Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 27



Если не удается контролировать подобный единственный поток, то новизна может возникать не за счет смены сообщения, а за счет смены фона, на котором подается это сообщение. Защищаясь от обвинений в коррупции, элита стран СНГ аккумулирует рассказы о коррупции в самих Соединенных Штатах. Смена контекста создает новизну для старых сообщений. Так, российское МЧС инициировало создание телепередачи о катастрофах в мире, чтобы отвести внимание от собственных катастроф. То есть перед нами возникает еще два варианта порождения новизны:

– новое сообщение,

– старое сообщение на новом фоне.

Сообщение может попадать в новые форматы, подвергаясь определенной модификации. Новости в развлекательном формате получили в США название «мягких» – «sоft news». Это более личные и менее официальные, институциональные новости. При этом подчеркивается, что эта разница состоит скорее в степени актуальности, чем в другой сути, что выражается в следующем наборе характеристик [8. – Р. 6]:

– они концентрируются на «мягких» новостных темах;

– их аудитория не интересуется политикой;

– их аудитория больше заинтересована в развлечении, чем в просвещении.

В новостях такую аудиторию интересует скандал, насилие, героизм и другие драматические эпизоды. Данный перечень говорит, по нашему мнению, о пересечении с форматом литературы и кино. Под развлекательные форматы подходят те виды новостей, которые несут в себе подобную окраску. Восприятие новостей модифицируется, чтобы поставить на первое место те характеристики, которых требуют развлекательные каналы.

Драматизация новостей идет через насыщение их стратегической информацией о взаимоотношениях людей. При этом естественным образом любая другая, например, бюрократическая информация будет уходить на второй план.

Образуется два вида разделения на новое и старое, новое и фон:

Новые смыслы могут порождаться очень замедленно, с максимальной опорой на уже известные. Сообщение может также заимствовать для своей новой формы и содержания старые реализации, создавая в результате сочетание старого и нового, которое является, с одной стороны, новым, с другой – настолько неоднозначным, что может служить и как старое, и как новое. Такая история реализуется по мере развития христианства. Император Константин пользуется для своего возвеличивания языческим культом Солнца, изображая себя соответствующим образом и на монетах, и виде статуи [9. – Р. 160–161]. Параллельно христиане заимствуют языческий праздник 25 декабря в качестве даты рождения Иисуса Христа.

Новые смыслы порождают интересный феномен: они соединяются в восприятии человека с теми, кто их поддерживает. Те же, кто отрицает эти новые смыслы, получающие распространение, общество начинает трактовать как ретроградов и обманщиков. Приватизация новых смыслов людьми и политическими структурами приносит им колоссальные дивиденды, поскольку тем самым они входят в резонанс с массовым сознанием.

Новые смыслы трансформируют ментальную карту мира, ведя к последствиям в виде изменения моделей поведения. Фильмы о танкистах и летчиках поднимали престиж профессии, привлекая молодых людей в военные училища. Латиноамериканские фильмы про Марию в результате привели к ошеломляющим успехам в борьбе с неграмотностью. При этом иногда образуются тупиковые ситуации. В СССР все хотели быть космонавтами, а нужны были в этом качестве только несколько десятков людей.

Новые смыслы вызывают серьезное сопротивление в обществе, что должно учитываться в процессах их продвижения. Например, военные перечисляют следующие факторы, объясняющие такое сопротивление [10]:

– новые идеи порождают новые типы мышления, что создает интеллектуальные различия между теми, кто думал до этого однотипно;



– новые идеи обращают внимание на прошлое и традиции институтов, что разрушает корпоративную лояльность;

– новые идеи создают чувство профессиональной опасности и неуверенности.

Новые смыслы могут активировать пассионарные силы общества. Новые смыслы могут блокировать ретроградные тенденции. Новые смыслы расширяют пространство возможного, что является уже чисто стратегической задачей. Новые смыслы всегда оказываются нужны при переходе к новым социальным ситуациям. Идеология скорее фиксирует старые смыслы. Новые смыслы – в руках у политтехнологов, гуманитарных технологов, которые конструируют новую действительность.

Е. Холмогоров говорит о сегодняшних попытках «реставрации будущего», как о продлении определенных линий советской модели [11]: «Самая сложная, концептуально-смысловая сторона этих планов отработана за предыдущие полтора десятилетия, и теперь целостная конструкция потихоньку начинает собираться и показываться над водами всероссийского потопа. Эта реставрация представляет собой продолжение основных, наиболее значимых линий в будущее из советского прошлого (отсюда и понятный „неосоветизм“ большей части нашего консервативного движения), однако без механицизма. От технократии акцент ощутимо сдвигается в сторону смыслократии, от концентрации на создании технологических систем к созданию и отработке систем интеллектуальных».

Кстати, новым в его взгляде является акцент на том, что основные интеллектуалы советского времени (Ю. Лотман, Л. Гумилев, Г. Щедровицкий, И. Шафаревич) отличались тем, что «созданные ими новые смыслы не ограничивались чисто интеллектуальной сферой, а притязали на социально организующее значение, посягали на власть. То есть советская технократия постепенно развивала себя в высшую и, возможно, превосходящую ее форму – смыслократию».

С. Кара-Мурза говорит об определенных общественных фильтрах, которые не пускают в общество новые смыслы. В этом плане он рассматривает и экспертов [12]: «В своих суждениях эксперты перестали ставить и обсуждать целостные проблемы и понятия, в которых они могут быть осмыслены. Возник тип сообщений, которые хаотизировали мышление, делали его некогерентным. Используя все средства манипулятивной риторики (дробление, срочность, сенсационность), эксперты создали практически тоталитарный фильтр, лишающий население России минимально необходимой информации о реальности и логических конструкций для ее осмысления. Это лишило огромное число людей последних крох возможности сознательного волеизъявления и отношения к будущему».

Б. Флауэрс подчеркивает нужду в новой глобальной истории, которая призвана заменить повествование о демократии [13. – P. 158]. И это совпадает с форматированием войны с терроризмом как идеологической. После того, как перестали противопоставлять коммунистический и капиталистический проекты, мир оказался «оголенным» в этом плане, поскольку на сегодня нет истории, способной осмыслить все происходящее. Как Советский Союз распался на ряд стран, так и мега-картинка мира распалась на ряд конфликтующих между собой мини-картинок.

Общество одновременно нуждается в новых смыслах и закрывается от них. Создание такой системы защиты повторяет печальный советский опыт. Система, наоборот, должна быть переориентирована на порождение новых смыслов, что должно делаться не на маргинальных информационных потоках, как сегодня, а на центральных. Только тогда это может дать нужный уровень динамики развития, а не фиксацию сложившегося положения вещей.

Будущее: последствия для бизнеса

Стратегия расширяет поле возможного, по этой причине бизнес также оказывается максимально заинтересованным в ее инструментарии. Кстати, как оказалось, военные и бизнесмены вообще являются главными потребителями стратегических идей.

Новый инструментарий, вытекающий из включения такого ресурса как стратегия, может опираться на следующие виды расширения своих возможностей:

– расширение за счет включения нового инструментария;

– расширение за счет знания будущей среды, трендов ее развития;