Страница 2 из 3
У моего отца в возрасте с 25 и до 55 лет (почти 30 лет) было прочное социальное положение, авторитет и уважение, много друзей. Он успешно занимался наукой, всесторонне заботился о семье, коллекционировал книги. У него были огромные планы в науке – он писал докторскую, основал научную школу по своей специальности, издавал учебники и монографии. Также он собирался писать книгу – не по науке, а по жизни вообще. У него был уютный дом и красавица-жена. Двое (позднее – трое) здоровых детей. Все отлично. Но.
Но… почему же тогда он пил с каждым годом все сильнее и сильнее? Какую беду он заливал алкоголем?
В его роду не было алкоголиков вообще. Почти все старшие мужчины, несмотря на государственное устройство тех времен, тайно оставались верными религии своих предков. В том числе, и мой отец. И все равно – папа наращивал темпы своей алкоголизации. Его девизом стало «Ни дня без рюмки!». Почему? Ответ на этот вопрос отец унес с собой в могилу.
Я уверена – была неосознанная и неосознаваемая тайна отца – у него разрушался мозг. Он это слышал. Чувствовал. Не понимал, что происходит. И заливал это коньяком. И водкой (вино и пиво он не пил, и не курил).
И НЕ правильно делал. Алкоголь, как вторая важная причина БП, только ухудшал его состояние.
Еще одной составляющей второй группы причин БП является медикаментозная интоксикация. И ее папа тоже «подключил», чтобы ухудшить состояние своего здоровья.
К моему подростковому возрасту 13–15 лет у папы уже были серьезные запои (возраст папы 40–42 года). А так как ЭТО нужно было скрывать в условиях менталитета восточной страны (где население сохраняло приверженность к одной из великих мировых религий , запрещающей пьянство), и отцу нужно было не потерять свою работу, высокий пост, авторитет и социальный имидж, то следствия запоев снимались медикаментозно.
И он начал использовать успокаивающие, седативные, снотворные препараты, чтобы приглушить свои вспышки гнева, снять тремор, нормально высыпаться. В целом – сохраняя кажущуюся работоспособность.
Еще через несколько лет я увидела в шкафу ТАКИЕ препараты – почитала к ним инструкции – которые уже не были обычными успокаивающими. Это уже были тяжелые психотропные лекарства. Как он умудрялся их «доставать» в таких количествах и без рецепта врача?
Я помню название некоторых из них – страшно мне сегодня написать их в поисковике ПК – такое выскочит описание! Кому, и в каких случаях их выписывают…. Лучше не говорить об этом.
Так вот, использование – не по назначению, бесконтрольно, бессистемно и на фоне постоянного употребления крепких спиртных напитков – настолько серьезных медицинских препаратов не могло не вызвать интоксикацию и разрушительное воздействие на мозг. Болезнь папы прогрессировала.
Когда папа уже был серьезно болен, со всей внешней клиникой БП, имеющей описание в медицинских учебниках, его лечащий врач сказал, что, скорее всего, причиной БП именно у этого больного является алкогольная и медикаментозная интоксикация. Это звучало, вроде как облегчение для семьи – не наследственная форма, а приобретенная. (Первая версия болезни отца).
Но так ли это?
Признаки болезни были – внешняя неадекватность – в том возрасте, когда у папы еще не было серьезной алкоголизации и злоупотребления медикаментами. Значит, я считаю, причиной БП была не интоксикация и алкоголь. Они – были усилителями регресса, но не причиной.
Вторая версия болезни отца врачами не озвучивалась. Ее озвучиваю я и только теперь. Он был болен с детства. А растягивание инкубационного периода болезни с классических 25 лет до 30 – это, возможно индивидуальная особенность человека, или просто до 30-летнего возраста я отца наблюдать не могла – по причине своего малолетства. А у мамы что-то выяснить – в последние годы – не представлялось возможным. Она ничего не помнила. Все попытки напомнить ей об эпизодах необычного поведения отца в прошлом, и подвигнуть маму к анализу их причин, наталкивались на ее непонимание и ее суровый вердикт: «Да он всегда был придурок. Вообще, вся его порода – все чокнутые. Какие болезни, какие причины? Пил, гулял и танцевал всю жизнь. Дебил и пьяница». Все. Никакого анализа.
Второй группой причин БП, как изложено в медицинской литературе, были травмы головы. Да, БП встречается у боксеров и футболистов – от удара по голове. А у папы что? Есть что!
Я вспомнила, что кто-то когда-то мне рассказывал, когда я была очень маленькой, следующее.
Когда папе было два года, его старшая сестра нечаянно нанесла ему травму. Ребенок прыгал возле нее, когда она вязала. (Нельзя вязать в присутствии маленького ребенка! Никогда и никому, нигде и ни по какой-либо, якобы уважительной, причине!!!). Мальчик наткнулся на спицу правой глазницей. Спица – она была тонкая и острая, для вязания носков – воткнулась глубоко внутрь головы.
Результатом травмы было то, что ребенок потерял зрение правого глаза и слух правого уха. Навсегда. Папа не видел правым глазом и не слышал правым ухом. Вообще. Всю жизнь.
А разве это не есть травма головы и мозга, которая могла быть причиной БП?
Так я пришла к выводу, что причиной болезни папы была детская травма головного мозга. Его неадекватное поведение, вспышки гнева, употребление алкоголя и лекарств – это были проявления развивающейся болезни. Папа был болен со своего 2-х летнего возраста.
Эта моя версия болезни не согласуется с длительностью инкубационного периода и времени появления первых внешних проявлений БП (по медицинским справочникам). Но я не считаю, что она не реальна, эта моя версия. Более того – она многое объясняет. И поведение отца в том числе.
Моя убежденность в том, что отец был болен с 2-х лет, а не с 30–40 лет, приводит меня к опасным выводам. Тревожным. Для меня и моих сестер. Моя неосведомленность в вопросах анатомии, влияния болезни человека на его ДНК, гены и половые клетки – как, и в какой степени они могут разрушаться под воздействием болезни – не дают мне возможности делать однозначные выводы. Но ведь и повествование мое не есть научный труд. Моя цель – изложить на бумаге мои тревоги, опасения и предположения, осмыслить их. Понять. А не разработать новые научные теории.
Задуматься впервые – о возможном влиянии болезни отца на здоровье трех его детей – заставила меня моя мама. Вот как это было.
О том, что у мамы будет третий ребенок, я узнала в 14 летнем возрасте. Не сказать, что у меня было настроение по этому вопросу, характерное для эгоистичных подростков. Нет. Никаких возмущений и протестов у меня не было. В целом, к самому факту рождения ребенка я отнеслась нормально. Вокруг было много знакомых и соседей, и почти у всех было по нескольку детей в семьях. В том числе и с большой разницей в возрасте между старшими и младшими.
Тем не менее, я помню, что у меня, несмотря на юный возраст, возник один сложный вопрос к маме. Но задать его я не решилась. Тогда не решилась. Но когда она заговорила сама – а было это примерно в 2001 или 2002 году – об этом своем решении в 35-летнем возрасте родить третьего ребенка, я высказала свое отношение к этому факту.
Папа на момент этого разговора уж находился на пороге своей кончины. Картина его болезни была ужасной. Я и младшая сестра (она врач) – перечитывали горы литературы по этой болезни. Конечно, обсуждали причины болезни, симптомы, последствия – при маме.
Мама очень переживала. Ей пришлось пять лет нести на себе нелегкую ношу – ухаживать за больным отцом 5 лет в условиях деревни, а также принять страшное решение о его госпитализации.
И вот, когда папа уже умирал в больнице, видимо, обдумав все, что мы рассказывали про эту болезнь, мама сказала мне как-то:
Мама: Болезнь эта бывает наследственной, как написано в книжке. Значит, она может передаваться детям. Я родила ребенка в 36 лет. Отцу было 42. Значит, судя по сведениям об инкубационном периоде болезни, я родила ребенка от уже очень больного мужчины. Мне тревожно – вдруг это передалось ребенку?
Честно говоря, я была настолько занята мыслями о самом отце и его болезни, что на тему наследственности еще не размышляла – только, когда оценивала папину родню – не было ли у кого признаков БП. И мамины слова напугали меня. Я задумалась и мгновенно поняла, что ее опасения небеспочвенны. И я ответила ей: