Страница 14 из 17
– Да я-то что, – скажу, – вы с Танькой молодцы! Давайте и дальше продолжайте арифметику, а я завсегда готов в роддом везти, теперь уже и опыт появился.
Но они не продолжили арифметику.
Таня всё удивлялась – я, как ни приеду на встречу выпускников, у меня пополнение в семье.
– Ну, ты, Кузнецов, и молодец! – восхищалась. – И не останавливайся!
– Дак я с тобой прошёл практику по доставке в роддом, после этого ничего не страшно, вожу и вожу матушку без устали!
Муж Татьяны подарил мне фляжку никелированную поллитровую, тогда это было страшным дефицитом. Но кто-то в общаге у меня её спёр.
А Мишу Норкина, которого с аппендицитом отвозил, звали Миша-йог. Йогой занимался. Был не от мира сего. Аскет и умница. Чувствовалось, в голове у него постоянно что-то варится, и думает Миша не о всякой чепухе. Держался сам по себе, особняком. Невысокого роста, не по годам степенный. Хотелось называть его Михаилом Ивановичем, хотя бы в шутку. Учился более чем хорошо. В отличие от большинства из нас спортом не занимался, но запросто садился на шпагат, показывал замысловатые позы йогов. Не скажу, были с ним близкими друзьями, но нет-нет Миша приходил ко мне в комнату, побеседовать. Я был не таким начитанным, как он, Миша разбирался в музыке, живописи, ходил на концерты симфонического оркестра, выставки картин. Симфонические концерты я не посещал, а в картинную галерею, бывало, вместе с Мишей и Казанцевым ходили. Миша позовёт, мы идём.
Был он человек с юмором, мог под Ленина сыграть:
– И что, батенька Виталий Ефимович, – спросит меня, картявя, – как у вас с историей партии дела обстоят?
Приходил чаще в нашу комнату поздно вечером. Дела сделает, захочется поговорить. Бывало, улягусь, а Миша заходит. Сядет на кровать:
– Вы, батенька Виталий Ефимович, не суетитесь, не надо мне кресло пододвигать, тем более у вас его нет, и чай не предлагайте, как говорится в народе: сыт чаем по горло, молока давай!
И начнёт рассказывать, как он, к примеру, летом ездил в Красноярск, ходил на Столбы. Всю хронологию событий досконально изложит. Всё-то он помнил по времени, по мельчайшим событиям. Рассказывает, а я думаю, когда ты уже, «батенька», закончишь? Спать хочется, предыдущую ночь в столовой на кирзаводе дежурил, толком не выспался, но терплю. С Мишей надо было жить дружно, я у него тексты английские, те самые «тысячи» брал. Мы с ним железно договорились, он сдаёт, я забираю. Никому другому не даёт – только мне. Английский я по-честному никогда бы не сдал. В школе, можно сказать, не учил. Из одной сельской школы в другую переходил, в одной вообще не было учителя, в другой поучила-поучила да в декрет ушла, беда с англичанками была. Миша – находка для меня, выручал постоянно.
А ещё мне крупно повезло, на третьем курсе преподавателем английского была сестра Вити Доровских, с которым на первом курсе жили в одной комнате. Витя после армии, на два курса старше. Я рассказывал, как у них в комнате, как самый молодой, по магазинам бегал. Витя и позже по старой памяти мог заглянуть в нашу комнату:
– Виталя, не в службу, а в дружбу, сбегай за бутылкой, мы тут с ребятами сгоношились.
– Да запросто, – скажу.
Казанцев ворчал:
– Что ты как мальчик на побегушках! Отшил бы его!
– Володя, – скажу, – длинно всю логическую цепочку моих «побегушек» рассказывать, устанешь слушать. А мне не тяжело прогуляться.
Не без умысла просьбу выполнял, дело подошло к экзамену, я к Доровских подкатываю:
– Витя, замолви слово сестре, у нас экзамен по английскому.
Витя в своём стиле:
– Молодой, не мандражируй, считай, пятак у тебя в кармане.
– Не надо пятака, ты что! Мне маленькую-маленькую еле заметную троечку, еле заметную, лишь бы не завалить. В школе практически английского не было!
– Я тебе сказал, молодой, всё будет как в аптеке! И не морочь мне голову!
Как не мандражировать, сестра у Доровских женщина строгая, на экзамен пришёл, сам думаю: вдруг Витя забыл сестре сказать. Билет взял, начал отвечать, тык-мык, что-то мямлю. Она послушала-послушала, смотрю, пишет в ведомости «отлично». У меня глаз выпал, едва за руку не схватил: не надо «отлично». Стыдно перед ребятами, Казанцев «хорошо» получил, а его английский и мой разве можно сравнить! Если и ответил, на трояк не больше.
Миша Норкин узнал о моём успехе, сказал с укоризной:
– Ну, батенька, ты жук! «Тысячи» всю дорогу попрошайничал, сам оказывается!
Миша был непревзойдённым англичанином в группе. Половину песен «Битлз» знал наизусть. В общаге почти в каждой комнате магнитофон, и обязательно записи «Битлз». Спросишь у Миши, о чём та или иная песня, сходу переведёт. Разбирался в английских диалектах. Мог с сестрой Доровских заспорить на английском о ливерпульском диалекте. Миша в любом деле профессор. А по жизни непритязательный, нос не задирал, на Зейскую ГЭС (об этом обязательно расскажу) с нами ездил, бетонщиком работал. В перерыве сядет в позу лотос, роба брезентуха и – лотос…
Упокой, Господи, душу раба Божьего Михаила и даруй ему Царствие Небесное. Я и отпевал Мишу. Лечили от одного, а болезнь в другом. До шестидесяти не дожил. Работал в Омском пароходстве. Частенько мы с ним виделись. Или я к нему в пароходство зайду, а то он в собор в келью мою заглянет.
– Ну что, отец Виталий, – скажет, – достойно есть, достойно пить будем!
– Запросто, – поддержу питейную тему. – Я-то не буду, мне ещё всенощную служить, а тебе могу кагора кружечку одну-другую-третью налить.
– Наливай, отец Виталий, чайку покрепче! Это благодатнее для нас с тобой!
Лучше меня знал Библию, святых отцов, разбирался в богословии, в иконописи. Если увидит незнакомую икону, обязательно разузнает, чей лик на ней изображён. Говорили с ним о конце света, современном состоянии церкви. Грустно иронизировал по поводу фарисействующих в миру и в церкви. Мыслил всегда нестандартно, неожиданно, не любил шаблоны, брать безоговорочно на веру. От Миши первого, пожалуй, услышал аргументы в пользу эпохи сталинизма. В девяностые годы как только не полоскали, не поносили вождя народов. Заговорили о нём, я начал про коллективизацию, тридцать седьмой год, на что Миша возразил:
– А ты не задумывался, как это оказалось, что под ноль разрушенная Гражданской войной страна вдруг стала индустриальной, образованной, деревенские пацаны выучились инженерами, учителями, главными конструкторами ракет и самолётов, генералами, маршалами. Наш институт не когда-нибудь, в ту самую эпоху, в 1951 году образовался. Кто-то очень старается выпятить в той эпохе одно и затемнить, убрать, замолчать, исказить другое. Вождь народов Гитлера заломал. А победителей не любят. Ой, не любят. Та же Америка всячески пытается примазаться к победе, но понимает, кто одолел Гитлера. И злится.
У Миши и о Солженицыне было мнение, отличное от распространённого, как-то в беседе затронули эту тему, он говорит:
– Давай мы с тобой порассуждаем. Солженицын умный человек, не желторотый юнец из глухомани, он позиционировал себя глобальным мыслителем, как это он в письмах с передовой допускал откровенные крамольные высказывания? Неужели не знал, что есть цензура? Сто процентов знал. Высшее образование, офицер, капитан. Мой отец рядовым воевал и то знал. Тогда что? А то, что попахивает самострелом. Ну, попаду под трибунал, зато останусь живым. Так рассуждал. А если человек подловатый в одном… Я был на встрече с ним в Омске, когда он ехал из Владивостока в Москву, тоже шоу устроил – заграничный гуру спустился с вершин учить тёмный народ, как ему жить надо. Ух, как взмыл от вопроса из зала: «Александр Исаевич, не получилось – вы метили в коммунизм, а попали в Россию?» Будто углей в штаны насыпали, подскочил! В больное ткнули… За это его запад на щит поднимал, жить безбедно давал… В Россию он попал…
В церковь Миша ходил не сказать, что часто. Исповедовался, но не у меня, причащался. Много раз обращался ко мне, кого-то из знакомых или родственников понадобилось крестить, отпеть, жилище кому-то освятить.