Страница 11 из 20
Постмодернисты, иронизируя по поводу хмурых лиц ученых, открывающих великие законы мирозданья и титаническими усилиями двигающих общество вперед, утверждают, что во многом именно серьезное «выражение лица» науки не дает ей проникнуть в самые заповедные уголки жизни и мысли человека. Возможно, так оно и есть. Во всяком случае, ирония и юмор являются довольно сильными средствами против догматизма в науке, однако к самому процессу познания они непосредственного отношения не имеют.
Характеризуя методологию постмодернизма в целом, можно утверждать, что его авторы стремятся к расширению познавательных возможностей человека. Жизнь настолько разнообразна, что познавать ее в рамках одномерной логики модернистской науки малопродуктивно – для этого в идеале нужны столь же разнообразные средства. С другой стороны, и это наиболее рельефно показал М. Фуко, модернистская наука означает холодный разум, который систематизирует и рационализирует мир, репрессируя все то, что не вписывается в его логические объяснения. Постмодернистское восстание против разума позволяет заново оценить познавательные возможности традиции, обыденности, иррациональности, услышать и уравнять в правах различные представления о мире. В рамках научного дискурса ни одна из точек зрения не может быть признана более истинной, чем другие. Если же доминирует одна из них, то это доминирование основано не на силе истины, а на силе харизмы, власти или авторитета.
Вместе с тем постмодернизм, как когда-то эмпиризм, а затем и наивный позитивизм, выступает против любых концептуальных систем и взаимодетерминаций[64], в результате чего социальная жизнь предстает как тотальное разнообразие частностей, различий и индивидуаций, в котором все одинаково равноценно. Но в этом однородном разнообразии, которое должно означать полную свободу, человеку невозможно найти точку опоры для самоидентификации и построения векторов своего поведения.
В постмодернизме объективность знания вытесняется его интерсубъективностью, а классические процедуры исследования и открытия заменяются дискурсивными практиками, которые скорее поднимают новые вопросы, чем предлагают решения исследуемых проблем. В модернистской науке периодически возникают области согласия в виде признаваемых научным сообществом концептуальных схем и области разногласий в виде оригинальных взглядов конкретных специалистов, отражающих уникальные параметры «живого» процесса познания. В постмодернизме, где ограниченные и относительные точки зрения познающих субъектов оказываются одинаково значимыми, знание представляет собой поле разногласий, в котором лишь весьма кратковременно возникают локальные точки согласия. Сквозь призму такого знания социальная жизнь выглядит как абсолютно случайный хаотичный процесс. А между тем наука призвана упорядочивать мир и делать его более предсказуемым, поскольку это – фундаментальные потребности человека.
1.2. Агностицизм в теории познания и в жизни (диалог)
В предыдущем разделе, рассмотрев методологические принципы фаллибизизма и дискурсивности, мы показали своеобразие агностицизма в постмодернизме. Этого вполне достаточно, поскольку нас интересуют не нюансы постмодернистских взглядов, а их более широкий контекст. Первый круг этого контекста – агностицизм в науке XX века. Несмотря на то, что большинство идей постмодернизм позаимствовал у постструктурализма, наиболее общие предпосылки агностики постмодернизма содержатся в неоконсерватизме. Не случайно Ю. Хабермас назвал постмодернизм «культурным итогом» неоконсерватизма. Второй круг интересующего нас контекста постмодернистского агностицизма исторический. Постмодернизм – современная социальная теория, которая, так или иначе, является результатом всего предшествующего развития теории познания. Поэтому проследим динамику этого развития, определим место в нем агностицизма и степень оригинальности соответствующих постмодернистских идей. Наконец, в обоих контекстах покажем социальное восприятие науки и отношение к ней с точки зрения здравого смысла.
Под рубриками PRO содержатся аргументы в пользу агностицизма как современного феномена, под рубриками CONTRA – аргументы, показывающие флуктуации агностицизма на протяжении всей истории науки и социальной практики.
PRO
Вера в разум сопровождала человечество всю его историю. Но воздействие этой веры на общественные процессы было различным. Если в доиндустриальном обществе разумные начинания отдельных людей жестко ограничивались традициями и предрассудками, то в Новое время рациональность стала претендовать на центральное место среди принципов организации социальной жизни.
В разум верили все и, прежде всего, философы. Гносеологический оптимизм находит свое подтверждение во множестве философских концепций XVIII–XIX веков. В этот период считалось просто аморальным говорить об ограниченности познавательной деятельности человека. «Всякое ограничение разума и вообще человеческой сущности вытекает из обмана, из заблуждения, – писал Людвиг Фейербах в работе “Сущность христианства”. – …если человек приписывает свою ограниченность целому роду, то он заблуждается, отождествляя себя с родом – это заблуждение тесно связано с любовью к покою, леностью, тщеславием и эгоизмом. Ограниченность, которую я приписываю исключительно себе, унижает, смущает и беспокоит меня. Чтобы освободиться от чувства стыда и беспокойства, я приписываю свою личную ограниченность человеческому существу вообще».[65]
Тот же рационалистический пафос Гегель выразил следующим образом: «Дерзновение в поисках истины, вера в могущество разума есть первое условие философских занятий… Какого бы высокого мнения мы не были о величии и могуществе духа, оно все же будет недостаточно высоким. Скрытая сущность Вселенной не обладает в себе силой, которая была бы в состоянии оказать сопротивление дерзновению познания, она должна перед ним открыться, развернуть перед его глазами богатство и глубины своей природы и дать ему наслаждаться ими»[66].
Вслед за философами в разум поверило и большинство людей, отнюдь не обеспокоенных гносеологическими изысканиями. В целом эпоха модерна прошла под флагом веры в познавательные возможности человека. Сегодня ситуация начинает меняться. Агностицизм, активно прокладывавший себе дорогу в работах философов прошлого века, начал утверждаться и в обыденном сознании людей. Конечно, это процесс постепенный и противоречивый, но нам принципиально важно обозначить его главный вектор.
Агностицизм означает, что истина в принципе недостижима, а познание бесконечно; плоды познания – это частности, не способные изменить мир; и сколько бы человек ни познавал реальность, квинтэссенция его существования не меняется.
Важнейшей онтологической предпосылкой постмодернизма является тезис о бесконечности мира и соответственно познания. Исходя из этого тезиса, сколько бы человек ни познавал мир, результат все равно будет бесконечно малой величиной. Ведь, если соотношение познанного и непознанного представить в виде дроби, в знаменателе окажется бесконечность, а познанное на сегодняшний день всегда конечно.
Идея бесконечности – величайшее достижение человеческой мысли. Еще древние греки при всей развитости их мышления и актуальности их философских построений не отдавали себе отчета в бесконечности мира. Они всегда нанизывали цепь причинно-следственных закономерностей на некий «первотолчок», на некое начало всего[67]. Именно «первотолчок» делал картину мира античных философов стабильной и завершенной. «Первотолчок» – это всеобщая причина; от нее бесконечными цепочками расходятся следствия, образуя структуру, которую в принципе можно объяснить до конца. Нужно только, как говорится, «дойти до самой сути».
64
Речь идет о причинно-следственных связях в классическом смысле. Однако в постмодернизме существует и специфический детерминизм, суть которого состоит в том, что любой постмодернистский текст одновременно считается и комбинацией элементов уже существующих текстов, и предпосылкой для создания новых. Тем самым постмодернизм презентирует открытую картину мира, бесконечную во всех направлениях.
65
Фейербах Л. Сущность христианства. М.: Мысль, 1965. С. 36.
66
Гегель Г. Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логики / Пер. Б. Г. Столпнера, отв. ред. Е. П. Ситковский. М.: Мысль, 1974. С. 83.
67
В качестве таких «начал» также фигурировали первовещество, первоэлемент, первоматерия.