Страница 14 из 27
– кризис эффективности: проблемы не могут адекватно разрешаться (например, экология, глобальное потепление, регулирование финансовых рынков, борьба с терроризмом);
– кризис легитимности: политическое представительство просто становится голосом на выборах, образуя в результате большой разрыв между гражданами и их представителями;
– кризис идентичности: люди ощущают разрыв между своей нацией и культурой и механизмами принятия политических решений на глобальном уровне;
– кризис равенства: рыночная глобализация увеличивает разрыв между странами и между социальными группами внутри стран.
Именно отсюда берет свое начало новый статус неправительственных организаций и социальных движений, способных защитить людей и их ценности.
Украина редко бывает объектом анализа в сценариях, поэтому представляет интерес сценарий конфликта 2016 г. [11]. В нем рассматривается ситуация, при которой глобального столкновения США и России не будет, но будет локальный конфликт, связанный с Украиной. Это текст 1996 г., но в нем очень четко предсказана ситуация, в рамках которой Украина не попадает ни в ЕС, ни в НАТО. Конфликтная ситуация в стране развивается на базе демонстрации русскоязычного населения в Севастополе, в ходе разгона которого милиция убивает двадцать человек. Россия требует размещения своих воинских подразделений для охраны русского населения в Крыму и Восточной Украине. Российское руководство ожидает выполнения этих требований, понимая, что ни Германия, ни США не будут рисковать ради разрешения этого кризиса.
Украинское руководство отказывается вести переговоры на эту тему. Вооруженные силы приведены в состояние готовности, в Крыму объявлено военное положение. Российские вооруженные силы также находятся в состоянии боевой готовности на границе с Украиной, поскольку Россия собирается иметь дело с изолированной Украиной. Киев требует поддержки от Германии/ЕС и США, напоминая о своем отказе от ядерного оружия. Германия ждет реакции США, а Польша и Франция готовы поддержать просьбу США.
США готовятся принять окончательное решение, взвешивая свои возможности. В это время миллиардные долларовые суммы покидают Украину. Внезапно разворачивается электронная атака на США и Германию. Саудовская Аравия сообщает о приостановке поставок нефти из-за атакованных компьютеров. Приостановлена работа всего электронного оборудования в Украине, перестало вещать украинское телевидение.
США получают сообщение по «горячей» линии от российского руководства, которое косвенно признало авторство этих атак. Россия требует, чтобы США и Германия осуществили давление на Украину с целью признания максимальной крымской автономии. Если они откажутся, Россия введет контроль недопуска чужих сил в зону вокруг Украины.
В этом сценарии интересно то, что удержаны основные базисные константы, просто они включены в новое соотношение, которое позволило сделать несколько шагов вперед в развитии одного из имеющихся направлений. При этом российские вооруженные силы, если не считать электронных атак, не принимают прямого участия в конфликте, они ждут разрешения конфликта на переговорном уровне.
П. Шварц видит возможные варианты фундаменталистских исламских путчей в ближайшие десять лет в таких странах, как Пакистан, Египет, Саудовская Аравия [12. – Р. 140]. К примеру, Саудовская Аравия в ближайшем будущем столкнется с проблемой падения цен на нефть. В то же время население, где семья имеет в среднем пятерых детей, сразу потеряет любовь к своим правителям при исчезновении у них финансовых возможностей.
Разграничение оценок и прогнозов, сделанное С. Тангреди, представляется интересным. Если оценки (estimates) направлены на анализ современного состояния для определения будущих угроз, то прогнозы (forecasts) являются долгосрочными анализами, основанными на анализе трендов [13]. То есть, получается, что если в первом случае анализируются имеющиеся на данный момент факторы, то во втором – будущие факторы.
Для определения любых отклонений нужна определенная объективная точка отсчета. Такой точкой отсчета для национальной безопасности, задаваемой как менеджмент угроз, являются национальные интересы. Сложность работы на этом уровне определяется и задается еще и рядом субъективных параметров, среди которых хотелось бы выделить два:
– за национальные интересы элиты выдают свои собственные;
– при определении списка национальных интересов трудно найти консенсус.
Ф. Лиотта попытался синтезировать из имеющихся у разных исследователей представлений определенную таксономию национальных интересов, в которой наибольший интерес для нас представляют собственно параметры [14]:
Мы давали объективные факторы и субъективные факторы, но есть еще один фактор, который можно обозначить как субъективно-объективный. Это те инновации, которые появятся только в будущем. Например, Ф. Фукуяма говорит о нейрофармакологии, когда такие лекарства как «Риталин» и «Прозак» дают возможность изменять суть личного характера [15]. Кстати, когда-то Э. Маршалл, занимающийся будущим в Пентагоне, заметил, что разведка будущего должна приносить сведения о том, на каком медицинском препарате «сидят» войска противника. К этой же сфере можно отнести успехи в сканировании мозга, которые показали в экспериментах 70 %-ю эффективность в определении интенций испытуемых [16]. И те, и другие исследования подпадают под биоэтические соображения.
Америка также увидела будущую опасность в иностранном программном обеспечении, которое может нести угрозу несанкционированного допуска к данным [17]. Глобализация позволяет теперь создавать новые точки уязвимости, а не только искать уже имеющиеся.
С другой стороны, будущие действия США по отношению к другим странам не менее важны. В этом плане можно обратить внимание как на попытку выстраивания будущей карты мира Т. Барнетом [18], так и на вполне конкретные стратегические разработки. Дж. Мискел разграничивает три типа стран и соответственно три типа стратегии по отношению к ним со стороны США [19]:
– осевые государства, например, Бразилия по отношению к Аргентине и другим. Именно на осевые государства должна быть направлена вся американская помощь и внимание одновременно с сокращением помощи другим государствам, к примеру, Ирак и Афганистан являются такими осевыми государствами;
– буферные государства, которые также будут получать помощь. Это государства с локальной ролью, без ресурсов, они выполняют оборонительные функции;
– несостоявшиеся государства, которые существуют скорее на бумаге, хотя и являются членами ООН. Они могут служить базой для развертывания террористической деятельности, хотя это и не является окончательным аргументом.
В первом случае стратегия будет проактивной, во втором – реагирующей. Осевые государства могут оказывать воздействие на соседей, буферные государства служат барьерами на пути влияния. Несостоявшиеся государства должны получать помощь в своей борьбе с анархией и хаосом.
Интересная конкретизация подхода к проблемам человеческой безопасности сделана в докладе ооновской комиссии по программе развития (UNDP) 1994 г. Здесь выделены семь параметров (цит. по [20]):
– экономическая безопасность: угроза – бедность;
– продовольственная безопасность: угроза – голод;
– медицинская безопасность: угроза – болезни;
– экологическая безопасность: угроза – загрязнение, истощение ресурсов;
– личная безопасность: угроза – разные формы насилия;
– общественная безопасность: угроза – разрушение культур;
– политическая безопасность: угроза – политические репрессии.
Конкретика этого подхода состоит в четком размежевании разных типов угроз.
Мониторинг будущих тенденций под углом зрения национальной безопасности требует значительных усилий и наработки серьезного опыта. Но с неизбежностью все страны обратятся к подобному инструментарию, поскольку реальная готовность к угрозам возможна только на таком пути.