Страница 1 из 3
Болезни и больницы – это неотъемлемая часть жизни каждого человека. Нет людей, которые никогда не болели. В разной степени, разумеется. Для каждого человека встречи с болезнями – разные. В трех моих рассказах повествуется о нескольких моих встречах с болезнями. Происходили они в разные годы, и болела не только я, но и мои близкие.
Моя тревога
У моего отца была страшная болезнь – Паркинсона (далее в тексте БП). Когда он уже ярко ею болел, я начала интересоваться, что это за напасть такая. Стала искать информацию в медицинской литературе, в журналах.
Я не врач. И, скорее всего, глубоко не усвоила всю медицинскую информацию по этому недугу. Но некоторые моменты я поняла и запомнила – они очень важны для меня.
Я не собираюсь особо комплексовать, что я не врач, и не могу профессионально понимать эту болезнь, и со знанием дела рассуждать о ней. Медицина современного человечества, несмотря на гигантский скачок в развитии за последние сто лет, все же еще очень недалеко ушла от средневекового уровня. Большинство болезней, особенно касающихся мозга и психики человека, еще вообще не изучили. Так что мой дилетантский подход к осмыслению серьезной болезни отца не так уж коряв, если учесть, что и сами медики знают о ней немного. И строят свое лечение на версиях, предположениях и догадках.
У болезни БП – предположительно – имеется три группы причин:
1. Наследственная предрасположенность, если болел ею кто-то из предков.
2. Травмы, в первую очередь головы и головного мозга, полученные в течение жизни.
3. Интоксикации, полученные в течение жизни: от злоупотребления алкоголем, отравляющими веществами, наркотиками, психотропными и седативными средствами.
Болезнь страшна тем, что развивается очень долго – она может внешне не проявляться в течение 25 (!) лет! А все это время идет процесс разрушения мозга – он превращается постепенно в дырчатую структуру, наподобие головки голландского сыра с огромными аппетитными дырками.
То, что болезнь внешне не проявляется, вовсе не означает, что ее не чувствует сам больной. Однако в связи с очень медленным нарастанием ощущений, и их странностью – это же не насморк во время простуды – человек не может ничего понять, распознать и забить тревогу.
Я предполагаю, что мой отец что-то чувствовал. Но уже не спросишь – он унес информацию в могилу.
Начнем анализировать возможные причины болезни папы с конца списка причин БП – с третьего пункта.
Яркие признаки БП у моего папы проявились примерно в 55 лет. Если взять классический инкубационный период болезни – то заболел папа (то есть когда началось разрушение мозга) примерно лет в 30.
Свою маму я помню с моего годовалого возраста – обрывочно. С трехлетнего возраста я помню мать уже ярко и осознанно. Отца помню только лет с пяти. Когда он начал со мной беседовать на разные темы.
Отец старше меня на 27 лет. То есть я помню его с его 32–33 лет. И я помню его в этом возрасте, и далее – как очень умного, доброго, великодушного человека, коллекционера книг и виниловых пластинок, веселого и общительного человека.
Однако, примерно к моему 6–8 летнему возрасту, у отца я стала замечать – и запомнила – эпизоды поведения, резко отличающиеся от его основного имиджа. Это были вспышки гнева, и проявления злобности – в голосе, мимике, жестах. Это было странно даже для меня – ребенка. Такие полярные проявления я интуитивно признала неестественными.
И еще – вот что было для меня странным и страшным – вспышки гнева были непредсказуемыми и необъясняемыми. Просчитать их начало не представлялось возможным. Приходил папа – и я никогда не знала – начнет он со мной играть, затеяв веселую беготню, или злобно сверкнет глазами, заскрежещет зубами. Эта необычная способность была у него до начала полного проявления заболевания в 55 лет – только тогда у него прекратились вспышки злобности со скрипом зубов и страшным бурящим взглядом. Взгляда этого боялись многие и многие – он был какой-то змеиный, парализующий, металлический, холодный. В момент такого взгляда застывало лицо, губы становились узкими и тонкими, ноздри раздувались. И начинался скрежет зубов. Это было очень страшно.
В связи с непредсказуемостью поведения отца, я стала бояться его появления – так, на всякий случай. Когда он подходил к дому, он всегда вынимал из кармана ключи – у него была их огромная связка всегда. И пока подходил к двери – гремел ими.
Страх перед гремящими ключами и резким звуком вставляемого в замочную скважину ключа у меня сохранился на всю жизнь – и исчез только 4–5 лет назад, то есть примерно в моем 50-летнем возрасте.
Дальше – больше. Я помню эпизоды, в которых отец представал передо мной в образе монстра – то есть я реально его боялась. Его периодические приступы педагогической активности – когда он воспитывал меня или чему-то обучал, как правило, становились для моей детской психики серьезным испытанием.
И в то же время – в этот же период, и в дальнейшем, – такие агрессивные эпизоды сменялись прежними картинками – когда папа был умным, добрым, понимающим, отличным рассказчиком и участником детских игр. А если я все же что-то натворила – разобрала часы, утюг, нахватала двоек или принесла в дом жуков и лягушек – папа разбирался со всем этим спокойно и мудро.
У меня есть в памяти абсолютно, диаметрально противоположные реакции отца на похожие ситуации. От гнева с пеной у рта по незначительной причине – до вроде бы и воспитательной (я много хулиганила по-детски), но улыбки папы и при этом с добрыми глазами. Мой детский мозг лихорадочно искал какие-то закономерности в поведении отца и не находил их.
С этого же времени я стала часто видеть папу пьяным. Далее, с возрастом, я почти никогда не видела его трезвым. Он не валялся, не проявлял классического алкогольного психоза – типа лежать мордой в салате, или бубнить что-то невразумительное, или валяться в луже у дома. Нет, этого не было почти никогда. Но он всегда был «поддатым».
Я все это вспоминаю сейчас усиленно, подробно, чтобы понять, где и когда проявились признаки, что папа почувствовал: он заболел. И я думаю, что папа был болен уже в возрасте 32–33 лет.
Шли годы – болезнь развивалась. Приступы гнева учащались. Неадекватное поведение, шальные необдуманные решения, очень похожие на сверхценные идеи – это я с ужасом наблюдала уже в своем отроческом возрасте.
Я могу сейчас сделать условную периодизацию своего отношения к отцу в течение моей жизни:
1. Раннее детство. Страх. Интерес.
2. Отрочество. Страх. Непонимание.
3. Юность. Страх. Раздражение.
4. Ранняя молодость. Обида. Недоумение.
5. Средняя молодость. Жалость. Напряжение.
6. Зрелость. Жалость. Горе.
7. После смерти отца и сей день. Жалость. Вина.
К сожалению, все детство я путала понятия «уважение» и «страх». Я думала, что уважаю отца, но оказывается, я его просто боялась. Мать я не боялась никогда.
Я перестала бояться отца в 22 года, когда, как я не без основания сочла, он меня предал. Неужели и уважать перестала тогда же?
Сегодня, анализируя свою жизнь, я могу подвести некоторые итоги – как я отношусь к отцу.
Человек этот сделал для меня очень много. Не каждый отец столько может дать своему ребенку! Он сам был необыкновенным человеком. У него было огромное доброе сердце, ум и природные таланты. Но папа был тяжело болен всю свою жизнь. Это сломало его судьбу. А возможно, это было его «спецзаданием» свыше – имея гигантский потенциал, как бы в противовес, быть тяжело больным человеком. И найти возможность реализоваться, несмотря на недуг. Не мне судить, насколько процентов папа выполнил задание судьбы. Но я бы определила, что неудовлетворительно. Грёб не в том направлении – это точно. И увлекся «обезболиванием» – алкоголем и медикаментами.
Люди за глаза говорили про моего отца «Великий Татарин». Настолько интересным, необычным и эффектным человеком он был. И в противовес этому Судьба дала ему болезнь, которая мучила и съедала его изнутри целых 70 (!) лет! Неужели для равновесия?