Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 28



Так что подсудимый лихоимец все же знал толк в своем деле. Хоть и не пренебрегал опытом и своих «подопечных».

Тот же «Приазовский край» возмущался: «Мыслимо ли, в самом деле, ждать от какого-нибудь помощника пристава или околоточного надзирателя геройской праведности, если известно, что они получают содержания всего 60 или 40 рублей в месяц? На такие средства и в таком городе, как Ростов, где жизнь отличается страшной дороговизной, где за 40 рублей в месяц и мало-мальски сносной квартиры не найдешь, да еще человеку, как это часто случается, обремененному семьей и взрослыми детьми, которых учить и воспитывать нужно, – конечно, далеко не уедешь».

Через год после ростовского процесса уже полицмейстер Ейска (город входил в Ростовский округ) есаул Павел Бабичев угодил под суд за то, что обложил нищих специальным налогом за право просить милостыню на местном базаре. Ему же вменяли в вину наращивание штатов местной полиции за счет «мертвых душ» и присвоение этих денег себе на протяжении многих лет (по 16 рублей в месяц с одного), освобождение за мзду из тюрьмы двух арестантов и прочую мелочовку.

А в самой дорогой гостинице Таганрога застрелился старший околоточный надзиратель 2-го участка Яков Поляков. Оставил предсмертную записку: «Фить! Кончал базар. Надоело. Сам подл, а люди еще подлее и вреднее».

Нельзя сказать, чтобы с коррупцией в полиции не пытались бороться. Это делало и губернское начальство, и высшие полицейские чины, и пресса. Даже выпускались строгие циркуляры о необходимости вежливого обращения с публикой. Провинившихся увольняли за задержание приличных женщин под видом проституток, за побои граждан. В декабре 1903 года были отданы под суд известный пристав Дмитрий Склауни и его помощник Старыгин за пытки и выбивание фальшивых признательных показаний из задержанных Ивана Лаврухина и Ивана Полтораусова. Склауни удалось отделаться нелегким испугом: его сместили с должности пристава, сделав брандмейстером Нахичевани (полиция тогда отвечала и за пожарную безопасность города). Однако потрясение было настолько тяжелым, что экс-пристав вскоре умер от разрыва сердца.

Заметим, Склауни тоже не был прирожденным «оборотнем в аксельбантах». В декабре 1893 года он раскрыл зверское убийство в Луганске семьи главы изюмского окружного суда Арцимовича. Убийц, ростовских налетчиков Козеева, Пирожкова и Полуляхина, он лично брал в бильярдной местной гостиницы, рискуя жизнью. В ходе процесса в зале суда, кстати, сын погибшего судьи пытался расстрелять обвиняемых из револьвера, но промазал. Конвойный, не зная, кто это, чуть не убил мстителя ударом приклада по голове, спасая душегубов…

Городовых всячески честили в газетах, пропесочивали в МВД, устраивали выволочки у градоначальника, но толку от этого было мало.

Пренебрежительное отношение к полиции самих земских властей делало службу в ней непрестижной, а что еще хуже, неблагодарной. Посему служивые платили обывателям тем же.

Постепенно ржавчина коррупции разъедала полицейские ряды до самого верха. И если в 1894 году на скамье подсудимых оказались, по сути, вторые лица, то уже в начале ХX века речь зашла и о первых.

Понятно, что гоголевский городничий не плод писательской фантазии. В России, почитай, в каждом городе торчали ослиные уши Сквозник-Дмухановского. Но Ростов просто притягивал всякого рода проходимцев, что в рубище босяка, что в сюртучной паре купчины, что в мундире блюстителя закона.



С января 1905 по ноябрь 1907 года (когда Ростов наконец получил собственное градоначальство) полицмейстером города был титулярный советник Антон Прокопович. Лавров борца с преступностью он, увы, не стяжал. Хотя справедливости ради стоит заметить, что руководить полицией ему пришлось в самые сложные годы Первой русской революции, еврейских погромов, баррикадных боев, стачек, анархии и политического беспредела. Более того, после знаменитого погрома 17–19 октября 1905 года, когда пострадавшие исчислялись несколькими сотнями, а ущерб – несколькими миллионами, Прокопович, чья полиция явила полную правоохранительную импотенцию, даже подал в отставку. Градоначальник Федор Коцебу отставку не принял (хотя сам же был смещен с должности по обвинению в бездействии при погроме), отправив полицмейстера разгребать погромные завалы и до конца испивать чашу позора.

В апреле 1907 года, сказавшись больным, Прокопович все же добился отставки «по состоянию здоровья», которое тем не менее позволило ему перебраться в столицу и устроиться чиновником особых поручений при Петербургском градоначальстве. Однако в ноябре 1914 года он был арестован в Пятигорске и выслан в Петроград по распоряжению следователя по особо важным делам Петербургского окружного суда Николая Машкевича. Бывшего ростовского полицмейстера привлекли к суду за лихоимство и мздоимство.

Второй по счету градоначальник, генерал-майор Даниил Драчевский (1905–1907), также в 1914 году угодил под суд за растрату 150 тысяч рублей из средств, выделенных на издание газеты «Ведомости Петроградского градоначальства». Выяснилось, что ему также платили мзду игорные дома Ростова. Но дело заволокитили, и оно так и не дошло до суда – грянула Февральская революция.

Опять же, в 1914 году, ставшем своеобразным «моментом коррупционной истины» для ростовских властей, под суд был отдан одиозный ростовский полицмейстер коллежский советник Сергей Балобанов (1908–1913).

Лихой полицмейстер из Нижнего Новгорода, которому за отчаянную храбрость покровительствовал сам премьер и министр внутренних дел Петр Столыпин, Балобанов лично участвовал в операциях по поимке опасных преступников и развил активную деятельность по отлову расплодившихся в годы революции налетчиков и бандитов. Однако вскоре ему это наскучило, и Балобанов смекнул, как в купеческом городе можно свою энергию использовать с максимальной выгодой. Он обложил податями владельцев кафешантанов, закрывая глаза на продление времени работы их заведений по ночам, когда они фактически превращались в откровенные притоны. Затем полицмейстер помог своей любовнице Марии Звездиной, жившей неподалеку от полицейского управления на Скобелевской улице, приобрести лавку в престижном месте, обязав торговцев закупать товар именно у нее. А потом уже пошло-поехало…

Выявились бесчинства Балобанова, как водится, случайно. 2 августа 1911 года пьяный казначей полицейского управления Ярошенко в кафешантане «Марс» прилюдно обозвал Балобанова взяточником. Об этом быстро донесли градоначальнику генерал-майору Ивану Зворыкину, который давно уже точил зуб на беспредельщика. Он решил, что пришло время остудить необузданный лихоимский пыл полицмейстера, и распорядился провести административное дознание.

На допросе отрезвевший Ярошенко заявил, что от управляющего «Марсом» Галактионова полицмейстер получил взятку в 100 рублей за выдачу разрешений на выпуск афиш и пользовался в кафе бесплатным угощением, что обходилось «Марсу» в 25–50 рублей каждый раз. Сам Галактионов на суде божился, что взяток не давал, а лишь делал полицмейстеру «50-процентную скидку на заказ в театральном буфете». В свою очередь раздосадованный полицмейстер утверждал, что разрешение на афиши давал не он, а… сам градоначальник.

Далее выяснилось, что у содержателя кафешантана «Буфф» Гершойга и его компаньона Бориславского в 1910 году Балобанов брал взятку в размере 1 тысячи рублей из сумм залога в обеспечение расчета с артистами. Испуганные Гершойг и Бориславский поклялись, что это была не взятка, а всего лишь «заем». Якобы полицмейстер просил 2 тысячи, а ему дали всего тысячу. Из которой тот якобы вернул целых 700 рублей, «вот те хрест святой». Административное дознание зашло в тупик.

Но Зворыкин все-таки взял реванш, хоть и спустя несколько лет. В конце марта 1914 года он достучался до министра внутренних дел Николая Маклакова, который, ознакомившись с делом, сделал вывод о необходимости отдать уже бывшего полицмейстера под суд по статье 372 Уложения о наказаниях («За лихоимство»). Сенат согласился и отправил дело в Новочеркасскую судебную палату.