Вопреки

Дальше, как в замедленной съёмке. Пистолет из сапога, Даня, в последний момент её прикрывающий… И глаза его, голубые, удивлённо распахнутые.

С ним в больницу. Хоть и жилет, а рёбра могут быть сломаны. Едет и думает, думает, думает. Что дальше? Теперь сможешь бросить? Как? Слёзы сами собой текут, непрерывно. Фельдшер в скорой смотрит жалостливо.

— Не волнуйтесь, у него всё в порядке будет.

И она кивает. Всхлипывает. Вытирает нос. Не дрейфь, Родионова. Значит, судьба так решила.

Холодно, но Вика не чувствует мороза. Снег под ногами поскрипывает. Щиплет щёки. Игорь сидит с Пряниковым на лавочке. Ждёт. Её. Её ответа. Её решения. Почему ему отказывать всегда легче? Почем от него отказываться легче?

Пряников уходит, а Вика опускается рядом на скамейку, смотрит прямо. Не может она в глаза ему сейчас смотреть.

— Ты ему сказала? — Голос Игоря слишком равнодушен. Он уже понял.

— Нет. — Она бросает на него быстрый взгляд. — Не сейчас.

Игорь кивает. Кто бы сомневался.

— А когда?

— Я не могу сейчас его бросить. Он меня прикрыл собой, понимаешь?

Игорь кивает. Конечно.

— Я вызывала такси, отвезу Даню домой. — Вика говорит, а самой кричать хочется:

«Останови! Возмутись! Поспорь!». Но Игорь молчит, губы поджимает.

— Ну, пока? — Уходит. Не оборачиваясь. И ей вдруг становится холодно.

Даня молчит всю дорогу. Только руку её в своей держит, поглаживая. Словно выпустить боится. А ей тошно. От себя. Хуже, чем утром. Теперь так всегда будет?

Голова раскалывается, и Вика рада, что наконец этот день закончился. Тяжёлый, длинный, мутный. Дома Аня. Опять упрёки. Незаслуженно. И злость изнутри поднимается, сдержать бы.

Аня говорит сбивчиво, быстро. Обвинять пытается. Лучшая защита — нападение. Вика это понимает. Но не перебивает. Хочет выслушать. Узнать. Что в себе сестра носит. Хорошо, когда есть человек, который может выслушать.

— Думаешь только о себе! — Аня кричит, в лицо бросая обидное, неправильное, несправедливое.

Убегает, дверью хлопая. Оставляя Вику со своими мыслями. С сожалением. Об очередной возможности, навсегда потерянной.

Она устала. Действительно за сегодня устала. Ничего не хочется. Тишины и покоя. Где-нибудь подальше отсюда. С кем-нибудь, очень любимым.

========== 24. Не пытайся обмануть. Хотя бы себя ==========

«Ты же понимаешь. Я не могу его сейчас бросить»

Понимает. Он всё понимает. Или хочет понимать. Впрочем, как и всегда.

Как всегда, Вик, когда я так близко к тебе подхожу, что кажется — бежать некуда. А ты сбегаешь. Как всегда.

Может, тебе и не надо ничего. Может, я себе придумал тебя? А ты другая. На самом деле другая. И это странно. Думать так о тебе — странно.

Ты непредсказуемая. Хотя нет. Как раз наоборот. Каждый твой шаг можно предугадать, просчитать на год вперёд. Удивлять? Не про тебя, Вик. Не про тебя. Думаешь, я не понял, что ты со мной не останешься? Ещё утром, в номере, ничего не понял? Ты не играешь, Вик. Ты так живёшь. А я, кажется, начинаю уставать от этих качелей…

Мысли снова только вокруг неё крутятся. Сейчас, когда только о мести надо думать. Только о том, что Игнатьева почти прижал. А он только о ней. Даже вчера, в кафе, когда Жека с Ниной напротив — такие счастливые. А перед глазами она. На лавке у больницы. Слова цедит через силу.

А он опять всё понимает.

Звонок из смутных снов выдёргивает. Игорь снимает трубку, не глядя. Вика. Её голос на другом конце провода — и улыбаться хочется. Нежно. Только слова её сон резко прогоняют.

Аня пропала.

Первая мысль — Стас. Но по дороге понимает — не он. Тот бы на такое не пошёл. Ни к чему.

Вика растеряна. Но не напугана. Нервничает. Кухню шагами меряет. А ему вдруг так тепло становится. С трудом улыбку сдерживает.

Она ему позвонила. Не Дане. Ему. Стало страшно — позвонила. Помочь. Может, шаг вперёд, хоть и крохотный.

Они опять вдвоём. Наедине. И коснуться её нестерпимо хочется. Чуть наклониться — и поцеловать. Нежно.

Ключ в двери заставляет поморщиться. Вернулась. Как всегда в подходящий момент. У тебя, смотрю, все моменты — неподходящие, Соколовский.

Игорь понятливо уходит. Ему пока здесь точно не место. Не в разборки между сёстрами влезать. Без него разберутся.

А вот Жека не разберётся. Ему помочь надо. Подработать Купидоном на полставки.

За него радостно. И вообще настроение с утра отличное. В пору в пляс пускаться. Она ему сама позвонила. Не по работе. По личному.

Личное. Неужели у них всё-таки может быть это самое «личное»…

В отделе Даня. Как всегда мрачный. На них с Жекой недовольно косится. Тронь — зарычит и бросится. Как медведь раненый.

Телефон бодро трезвонит в кармане, и он удивлённо смотрит на экран.

— А вот и Вика.

Успевает поймать злой взгляд. Обойдёшься, Даня.

Только голос в трубке чужой. Мужской. Нервный. И угрозы, что он говорит — не пустые. По позвоночнику ледяная дрожь. Пальцем — на громкую. Поймать взгляд короткий. Соперника? По хер. Сейчас все равны. Из отдела одновременно. Нервы на пределе. Только голоса в трубке: ровный, спокойный, Викин. Чужой, дрожащий, озлобленный. И Аня. Верещит. Как свинья на убое.

Педаль в газ, агрессивная езда, мать её. Пусть только попробует кто остановить. И уже у дома то, чего все трое боятся. Выстрел.

Игорь бежит следом, шаги замедленные, ступенек много. Слишком много. К Вике в квартиру, и уже на пороге — всхлипы с подвыванием. Истерика. И причитания Анины. Даня уже внутри. Уже рядом. А он вдруг понимает, что идти дальше не может. И на полосу кровавую по кафелю смотрит, не отрываясь.

Её кровь.

Ноги подкашиваются, разом. На колени опуститься и прижаться лбом к шкафу. Глаз с неё не сводить. Смотреть и не сметь даже пошевелиться. Чтобы схватить. Прижать к груди. Унести в больницу. В самую лучшую.

Мысли ворочаются вяло, словно вязким киселем облитые. Только лицо её серое, и кровь. Крови много. У Дани руки в крови.

— Воды дай! — Данин окрик выводит из ступора резко, и Игорь вздрагивает, спохватывается. Время снова возвращается к привычному ходу, летит стремительно. В ушах Жекин голос:

— Скорая. Ранен полицейский.

Анины причитания:

— Ва-адик! Ва-адик!

И Вика. Бормочет еле слышно что-то о том, что ранена только рука. Что всё в порядке.

А ещё дыхание. Его дыхание, Игоря. Громкое. Да кровь в ушах шумит. Стучит ритмично в такт сердцу.

За носилками медленно. Как потерянный. Потому что не правда всё это. Ранение, кровь, обморок. Не правда. Не с ней. С Родионовой так не бывает никогда. Она всегда собрана. Сдержана. Не напугана. Не беззащитна. Не такая она.

В больницу вдвоём. Молча. Соперники. Игорь горько усмехается. Стискивает руль крепче. Мужики, мать твою. Как слепые котята за мамкой. Чуть ли не за ногу её держаться, только бы не потерять.

У палаты опять вдвоём. На врача — с надеждой. Кажется, в его глазах мелькает понимание. Но он говорит лишь о состоянии Вики. Всё в порядке. Завтра можно навестить.

В отдел снова молча. Только теперь спокойно. Напряжение спадает, остаётся усталость. И желание занять себя, лишь бы не думать, не вспоминать. Она у врачей. Всё хорошо. Всё обязательно будет хорошо.

Новое расследование находится быстро. И оба с головой в него. Распутывать. Думать. Строить догадки. Обсуждать. Только не думать о ней. О том, что она там одна, беззащитная.

Утром первым делом — к больнице. Просто увидеть. Хоть краем глаза.

Даня уже здесь. Стоит у входа, с врачом разговаривает. Игорю всё равно. Проходит мимо, не оборачиваясь. Пусть что хочет думает. Он не к нему пришёл. К Вике.

— К ней нельзя.

Врач непреклонен. Даже слишком. Игорь кивает. Значит, сама видеть не хочет. Не стоит ему рассказывать, как опасно получить пулю в плечо. Так опасно, что даже навещать нельзя.

Что ж. Думай, Вик. Думай, решай, что и как тебе лучше. С кем тебе лучше. Потому что я ответ не просто попрошу. Потребую. И ждать больше не стану.