Страница 40 из 62
Физически и морально адаптироваться за очень короткое время оказалось для многих невыполнимой задачей. Без всякой статистики можно было утверждать, что от голода, переохлаждения, отравления и заражения крови погибло гораздо больше людей, чем от пули, ножа или зубов дохлятины.
И это была только первая волна. Еще до конца года в городе вымерло большинство стариков и детей. Количество трудоспособных индивидуумов неуклонно снижалось, даже один легкораненый или больной круто осложнял выживание для группы из десяти человек.
Вторая зима окончательно выкосила всех «негодных», кому повезло пережить первую. Большая часть вторичных ресурсов перестала быть востребованной, группам, охранявшим их, пришлось сняться с насиженных мест. Естественно, превращаться в «челноков» никто из них особенно не хотел.
Начался новый передел собственности. Бои достигли серьезного размаха, ведь к тому времени каждый первый обладал хотя бы каким-то огнестрелом. При серьезных разборках дело доходило до применения не только гранатометов, но и в отдельных случаях техники. Разумеется, с учетом пристального внимания дохлятины к любым звукам, это ничем хорошим не заканчивалось.
Лес рубят – щепки летят, под наплыв зомбаков попали не принимавшие участия в боевых действиях группы, которые находились в зонах конфликтов. Именно тогда мы в числе других малочисленных групп окончательно покинули город и переселились на окраину.
Нам повезло наткнуться на небольшой поселок из частных домов, в нескольких подвалах которых обнаружились натуральные бомбоубежища. Там было все, от сушеных долек ананасов до мазей от ушибов и растяжений. Везение было неописуемым. Остаток зимы мы потратили на создание полноценной базы, перенося все движимое имущество в самое просторное из убежищ. Внутри при желании относительно комфортно могло разместиться человек пятьдесят. Снаружи мы установили оборонительный периметр: заграждения от зомбаков, относительно простенькие ловушки, растяжки с гранатами и сигнальными ракетами, наконец, наблюдательная позиция на чердаке наиболее выгодно расположенного для этого дома со скрытыми бойницами.
Но, пожалуй, именно это и было нашей главной ошибкой. Чем выше забор – тем сильнее желание за него заглянуть. Наткнувшись на серьезный периметр, гости сразу почуяли лакомый кусок пирога. Да и сами по себе они оказались не промах. Уйти удалось только чудом, побросав все, что мы успели к тому моменту нажить. Это отбило любую охоту в дальнейшем искать абсолютно безопасную крепость. Чем ценнее то, что у тебя есть, тем больше людей хотят у тебя это отобрать.
Так наша жизнь превратилась в осознанное нахождение баланса между опасностью сдохнуть, не обладая ничем, и опасностью сдохнуть, обладая всем. Наверное, сложись что-то иначе или поступи мы по-другому, поведи себя умнее, пировали бы сейчас в подземном бункере и горя не знали. Но, несмотря на мою страсть к самокопанию, я понимал, что проблема неудач при принятии решений в таких вот уникальных случаях в том, что отрицательным опытом можно разве что подтереться, второго шанса не будет.
Впереди уже маячила конечная цель моего маршрута. Последний раз мы на этой развязке были неделю назад, когда пополняли запасы схрона и разгружались по максимуму для вылазки в город. За прошедшие дни, на первый взгляд, ничего не поменялось. Но судить пока было рано.
Не снижая скорости, на первом съезде повернул направо и, проскочив пустой КПП после выезда на шоссе, ведущее из города, чуть подсбросил, поглядывая каждые две секунды в единственное зеркало заднего вида. Рассмотреть что-либо из-за вибрации корпуса было почти нереально, кроме того, стекло зеркала раскололось на несколько частей, видимо, как раз во время моей первой попытки оседлать мотоцикл. Одно я мог сказать с уверенностью – хвоста за мной не наблюдалось.
Метров через четыреста я доехал до леса, остановился у ближайшего поворота, слез с мотоцикла и трусцой вернулся к границе лесополосы.
Без труда нашел знакомый старый ясень, забрался на третий ярус веток и нащупал во внутреннем кармане куртки бинокль.
Здесь, на окраине, тумана не было, развязка просматривалась отлично. За исключением пары-тройки вездесущих зомбаков – чисто. Обычно, после осмотра подходов, Смоукер выдвигался вперед, а я с дальнобоем и широким углом обзора предоставлял ему неоспоримое тактическое преимущество. После зачистки он выбирал себе удобную позицию для обороны, и я уже мог спокойно подтягиваться сам.
В одиночку можно рассчитывать только на случай, кроме того, скоро должно было начать темнеть. Окончательно решив, что игра не стоит свеч, я вернулся к мотоциклу.
Скатив его с дороги в ближайший ельник, принялся исследовать содержимое подвешенных к сиденью сумок. Рваный и слежавшийся спальник, грязный настолько, что изначальный его цвет определить было нереально, который, судя по всему, служил скорее для маскировки мотоцикла, нежели по прямому назначению, я сразу вынул и отложил в сторону. Под ним оказались инструменты и пятилитровая канистра, похоже, с бензином. Во второй сумке – двухлитровая пластиковая бутылка воды, упаковка галет, потрепанный дорожный атлас, какие-то тряпки.
Нормальной еды никакой не нашлось, парочка из гаража явно планировала короткую вылазку. Галеты я уговорил минуты за две, но есть захотелось только сильнее. Воду неизвестного происхождения я очень старался не пить, но обезвоживание – это крайне нехорошая штука, поэтому пришлось позволить себе маленькими глотками опорожнить примерно четверть бутылки. Если не пронесет, можно будет выпить остальное.
Атлас я сразу переложил во внутренний карман куртки, потому как единственная на группу карта осталась у Смоукера, да и в принципе – вещь сама по себе очень раритетная, выпускать их на бумаге почти перестали уже лет десять назад, а мобильные телефоны и планшеты заряжать было нечем, да и хрен его знает, что стало со спутниками за несколько лет.
Вернувшись к ясеню на краю леса, я заметил, что уже начинало темнеть. Вскарабкавшись обратно на свою импровизированную наблюдательную позицию, разложив спальник между двух больших веток и двумя ремнями от кобуры пристраховавшись к стволу дерева, я кое-как устроился на ночлег.
Последний раз внимательно осмотрел развязку в бинокль и, положив «Сайгу» на грудь, постарался заснуть.
В ожидании время тянется крайне медленно, несмотря на постоянное ощущение опасности, которое организм рано или поздно притупляет в тщетной попытке сохранить здоровой нервную систему.
Если вдуматься, ожидание занимало большую часть моего жизненного времени, меньше, чем сон, но больше, чем сумма всех происходящих событий. За эти последние годы я по полной ощутил, что такое информационный голод. Будучи, откровенно говоря, вполне среднестатистическим человеком, до начала службы в армии я за пару недель пропускал через себя такой объем информации, которого хватило бы на целую жизнь какого-нибудь моего средневекового предка. Наверняка именно поэтому классическая литература изобиловала диким количеством подробнейших описаний, жизнь тогда протекала в совершенно другом темпе, и каждое даже незначительное изменение воспринималось как большое событие, отсюда такое внимание к деталям.
И вот сейчас с точки зрения объемов информации весь мир откатился чуть ли не в каменный век. На фоне этого монотонное терпеливое ожидание иногда становилось просто невыносимым, я на стену был готов лезть. Ждешь погоды, ждешь светлого времени суток, ждешь, пока выспится Смоукер, ждешь, пока дохлятина рассосется с предполагаемого маршрута, ждешь, пока очередной папуас-счастливчик появится в зоне видимости. Это не то напряженное нервное ожидание, когда как сжатая пружина, как спринтер в колодках после команды «внимание» с подрагиванием в мышцах и холодом где-то в области живота, это медленное самоубийственное превращение в покрытый мхом камень.
Сделать ничего нельзя, отвлечься нечем, переключиться не на что, ты наедине с собой и своими мыслями. Удача – если можешь размышлять конструктивно: строить планы, анализировать, перебирать перспективы. Если перспективы радужные – это большая удача, обычно все сводится к выбору из серии «каким из этих пистолетов вы хотели бы застрелиться?».