Страница 12 из 20
Понимание бесконечности появилось у средневековых мыслителей, которые, рассуждая о всемогуществе Бога, пришли к выводу, что он бесконечен в пространстве и во времени. Так, Николай Кузанский ввел в философию понятие максимума, фактически отождествив его с Богом. По сравнению с бесконечным максимумом любая вещь представляется абсолютно малой. Поэтому сколько ни познавай мир, эти познания будут бесконечно малой величиной по сравнению со всей совокупностью явлений.
Категория бесконечности сделала научное знание фрагментарным, частичным, тем самым лишив науку изначально присущего ей оптимизма. Вместо целостной картины реальности возникли оторванные друг от друга иерархии идей, объясняющие отдельные фрагменты мира, не имеющего ни начала, ни конца. Тем самым познание превратилось во все расширяющийся луч света, выхватывающий из темноты только часть предметов, сколь широким бы он не был.
Но одно дело рождение идеи, и совсем другое завоевание ею масс людей. На уровне обыденного сознания люди еще долго мыслили конечными величинами и не могли представить себе подлинную бесконечность. Но прогресс образования в Новое и Новейшее времена создал предпосылки для формирования нового сознания. Сегодня даже школьник понимает, что Вселенная бесконечна. Более того, он скорее не понимает, как она может быть конечной, поскольку конечность стала противоречить здравому смыслу. Любой современный человек, ознакомившись с теорией Большого взрыва, вполне обоснованно задается вопросом – а что было до взрыва? Для нас время бесконечно, и считать его началом какой-то первовзрыв и какую-то сингулярность просто нелогично.
Заметим, что внедрению идеи бесконечности в сознание людей порой препятствовала сама наука. В доиндустриальную эпоху путешественник, выходя из дома, видел перед собой бесконечный мир, расстилающийся по прямой к горизонту. Он верил в бесконечность путешествий и, соответственно, в бесконечность познания мира. Но вскоре оказалось, что мир – это всего лишь небольшой шарик, который в принципе может быть познан. Так география стала «неактуальной» наукой. Но идея бесконечности неуничтожима. Конечность географического мира тут же была дополнена бесконечностью мира астрономического. Похоже, что и идея первовзрыва весьма вероятно будет дополнена идеями существования до сингулярности, бесконечной сингулярности и т. п.
Так или иначе, но сегодня мы осознаем бесконечность мира и соответственно конечность нашего познания не только на уровне «высокого» научного сознания, но и на уровне обычного повседневного рассудка. Как Ахилл никогда не догонит черепаху, так и наше сознание никогда не догонит развитие мира. А вот развитие мира может в любую минуту вторгнуться в нашу жизнь. Поэтому мечты о создании разумного человеческого пространства, отдельного от пространства вообще, все более воспринимается как утопия. Ранее же это было одной из главных целей науки. М. Вебер так радовался расколдовыванию мира именно потому, что расколдованный мир казался ему более уютным, предсказуемым и подходящим для жизни людей.
Физические ограничения человеческого познания вполне очевидны. В макромире они определяются мощностью телескопов, в микромире – мощностью микроскопов. Но эти ограничения не столь важны в сравнении с ограничениями сущностными.
Во-первых, сознание человека просто по природе своей не может до конца познать само себя. Ведь для познания чего-то более простого нужно нечто более сложное. Сознание человека с тайной природы его интуиции, со способностью совершать все новые открытия может быть познано только сверхсознанием, т. е. неким субъектом, который к человечеству отношения не имеет. Между тем современное общество все в большей мере создается именно сознанием людей. Но без понимания сознания понимание общества всегда будет неполным, неточным и явно ограниченным с прогностической точки зрения.
Еще более трудными являются основополагающие вопросы, касающиеся существования человечества. До сих пор не обнаружена и, скорее всего, не будет обнаружена промежуточная ступень между обезьяной и человеком. Весьма загадочным и до конца необъясненным является процесс обоюдного развития языка и сознания. Да и возникновение самой жизни было и остается загадкой. Сегодня ученые все более склоняются к рациональному объяснению, предполагая, что она была занесена на Землю метеоритами, содержащими соединения белковых клеток. Такое объяснение действительно логично и возможно в будущем будет доказано. Но оно никоим образом не приближает нас к отгадке возникновения жизни во Веселенной. Оно просто заменяет один вопрос другим, что чаще всего и делает классическая наука.
Например, как может происхождение человека от обезьяны, а животных – от амебы, постулированное Ч. Дарвином, опровергнуть существование Бога? Даже если будет доказано, что жизнь «прилетела» на Землю с метеоритами, или что она случайно возникла из сочетания белков под каким-либо воздействием, это никоим образом не будет отрицать существование Бога, возможно и придумавшего все это. Поэтому аксиома существования Бога настолько же верна, насколько верна аксиома принципиальной непознаваемости мира.
Второй аргумент в пользу агностицизма, который многократно воспроизводят в своих произведениях критики науки, в том числе и многие постмодернисты, связан с последствиями ее воздействия на природу и общество. Причем основное внимание уделяется алармистской трактовке этого воздействия. Первое, что в данной связи приходит на ум, это экологические проблемы. Наука-де довела мир до погибели, уничтожив нормальную среду обитания и поставив саму жизнь под угрозу (ядерное оружие, техногенные катастрофы, разрушение озонового слоя Земли и т. п.). Но представляется, что как раз последствия воздействия науки на природу сама наука и может устранить. Борьба с вредными выбросами и потеплением может быть вполне успешной, что мы часто и наблюдаем.
Не менее сложным, но гораздо менее освещаемым является вопрос о воздействии социальной философии и «подчиненных» ей наук на человека и общество. Как мы уже отмечали, подлинно научным проектом построения общества стал тоталитаризм во всех его формах, который всякий раз был попыткой устроить общественные отношения наиболее логичным путем, а все иррациональные моменты устранить. Не случайно, что в построении тоталитарных обществ воспроизводился иерархический принцип построения традиционной науки.
Между тем, взывая к рациональности, сама философия развивалась не самым рациональным образом, в каждый момент времени распадаясь на множество противоречащих друг другу течений. Философия – необычная сфера знания. Критерием мастерства в философии во многом является не истинность, а изящность мысли. Поэтому практически никому из философов не удавалось втиснуть философию в прокрустово ложе традиционной науки. Хотя здесь стоит вспомнить главу о философии, написанную И. В. Сталиным для «Краткого курса истории ВКП(б)». Это была именно «научная философия», изложенная с предельной ясностью, подобно геометрии Эвклида. (В этом смысле этика Спинозы, представленная в виде аксиом и теорем, – жалкое подобие подлинной научности.) Опираясь на науку, Сталин смог построить наиболее рациональное общество: марксизм – это рациональная идеология; плановое хозяйство – это рациональная экономика; партийное руководство – это рациональный менеджмент.
Рациональное познание – это оперирование понятиями. Со времен Платона и Аристотеля именно однозначное понятие служит основой познавательной деятельности людей. Но в науках гуманитарных этот инструмент познания отнюдь не всегда работает. Понятия оказываются многозначными, а некоторые из них используются только в трудах одного автора (и его последователей, когда они есть). Но если за понятием могут стоять различные вещи, можно ли говорить о познаваемости мира?
Основоположник консерватизма Эдмунд Берк в своих работах заложил основы оригинального и достаточно продуктивного подхода к рассмотрению вопросов социального познания и исследованию социальной роли различных мыслительных структур. По Берку, в рационализме основной единицей социального познания служит понятие (notion), а в консерватизме – предрассудок (prejudice). «Для Берка, – пишет Р. Нисбет, – предрассудок – это краткое выражение в индивидуальном сознании авторитета и мудрости, заложенных в традиции».[68] Берк подчеркивал значение предрассудков в жизни общества как носителей определенных нерациональных установок, отражающих не индивидуальные волевые творческие акты, а целостную стабильную социальную реальность. По его мнению, пренебрежение традициями и предрассудками, свойственное мыслителям Просвещения, их постоянная апелляция к чистому разуму и к логически выверенным понятиям, обусловливает непонимание ими структуры окружающего мира. Выдвигая определенную рациональную аксиому и выводя из нее всевозможные следствия, разум человека уподобляется высшему божественному началу (на что никакого права не имеет) и творит, фактически, в вакууме, не обращая внимания на внешнее бытие. А именно оно и является специфическим фоном для целерациональных действий.
68
Nisbet R. A. Conservatism: Dream and Reality. Mineapolis, 1986. Р. 30.