Вопреки

С Игнатьевым ещё чуть-чуть, и закончит. А потом… Нет, Вик, потом ты от меня больше не убежишь. Ты сегодня мне два раза понять дала, что у меня есть шанс. И не просто шанс — ты меня выберешь. Меня, слышишь?! Теперь вы с Даней местами поменялись. Он жив и здоров. Ты — в больнице с пулевым. Теперь тебе выбирать. Не он тебя закрыл от пули. Не ему ты звонила, прося о помощи. Нет, Вик. Больше не обманешь.

Подумай сегодня, Вик. Потому что завтра я уже так просто не уйду.

Расследование идёт своим чередом. Убийцы, серебряные заточки, экстрасенсы… Знал ли ты, Соколовский, что в полиции, оказывается, так весело? Знал бы, раньше пришёл. Вот уж точно. Что ни дело — загадка. Что не преступник — драма. Нервы щекочет. Жить хочется.

Вечер — мысли о мести. Давно не было возможности обдумать. Спокойно. Пройтись по плану. Отметить этапы пройденные. Подавить зарождающееся чувство. Триумфа. Потому что рано. Рано говорить об этом. Сначала разорить окончательно. А потом… Я знаю, Аркадий Борисович, на кого вы миллионы тратили. Из фондов компании. Вы ещё сомневаетесь, что все случайности случайны?

Утро — с одной мыслью — заехать к Ане. Нет, её как раз не жалко. Совсем. Глупая. Молодая. Наивная. А на сестру зубы скалит будь здоров.

Вику жалко. Переживает. Как же — её любимого убила. Надо поговорить. Попросить, чтобы пришла. Чтобы навестила. Потому что это не Ане надо. Это Вике надо. А то, что Вике на пользу пойдёт, он из-под земли достать готов. Пусть только скажет. Или не говорит, он и так поймёт. Потому что чувствует. На расстоянии её чувствует.

Даня приходит позже. Попросила. Его попросила. Игорь философски пожимает плечами.

А меня просить не надо.

Настроение не испортить. Весеннее. В душе весна цветёт. Поэтично? Так это любовь, Соколовский! Цветы для неё только такие — из другого времени года. Яркие. С нежным запахом. Как напоминание о тепле. О солнце. О том, что скоро всё заново начнётся. Жизнь новая. На двоих.

Она лежит на кровати, такая… обычная. Близкая. Настоящая. Вот она — настоящая. Черты лица во сне смягчились. И хочется стоять, просто стоять и любоваться, забывая, как дышать. И чувствовать, как сердце сжимается сладко.

Родная. Его родная.

Вика открывает глаза и улыбается. Робко. Но в глазах — радость. Я тоже рад тебя видеть, Вик. Можно, я с тобой навсегда останусь? Хотя бы вот так — рядом стоять.

Даня останавливается на пороге, держа в руках цветы. Осенние. Точно, Дань. Осень — увядание. Заканчивается твоя пора. Или уже закончилась. Только ты пока этого не понял.

— Может, нам расписание придумать?

Раздражение, глухое, неприкрытое, прорывается. Не смолчать. Откуда они берутся, кайфоломы эти? На какой фабрике их штампуют?!

— Уходите. Оба.

Вика злится. Зря ты так, Вик. Может, нам бы при тебе разобраться. Решить, кто. Или ты до сих пор не решила?

Игорь уходит покорно. Спорить смысла нет. Он в одном уверен — спор в его пользу разрешится. Если он есть ещё, спор этот. Пусть Даня бесится. Пора уйти в тень.

Посоветовать ему, что ли, как отступать надо? Игорь весело фыркает, нажимая на газ. Всё кончено с тобой, Дань. Пойми уже и успокойся. Хочешь, тебе девушку найду? Сводить одинокие сердца у меня неплохо получается.

========== 25. История не терпит сослагательного ==========

Утро новой жизни. Яркое, морозное. Хочется вдохнуть глубже, задержать его в себе — это чувство лёгкости. Счастья.

Игорь едет в больницу с одной целью — расставить все точки над i. Поставит её перед фактом, пусть решает. Пусть заканчивает чехарду эту, и решает уже, в конце концов! Потому что они взрослые люди. И жизнь, она ведь и обрываться может внезапно. Так чего тянуть?

Жить сейчас надо. Не потом, не завтра. Сейчас.

Сегодня без цветов. Он её дома цветами завалит. И конфетами. И всем, чем пожелает. Вот только из больницы заберёт. Домой.

Слово наполняется совсем другим смыслом, когда он о Вике думает. У себя. В том месте, что наконец можно будет назвать этим словом. Дом.

Попадает как раз на обход. Всё в порядке. Как камень с души. Хоть и ранение лёгкое, а страх есть. Мало ли. Слишком легко у него судьба дорогих людей отбирает.

Ждёт в коридоре, пока Вика оденется, и сам от нетерпения чуть не подпрыгивает. Так много хочется ей сказать. Показать, какой там день чудесный. Рассказать, как хорошо им вместе будет. Успокоить, чтобы не боялась. Ведь начинать сначала всегда страшно.

Всё будет хорошо. Теперь уж точно.

— Не надо меня забирать. — Вика говорит сухо, скупо роняя слова. И он с трудом подавляет глухое раздражение. Что не так-то опять, Вик?

— Не хочешь ко мне, могу я к тебе в палату переехать. — Он ещё пытается шутить, но внутри уже колет сомнение. Что-то случилось.

— Я беременна. — Она смотрит прямо в глаза, с садистским желанием поймать эмоции. Хотя бы отголосок того, что эта новость его так же, как и её сразила. Наповал. Одним выстрелом. Но Игорь смотрит спокойно. Кивает.

— От Дани, — уточняет Вика.

Будто он и так посчитать не может. Сложить два и два и понять, что он тут не причём. Что ж, на этот раз ты точно лишний, Соколовский.

— Поздравляю. — Едкая горечь поднимается изнутри, заставляя распрямить плечи, желая ударить больно. Словами. Чтобы ей так же стало, как и ему сейчас.

Она просит ничего не говорить Дане. Будто он стал бы. Сказал бы и смотрел, как тот радуется. Отец новоявленный. Соперник. Бывший. Да он его даже видеть не хочет, не то, что разговаривать. Никого бы из них не видеть. Никогда.

Уйти отсюда, и подальше. Не думая о том, что она одна осталась посреди дорожки, снегом усыпанной. Бессознательно сжимать и разжимать кулаки, представляя, что это шея тонкая судьбы. Своей судьбы, её.

Мне очень жаль.

Так она сказала. Мне тоже жаль, Виктория Сергеевна. Жаль, что у нас так ничего и не вышло. Жаль, что мы так ничего и не успели. Хотя чего тут успевать? Я ещё в СИЗО сидел, а ты уже с его ребёнком ходила. Чего тут успевать?!

Это не злость уже даже. Это усталость. Впервые руки опускаются. И как-то… Пусто что ли? Ступор. Вакуум. Ничто.

Знакомая фигура, быстрый взгляд. И вернуться. Обратно. В себя.

— Ты должна зайти к Вике. — Он смотрит на Аню, пытаясь подавить неприязнь. Не получается. Бесит. Дурочка. Мозги ей вправить бы. Ради Вики. Всё всегда ради неё… Всю дорогу молча. Потому что с ней говорить не о чем. За него всё скажут. И покажут наглядно, куда жизнь с игроком завести может. И на этом всё. Его альтруистическая миссия на этом закончится. Дальше сами пусть разбираются. У них теперь в семье Даня главный.

Верхняя губа сама наверх тянется. Зарычать бы сейчас от бессилия. Потому что на этот раз судьба победила. С таким ему тягаться не по силам. А хотелось бы?

Смог бы ты, Соколовский, чужого ребёнка воспитывать? И не просто чужого, Даниного?! Что скажешь? То-то же. Молчишь.

А ведь что страшного-то случилось? В чём помеха? Езжай к ней, забери, скажи то, что она услышать хочет. Хочет, не может не хотеть. Он ведь взгляд её видел. Загнанный. Обречённый. Словно в зеркало смотрелся.

Иди. Соверши поступок. Измени наконец жизнь. Свою. Её. И плевать на Даню. Пусть бесится. Пусть хоть застрелится. Главное — они вместе будут…

Нет.

Ты не сделаешь так никогда. И Вика на такое не пойдёт. Будет страдать, мучиться, жить с нелюбимым. И рожать ему детей. Ещё двоих. Или троих. Сколько там в мещанском Данином сознании для полного счастья надо?

Так что злись не на судьбу, Соколовский. У судьбы твоей вполне реальное имя.

Звонок Веры и просьба как нельзя кстати. Работа всегда отвлекает. Увлекает. Заставляет забыться. К тому же, работа не сложная. После всего, что уже ему раскрывать удавалось. Поклонники. Зависть. Фанатизм. Казалось бы — что может быть проще? А тут ещё и Жека с мальчишником. Хочется устроить ему всё по высшему, чтобы было, что вспомнить. Чтобы веселье было, пусть напускное, пусть не для Игоря.

Хочется праздника, гротескного, яркого. Шумного. Чтобы мысли заглушал. Что набатом в голове звучат несмотря ни на что.