Страница 15 из 17
Отличная у нас была группа, отличные ребята на курсе. И преподаватели в большинстве своём… Легендарной личностью был декан нашего факультета Павел Николаевич Орлов. Я ещё не родился, он уже стал деканом гидротехнического. Доцент, кандидат технических наук. Высоченный и как Котовский лысый. Выйдет из своего кабинета в коридор, лысую голову из самого дальнего угла видать.
– Полундра, парни, – кто-нибудь скажет, – Паша идёт!
Лучше куда-нибудь юркнуть, не попасться на глаза. Особенно если звонок уже прозвенел:
Попадёшься под горячую руку, врежет, несмотря на все твои спортивные и другие заслуги:
– Кузнецов, ага, ты что тут прохлаждаешься, почему не на занятиях?
Было у него в речи это «ага». То и дело вставлял!
– Пять минут, ага, как лекции начались, а ты филонишь!
Не доходя до кинотеатра «Победа», был кафетерий, любили заскакивать перекусить. Продавались булочки, посыпанные дроблёными кедровыми орешками, с кусочком масла внутри. Булочка разрезается и туда масло. До того вкусные, до того сытные. Парочку с кофе уплетёшь и можно горы свернуть. Одно плохо, после кафетерия сломя голову бежишь на занятия. Пока своей очереди дождёшься, пока кофе пьёшь. Я ещё такой по натуре – сначала тяну до последнего (успею, чё там), потом лечу язык на плече. Бывало, наскочу на Павла Николаевича, он заагакает по своему обыкновению.
– Это что мы, ага, совсем краёв не видим? Закон для нас не писан? Когда взбредёт в голову, тогда и появляемся в институте! Звонок для кого звенел? Для меня?
Или вызовет к себе:
– Кузнецов, ага, я бы этим твоим проектом тебе морду набил. Его в руки противно, ага, взять, запачкаться можно. Иди и переделывай!
Он на третьем курсе «Водные пути и порты» преподавал. Над курсовым я корпел-корпел, и на тебе – «иди и переделывай». А куда денешься – пришлось доводить до ума. А вообще Паша как отец родной для нас был. Мог наорать, но за каждого боролся, так просто не отчислял никогда. Если только человек вконец обнаглел, учёбу забросил. А секретарша Павла Николаевича – Клавдия Федоровна Гашникова – матерью была. Казалось бы – кто я ей, абсолютно чужой человек, нет, думала обо мне, заботилась, общежитие организовала на первом курсе. В то же время – гроза общежития. Заявится как снег на голову, только порог переступит, уже слух по всем этажам: полундра, Клава пришла! Особенно длинноволосые парни в разные стороны разбегались. Клава увидит – прощай причёска.
Сопротивление материалов читал Викентий Викентиевич Варнелло. Тоже легендарная личность. Один из дедов института. Шутка ли – в молодости участвовал в подавлении Кронштадтского мятежа. Доктор наук, профессор. И принципиальный, за красивые глазки ни за что не сдашь сопромат, но и не злой. Известное дело, студенту только дай повод над преподавателем подшутить. У Варнелло дикция хромала, вместо сечение, вращение, кручение говорил сесение, врасение, крусение. Поначалу хихикали на лекции, потом привыкли. Но при случае не могли не поиронизировать. Привычным делом было услышать от сотоварищей: «Ты сесение, врасение, крусение думаешь сдавать или как?» Умер Варнелло скоропостижно, во сне. Лёг спать здоровым, а утром не встал. Царствие ему Небесное.
По электрооборудованию был Карпенко, звали за глаза – Карпуха. И не переваривали его. Сначала старшекурсники про него страсти рассказывали, а потом на себе узнали. Мог запросто всю группу на экзамене завалить. В нём была и гордыня, и комплексы… Поговаривали, разлад в семье, то сходятся с женой, то расходятся… Ему доставляло удовольствие над студентами поизгаляться. Казанцев говорил в сердцах: «Прищучить бы Карпуху в тёмном месте! Да настучать по кумполу». Но я Карпенко сумел обвести вокруг пальца. Предмет – голову сломишь… Электрооборудование шлюза или корабля – там столько всего… А ты должен знать, что когда включается, выключается, запитывается… В экзаменационном билете два вопроса и схема. Чуть начинаешь путаться при ответе – иди «два». На что Казанцев голова и то с первого захода не сдал. У него в институте раза два всего случалось несдача. Карпуха всю группу завалил. Не в настроении был. У него было заведено, листы, на которых мы ответы писали, выдавал свои. Хорошо, не подписывал их. Я приглядел, какие у него – тетрадные. На пересдачу пришёл с ответами в кармане. Пришил к подкладке пиджака носовой платок размером с тетрадный лист, получился отличный карман, в него ответы на все билеты поместил. Карпуха усаживал нос к носу к себе. Его стол, а ты перед ним за своим столом. Беру билет, сажусь. У меня путеводитель в ладони, маленькая бумажка, на которой написано, сколько надо отсчитать листов, чтобы достать ответ. Я тихонько вытащил нужные листы, под чистые листочки, что Карпуха выдал, сунул. На чистых что-то пишу, чиркаю, потом нужный листок сверху положил. Маленько почиркал для правдоподобного вида – будто родился в творческих муках. Электросхему, что в билете, проработал.
Карпуха мне:
– Ну что, Кузнецов, отвечать будешь? Или не готов?
– Да готов, – начинаю заикаться, картину гнать, – но боюсь, как бы не ошибиться. Может, поможете немного, я сопоставлял одно с другим…
Включаю всё актёрское мастерство. Делаю испуганный вид – вызвать снисхождение удава, перед которым кролик трясётся.
Начинаю отвечать. Он послушал:
– Ну, правильно ведь. Вижу, учил.
– Учил, ночь не спал, но маленько перемешалось в голове.
– Давай второй вопрос, первый твёрдо сдал.
Ух, прокатило. Второй начинаю. Тоже заикаюсь, хотя один к одному с лекции списано.
– Вот здесь, – говорю, – не уверен, вроде вот так должно быть!
– Не вроде, а так и есть! Правильно! Схему давай.
– В прошлый раз мне такая же попадалась, я вот здесь ошибку сделал.
Уже не жду его реакции, уверенно говорю:
– Ток вот сюда идёт, эти реле срабатывают…
Он меня перебил:
– Ладно, иди.
Гора с плеч. Ребята в коридоре со всех сторон:
– Не сдал?
Я грудь колесом:
– Почему не сдал – четыре балла!
– Да ты что?!
– А что тут удивительно! – свысока на всех смотрю. – Заниматься надо! На лекции ходить, лабораторные не пропускать. А то мы всё норовим на дурачка сдать. Учить надо, а не прохлаждаться по кафе! Я вам скажу, Карпуха нормальный мужик! Зря на него наговаривают!
Казанцев готов был пришибить меня!
Гидравлику Долгашов читал. Проект сдаёшь, он посмотрит-посмотрит, сунет тебе логарифмическую линейку – пересчитывай. А то и сам начнёт проверять с линейкой. Всех приучил пользоваться логарифмической линейкой. По сей день могу. Как-то вещи перебирал и попался артефакт, начал старшим детям показывать, как считать с логарифмической линейкой, они смеются – каменный век.
И ещё один легендарный преподаватель – Сергей Иванович Галкин. Вёл строительную механику. Интеллигент до мозга костей. Доктор наук, профессор, а никакой заносчивости. Культура во всём, в речи, в отношении к студентам, голос на тебя никогда не повысит. И преподаватель идеальный, всё у него чётко до мелочей.
Он участвовал в проектах создания новых самолётов, разрабатываемых фирмой Туполева, делал расчёты. Время от времени летал в Москву.
Стоим однажды с Казанцевым в коридоре, группа вся в аудитории, звонок прозвенел, а Галкина нет. Наконец показался в конце коридора, к нам подошёл:
– Вы меня извините, к Туполеву летал. Самолёт из-за непогоды задержался. Вот опоздал, извините.
Мы с Казанцевым снисходительно:
– Да ничего-ничего, бывает.
Думаю, был Галкин из потомственных интеллигентов. Выделялся из преподавателей. Разве сравнить с тем же Карпенко. Галкин месяца два у нас уже читал, когда случайно узнали, он лауреат Государственной премии. Ни словом об этом не обмолвился, от Клавы узнали. Никогда не козырял, что с легендарным Туполевым работает.
Позже Галкин перебрался в фирму Туполева в Москву.
В подавляющем большинстве хорошие преподаватели нас учили. Единственный, подлая душонка, – физик. Начал на первом курсе приставать к Любе Ушковой. Воспылал страстью. Давай предложения откровенные делать. Дескать, ты мне, а я тебе пятак поставлю на экзамене… Люда Новичкова ко мне подошла, так и так. Я к ребятам… Не дали в обиду. Люба заявление написала, ребята пошли к ректору – Володя Казанцев, Витя Краско, Руслан Бойко… Физика быстро наладили из института… Не то что в случае с профессором консерватории, который моей дочери начал домогаться, не он, а она в конечном итоге ушла из консерватории, мы, наоборот, отстояли товарища…