Страница 16 из 17
Зея, Бурея, мак, василёк
Сижу у батюшки Виталия в келье, заходят женщина и мужчина среднего возраста, с ними девчушка-егоза, лет пяти от роду. Женщина говорит:
– Вот, батюшка, твоя Надежда.
Надо сказать, в батюшкиной келье порой набивалось человек по семь-восемь, больше не было посадочных мест. Он придерживался технологии: пришёл к нему посетитель – заходи. Даже если, с кем-то ведёт разговор, всё равно проходи. Секретов нет, вдруг пришедшему тоже полезно послушать. Отец Иоанн, настоятель храма, под его началом батюшка служил много лет, неоднократно отчитывал: превратил келью в проходной двор, вечно народ торчит.
– Покаюсь ему, – вспоминал батюшка, – мол, не буду так делать, а всё равно. Не могу я прогнать человека: жди в коридоре. Будто он к чиновнику пришёл. Если надо ему со мной один на один поговорить, посидит со всеми, подождёт. Случалось, посидит-посидит, послушает беседы с другими чадами, а потом скажет: батюшка, я всё понял.
Духовные чада с девчушкой-егозой были, как потом выяснилось из медицинской среды, дантисты, владели клиникой. После слов женщины: «Вот, батюшка, твоя Надежда», – мужчина поднял брови:
– Не понял?
– Ну как же, – посмотрев на меня, улыбнулась женщина, – не проведи батюшка с нами работу, Нади у нас с тобой не было.
В своё время они пригласили батюшку Виталия освятить помещение клиники, с той поры он стал их духовным отцом. Соберутся ехать в отпуск или в другую поездку обязательно берут у него благословение. Сыну поступать в медицинский университет, тоже пришли: благословите Максима. Серьёзные дела без батюшки не решали.
Но однажды отец Виталий «наехал» на духовных чад, рассказывал об этом так:
– Говорю им: «Вам по сколько лет? По сорок. Я в этом возрасте только женился, а у меня пятеро детей. Вы двадцать лет в браке и всего-навсего один сын! Молодые совсем, а крылышки уже сложили! Не заметите, как Максим получит диплом, скажет вам: гуд бай, мама-папа, и упорхнёт в ту же Москву! И что тогда? Одни будете куковать?
Не прошло года, дантисты родили Надежду. У её отца память оказалась короткой, забыл, кто надоумил «крылышки расправить», потому-то и удивился словам жены – «батюшка, твоя Надежда».
Когда духовные чада ушли, батюшка посетовал, Максим, сын их, стал к другому священнику ходить.
– Отец Сергий моложе меня, может, из-за этого. Не так стесняется Максим, исповедуясь в каких-то вопросах. Опять же отец Сергий не знаком с его родителями.
***
Тема нашего разговора с батюшкой в тот день была его практика после третьего курса. Батюшка человек азартный, рассказывая, может войти в азарт, соскочить с места. Воспоминания об институтской молодости частенько сопровождают такие эмоциональные всплески. Не исключением стал рассказ о практике на Зее.
– Практика после третьего курса – это что-то, – начал батюшка Виталий. – Наш факультет в институте стоял наособицу, готовил не только речников, но и одновременно строителей. Не зря как бы два названия: гидротехнический или водные пути и порты. Готовили специалистов, которые кроме всего прочего могли проектировать и строить порты, шлюзы, плотины, причалы и другие подобные сооружения. Практика после третьего курса относилась к теме строительства. Будущие многопрофильные речники должны оценить почём фунт изюма на стройке. В тот год на факультете сформировали стройотряд для работы на самом что ни на есть гидротехническом объекте – строительстве Зейской ГЭС.
Половина нашего курса, сорок человек, одели в стройотрядовскую форму с эмблемой, где фигурировала Зейская ГЭС. Стройотрядовская форма – особый шик. В Новосибирске как лето – полгорода в ней. У каждого института своя эмблема. Помню, после Зеи приехал к отцу в Богданович, всю дорогу щеголял в стройотрядовской куртке.
Ехали на Зею железной дорогой, обратно самолётом, а туда вагон целиком заняли. Это был вагон щенячье радости, счастья, безмятежности. Позади курсовые, зачёты, экзамены, впереди безразмерное лето! Да что там впереди, оно везде – припадай к окну и любуйся! Половодье зелёного шума накрыло Западную и Восточную Сибирь, а также Прибайкалье, Забайкалье, Дальний Восток. Стучат колёса на стыках, в окна врываются запахи тайги, степей, Енисея, Байкала, Амура… Четыре дня пути. Вагон последний в поезде, в торце тамбура окно. Встанешь напротив и смотришь, как полосато убегают назад шпалы, уходят к горизонту отполированные до блеска рельсы. «А я еду, а я еду за туманом, за туманом и за запахом тайги». Песни в вагоне звучали с утра и до позднего вечера (гитаристов пруд пруди). И конечно разговоры, и, само собой, постоянное броуновское движение-хождение из одного купе в другое по одному и целыми компаниями.
Миша Норкин придумал считалочку:
Зея, Бурея, мак, василёк!
Едем с песня´ми на Дальний Восток!
Роза, берёза, тополя пух!
Кто сидит на печке, тот лопух!
Шпалы мелькают, колёса стучат!
Катит на Зею наш стройотряд!
Зея, Бурея, мак, василёк!
Ждёт не дождётся нас Дальний Восток!
На правом берегу Зеи стройотряду выделили фронт работ – участок будущей плотины. Задача: подготовить в скальном грунте ложе плотины, на которое укладывается бетон. По технологии должно быть идеальным. Чтоб ни одной трещинки. Выбирали их, отбойными молотками вгрызаясь в скалу. Комиссия приняла, дала добро на бетонирование. Я, и ещё двое наших, Егор Назаров и Миша Ложкин в Новосибирске окончили курсы сварщиков – мы варили арматуру, ребята заливали бетон. Работали в три смены. Своя столовая, девчонки наши готовили.
Жили в палатках, девчонки – в вагончиках, мы – в палатках. Было ещё несколько студенческих отрядов на стройке, у каждого свой городок. Рядом с нами стоял мединститут из Владивостока. Командовал нашим отрядом Миша Извеков. Мой постоянный секундант на соревнованиях по боксу. Миша вообще исключительный организатор, я уже говорил, что он много лет руководил крупным проектным институтом. И боксёр с головой. Настоящий секундант не только с полотенцем бегает. Видит состояние противника, сильные и слабые его стороны. Миша соображал мгновенно и давал дельные советы, как лучше вести бой. И командиром отряда был отличным. Мы никогда не простаивали и очень хорошо заработали.
Наш лагерь стоял на краю поляны. Когда мы его обустраивали, нас предупредили: будьте бдительны, не исключены инциденты с местными. Я сунул под кровать хороший берёзовый дрын. Кулаки кулаками, да один вид дрына может отрезвить ретивого забияку. Особенно, если он с толпой единомышленников пожаловал. И-таки пожаловал. Крепко сплю, вдруг шум за стенами палатки и призыв: «Полундра, местные». Я отбрасываю одеяло, просыпаясь на лету, хватаю дрын. Вооружившись, выскакиваю из палатки, бегу на шум. Следом ещё человек двадцать…
Утром оказался героем анекдотов.
– Шура местных нижним бельём распугал!
Парни успели что-то натянуть на себя, я как был в трусах, так и выскочил. Трусы белые, полуспортивные, ночь лунная.
– У Шуры семейные трусы парусами развеваются, дубина народной войны в руках! А ещё лысина сверкает!
Лысина – это особая статья. В то время кумиром молодёжи был ансамбль «Битлз». Заслушивались музыкой «ливерпульской четвёртки», равнялись на их длинноволосые причёски. В большинстве технических вузов имелась военная кафедра, офицеры не признавала никаких «Битлз», «Роулинг Стоунз», заставляли стричься под армейский формат – накоротко. В НИИВТе военки не было, ходи, как хочешь. Что мы и делали. Кто-то до плеч отращивал волосы. Правда, не совсем «ходи как хошь», свободу ограничивали комитет комсомола и деканат, следили за внешним видом. Длинные волосы расценивались как тлетворное влияние запада. Больше всего боялись мы Клаву, Клавдию Федоровну – секретаршу деканата, говорил уже, она время от времени заявлялась в общежитие, вооружённая ножницами, и не успокаивалась, пока одному-другому, попавшему под руку «волосатику» причёску кардинально не поправит. Увидит, подзовёт к себе… Убегать – себе дороже. Нельзя портить отношения с таким могущественным человеком. Выстрижет из роскошной причёски клок, после чего бедолага, проливая слёзы об утраченной красоте, отправлялся в парикмахерскую.