Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 173 из 223

- Ты чего это, песья дочка?.. а?.. Ты что? Для че бельмы-то вылущила на меня?.. Хмелен я? Ну, так что ж, что хмелен? Слаб человек, грешен человек потому, значит, я пьян... А вам смешно?.. Вот погоди, завтра же вместе с голланкой твоей - обеих к Исусу потянут - так ты там зубы-то поскаль!

- Куда-а? - ухмыльнулась, прищурясь на него, Рахиль.

- А туда, где тебе Кузьмину тещу покажут да попотеть заставят - в часть, значит, к следственному. Аль забыла, как намедни звали?

- Зачем в часть? - недоверчиво спросила Рахиль.

- А там уж обозначится зачем!.. Там ужо доведают, куда вы с голланкой ребенка-то скрали.

- Какого ребенка?

- А того, что барынька-то у вас на спитании оставила.

По лицу Рахили пробежало беспокойное облачко.

- Чего похмырилась?.. Аль не вкусно?.. Ась? - продолжал меж тем Селифан, загораживая ей дорогу. - Ты думаешь, вам оно с рук так и сойдет? Нет, брат, шалишь! Поперхнешься!.. Неповинного человека не моги запорочить! Правда-то божья выплывет!.. Вы думаете, там ваших делов никто и не знает? Ан, нет, врешь, шельма! - я знаю: Селифан Ковалев и докажет значит!

- Что ты знаешь-то? Ну, что ты знаешь? пьяная твоя рожа, - беспокойно наступала на него Рахиль.

- А то и знаю, что у вас ребенок был, а теперь нетути, а ты его со двора снесла, а теперича перед следственным обе зарекаетесь: знать, мол, не знаем. А мне оно известно, я на вас, иродов-кровопивцев, и докажу начальству, потому - барин-то добрый - вона, синягу ни за што дал... а от вас, каков он гривенник есть - и того не жди!.. А я выпил, дай бог ему здоровья... и сам завтра с вами пойду... Вот оно что!..

Хмельной Селифан долго еще бормотал на эту тему, только уже сам с собою, потому что Рахиль после этих слов озабоченно и поспешно шмыгнула мимо его - поскорей сообщить своей барыне, что дворник, мол, болтает недоброе что-то.

У страха глаза велики. Акушерка, выслушав и раза три внимательно переспросив свою служанку во всей подробности - насколько та могла передать ей разговор свой, - очень встревожилась и немедленно послала ее к дворнику, с поручением, чтобы тотчас залучить его к себе на квартиру. Ей хотелось самой разузнать от него, в чем дело, и задобрить какою-нибудь подачкою. Она высунулась в форточку - дворник бродил себе по двору и все еще бормотал про гривенник и синягу.

- Селифанушка! А Селифанушка! Подымись-ко сюда, голубчик!

- Для че вам?

- Надо... Подымись, я тебя чайком попою...

- Ладно! Теперича так и чайком, а то и гривенника николды не дождешься! Некогда ходить мне по чаям... Вот ужо в части повидаемся!

Маневр не удался. Кулак-баба спешно стала одеваться и, встревоженная, поскакала прямо к великому юристу и практику за надлежащими советами потому, дело такое, что и ума не приложишь.





Едва успела она, запыхавшись, передать ему всю неясную суть полученного ею известия, которое немало-таки озадачило Полиевкта Харлампиевича, как вдруг туда явился новый, нежданный посетитель.

У Хлебонасущенского екнуло сердчишко чем-то нерадостным.

- Ну, что скажете, милейший мой Кузьма Герасимович?

- Нехорошо-с... дело тово... весьма экстраординарный оборот! - с внушительной важностью шевельнул бровями Пройди-свет-письмоводитель. Позвольте объясниться конфиденциально-с?

Хлебонасущенский удалился с ним в кабинет.

- Оно, изволите видеть, дела у нас много... - начал ему рассказывать письмоводитель. - Я прихожу нынче в канцелярию после обеда, соснувши этак с часик. Позаняться надо было бумажонками там кой-какими спешными. Вдруг прилетает этта господчик - Бероев-то этот. Гляжу я, словно бы муха его укусила, себя не чует человек от полноты душевной. "Дома, говорит, господин пристав?" - "Уехавши". - "Скоро будет?" - "К ночи, говорю, надо полагать, вернется, а раньше едва ли. Да вам что, говорю, угодно? Ежели какая-нибудь экстренность по делам, то либо написать ему потрудитесь, либо мне, говорю, сообщите для передачи, а мы уж немедленно же и зависящее распоряжение сделаем, коли это важная экстренность". Дал я ему тут письменную принадлежность, а он вот что-с изобразить изволил! Не угодно ли пробежать? закричал Пройди-свет, вытаскивая из бокового кармана свернутый лист бумаги.

Хлебонасущенский поморщился и стал читать, сначала довольно хладнокровно, но потом руки его невольно дрогнули, и физиономия потеряла всякую приятность, ибо значительно вытянулась и побледнела.

Дело казалось нешуточное. Это было формальным образом изложенное письмо на имя пристава о всех обстоятельствах, узнанных Бероевым от дворника, где между прочим и о Полиевкте Харлампиевиче упоминалось.

- Что же вы теперь намерены делать? - слабо спросил он Пройди-света.

- В ихнюю часть телеграфировать будем, чтобы дворника этого назавтра к допросу представить.

- А нельзя ли как-нибудь сделать отвод этого свидетеля?

- М-м... трудновато-с, - призадумался письмоводитель, потирая палец о палец. - Приметы экипажа вашего явственно обозначены, а также и число посещений, - объяснил он. - Могли, значит, кроме его, еще и другие лица видеть - мелочной сиделец, например, - и ежели на повальном обыске окажется, что точно заприметили этих шведочек, то, я вам доложу-с, - для вашей амбиции мораль подозрительная может произойти. Притом же и вы тогда к следственному делу всенепременно будете притянуты. А эту самую персону, что в гостиной у вас теперь сидит, завтра же арестуют вместе с служанкой и по секретным упрячут. Может, и до сознания доведут; особливо, как ежели дворник уличать-то их станет.

Практик в сильном волнении зашагал по комнате: "Господи! Все было так хорошо устроилось, все ехало, как по маслу, можно сказать, к счастливому финалу приближались. Рубикон перешли, и вдруг - дворник какой-нибудь с этим ослом Бероевым все труды и усилия за один мах похерят. Оскорбительно!"

- Задержите телеграмму! - стремительно повернулся он к Пройди-свету, озаренный новой мыслью.

Тот замялся и, ничего не ответив, только за ухом почесал, с улыбкой весьма сомнительного качества.

- Непременно, во что бы то ни стало, задержите! - настойчиво приступил Полиевкт Харлампиевич, который в эту минуту не без основания сообразил, что в дальнейшем деле, при таковом его обороте, будет страдать уже его собственная шкура, не говоря об остальных, а в том числе и о шкуре князя Шадурского.