Страница 13 из 20
Согласно консерваторам важная роль предрассудков, а также стереотипов, заключается в том, что в них отражается воля предшествующих поколений и простых людей, живущих в реальном сообществе и по-своему воспринимающих его. Рационалисты, возведя в абсолют исключительно рациональные операции, пренебрегают этой волей, не учитывают особенности обыденного сознания, охватывающего целостность, стихийность и иррациональность окружающей реальности. Предрассудок как некое выражение и отражение именно этой реальности связывает воедино на эмоциональном уровне социальные и психологические структуры, верования, привычки и потребности людей.
Подчеркивая основополагающую социальную роль предрассудков, консерваторы констатируют целостность, взаимосвязанность социального бытия, что соответственно требует и целостного подхода к его изучению. Социальная реальность есть нечто «всеобщее», не поддающееся определению через некоторую, пусть даже крайне важную свою часть. Принцип взаимосвязанности социальных феноменов – веры, привычек, институтов, процессов – является основополагающим для беркеанской философии. Этот принцип противопоставляется принципу детерминизма, столь свойственному рационалистическим теориям. Целостность общества в понимании детерминиста базируется на подчинении одних явлений другим. Принцип целостности и взаимообусловленности имеет совсем иную природу – он по сути своей противостоит общепринятым логическим структурам, так как исключает строгое подчинение логике закона и переводит общественные явления в ранг нерационализуемых.
Надо сказать, что само понятие «предрассудок» употреблялось после Берка достаточно редко. Однако заложенная им традиция рассматривать иррациональные образования обыденного практического разума как основу исследования социальной реальности характерна для очень многих представителей консервативной и не только консервативной мысли. Так, беркеанская дихотомия понятие – предрассудок у Уильяма Джемса превратилась в разграничение «знания о чем-то» и «знания чего-то». Первое – это абстрактное знание, почерпнутое в литературе и базирующееся на общих абстрактных принципах. Второе – это практическое знание, полученное в ходе непосредственных действий с предметом. У Майкла Оакшотта сходным образом противопоставляются «знание техники» – совокупность правил, предписаний и обобщений – и «практическое знание», ограниченное рамками практики и при этом как бы являющееся частью души человека.
Направляя свою критику против попыток представить человеческую природу как всецело подчиненную разуму, и исходя из этого разработать рациональные принципы, подобные гоббсовой калькулятивной морали или утилитаризму Бентама, консерваторы утверждают, что люди всегда находятся под властью ритуалов, церемоний, мифов и веры, и вырваться из-под этой власти путем создания общества, основанного исключительно на светских индивидуалистических мотивах, значит разрушить само существо человека. По мнению неоконсерваторов предрассудок и миф вечны и неуничтожимы. Их формы могут меняться, но их сущность неотторжима от природы человека. Рациональные формы восприятия действительности – это лишь стерилизация предрассудков, выхолощенные моменты познания, потерявшие связь с отражаемой в них реальностью.
Вот что писал по этому поводу Дэниел Белл: «Каждое общество стремится учредить систему смыслов, с помощью которых люди могли бы соотносить себя с миром. Эти смыслы устанавливают систему целей, подобно мифу и ритуалу, и одновременно разъясняют сущность разделяемого всеми жизненного опыта. Они же разрешают вопрос о трансформации природы посредством магической силы человека или techne. Эти смыслы воплощены в религии, культуре и труде. Потеря смыслов в этих областях создает ситуацию всеобщего непонимания, которую люди не могут выдержать и которая толкает их к поиску новых смыслов с тем, чтобы не остаться в духовном вакууме и нигилизме»[69].
Защищая от неоправданного вмешательства общественную систему любого (феодального или капиталистического) типа, консерватизм обращает особое внимание на сложность, а порой и необъяснимость различных проявлений социальной жизни. В трудах классиков консерватизма Э. Берка, А. де Токвиля и др. содержится некоторое имплицитное понимание наличия у каждого элемента социальной системы наряду с его явной функцией одной или нескольких латентных. Такое понимание значительно позже послужило одной из основ структурного функционализма в социологии. Монархия и религия, церковный приход и крестьянская община, аристократия и предрассудки – все эти элементы социума, имея свои собственные очевидные цели существования, выполняли и множество других функций, важнейшими из которых являются снятие напряжения в системе и воспроизводство знаний, наличествующих в опыте предшествующих поколений.
Часто бывает очень трудно оценить, какая из функций того или иного элемента социума важнее – явная или латентная. Основываясь на этом, консерваторы предостерегали общество от замены этих элементов другими, которые с позиций того или иного исторического момента кажутся более адекватными. Такие новые феномены как демократия, сциентистски ориентированное мировоззрение, мобильная социальная система города, с точки зрения консерваторов, не способны реализовать все функции, которые ранее с успехом выполнялись «пережитками прошлого». Более того, часть этих функций нами не осознавалась. Осознание пришло лишь в момент разрушения, когда человек неожиданно оказался в вакууме, в состоянии аномии, когда уже чрезвычайно сложно было воссоздать прежнее социальное равновесие. Бережное отношение к социальной реальности консерваторов имеет в этом смысле не только эмоциональную, но и рациональную основу. Если нечто существует в обществе достаточно долго, даже при условии его явной нерациональности, аномальности, устарелости, оно с необходимостью аккумулирует в себе жизненную силу, основанную на способности удовлетворять те или иные общественные потребности, даже если это не декларируется открыто, а часто и не осознается. Роберт Нисбет задает в этой связи риторический вопрос: «Неужели при всей очевидной архаичности и коррумпированности “гнилых местечек” и видимой бесполезности палаты лордов после того, как либералы отобрали у этих элементов политической системы всю реальную власть, они все же не могут иметь функций, ценных для общества…?»[70]
Собственно вся консервативная критика рационализма построена на неспособности последнего принять во внимание латентные (скрытые), но полезные и необходимые функции социальных институтов. Исходя из принципиальной ограниченности и несовершенства человека как личности и как рода, консерваторы утверждают, что люди, узнавшие незначительную и часто не главную часть окружающего мира, не имеют морального права что-то в нем радикально менять. «Не разрушай того, чего не создал, ибо не знаешь, что это такое», – так можно выразить позицию консерваторов в отношении рационализма, нацеленного на то, чтобы внедрять свои логические построения в практику. Скрытый смысл социальных институтов, сформированных в ходе развития общества, дан нам на иррациональном уровне в виде предрассудков, мифов, традиций, ритуалов. Этот скрытый смысл мы должны обязательно иметь в виду, в особенности когда хотим расчистить место для реализации рационально выверенных проектов.
Когда иррациональная конструкция – предрассудок или что-либо другое – становится основой познания социальных процессов, политические действия, которые, как кажется, суть отражение незыблемых закономерностей, требующих лишь удобного случая для претворения их в жизнь, предстают как вероломное вмешательство в пределы бытия и ничем не оправданное уничтожение устоев общества. «С консервативной точки зрения только “предрассудок” в беркеанском смысле этого слова может объединить людей для противостояния своего рода тирании рационализма в правительстве».[71] Такой подход есть прочная база для критики революционных преобразований, и в этом смысле он соединяет в себе эмоциональное отношение консерваторов к переменам и социально-философский анализ этих перемен.
69
Bell D. Cultural Contradictions of Capitalism. N.Y., 1976. Р. 176.
70
Nisbet R. A. Conservatism: Dream and Reality. Mineapolis, 1986. Р. 28.
71
Op. cit. Р. 34.