилась к ней графиня.
- Выслушайте и защитите меня! - тихо вымолвила арестантка, глотая подступившие слезы.
- Я готова, моя милая, изложи мне свое дело. Ты кто такая? Как зовут тебя?
- Юлия Бероева.
- Бероева... - протянула, прищурясь на нее, филантропка. - Что-то знакомое имя... помнится, как будто слыхала я... Ну, так что же, моя милая, в чем твое дело?
Юлия Николаевна кратко рассказала ей свое дело и внезапный арест ее мужа.
- Ну, так что же, собственно, нужно тебе?
- Нужно мне... вашей защиты! Мой муж невинен - клянусь вам - невинен!.. Ради моих детей несчастных, умоляю вас, войдите в это дело!.. Облегчите ему хоть немного его участь! Вы это можете - вашу просьбу примут во внимание, господь вам заплатит за нас.
Эти слова каким-то тихим воплем вырывались из наболевшей и надорванной души. Графиня слушала и в затруднительной нерешительности пережевывала губами. Она считала княгиню Татьяну Львовну Шадурскую в числе своих добрых знакомых и уже раньше кое-что слышала от нее о деле молодого князя.
- Моя милая, - начала она тем самым тоном, каким за минуту читала назидательные поучения о труде и молитве, - моя милая, что касается твоего мужа, то я ничего не могу тут сделать. Я вообще этих... идей не люблю. Я знаю, к чему ведут все эти идеи, поэтому никак не могу просить за него.
- Но он невинен! Они сами это знают! Его напрасно взяли! стремительным порывом прервала ее Бероева.
- Хм... Какие, мой друг, несообразности говоришь ты! - с укором покачала головой графиня. - Если они знают, что он действительно невинен, так зачем же стали бы его держать-то там? Что ты это сказала?! Опомнись! О ком ты это говоришь?.. Ай-ай, ой-ой! Нехорошо, нехорошо, моя милая!.. Как это ты, не подумавши, решаешься говорить такие вещи! Напрасно! - верно уж не "напрасно". Да и притом в твоем собственном деле ты не совсем-то правду сказала мне.