Страница 20 из 28
В погромный вихрь включались целые толпы народу, почувствовавшие беспомощность полиции.
Сам полицмейстер Сербинов, который после разгрома квартиры вынужден был ютиться в канцелярии уездного воинского начальника, наскреб всего лишь несколько десятков подчиненных при револьверах и саблях и не рискнул с такими силами даже пытаться наводить порядок в бушующем городе, ожидая прибытия воинской команды из Новочеркасска и Екатеринослава.
Свидетели вспоминали: «Настоящая дикость выступила на сцену только ночью, в лице многочисленных в Ростове босяков. Буйно провела эту ночь и вдоволь потешилась ростовская босая команда!.. Явившиеся на следующее утро войска положили конец этим безобразиям, в которых рабочие совсем не участвовали и которыми они возмущались до такой степени, что и без прихода войск их антиполицейское движение, вероятно, прекратилось бы в силу естественной реакции против „подвигов“ босой команды».
Заметим, преступный мир беспорядки не организовывал (как и мифические социалисты), но с большой выгодой для себя воспользовался ситуацией и активно включился в погромы, грабя квартиру за квартирой, магазин за магазином. Тогда он еще только набирал силу и обретал организованность. Да и бесчинства обычных обывателей были направлены исключительно против презираемой ими полиции с ее грошовыми доходами. Последующие еврейские погромы в Ростове будут значительно масштабнее и последовательнее с точки зрения налаживания логистики грабежа.
Лишь на следующий день (как раз когда приехал Плеханов) в Ростов прибыли войска из Таганрога и Екатеринослава, окончательно подавив очаги безобразий.
Тайный советник Косаговский, детально изучавший материалы дела, полностью отмел политическую составляющую и пришел к выводу о совершенно неудовлетворительных действиях полиции, которая не сумела организовать хотя бы мало-мальски достойного сопротивления. В результате было принято решение уволить сразу дюжину приставов, их помощников и околоточных надзирателей. Сербинову был объявлен строгий выговор, а от увольнения его спасла беспорочная многолетняя служба.
Однако губернатору было рекомендовано незамедлительно принять меры по укреплению рядов полиции и их материального состояния. Ибо по большей части как раз столь плачевное состояние правоохранительных органов и полное отсутствие авторитета полиции у населения привели к стихийному бунту и огромному материальному ущербу.
Впрочем, во многом это не вина, а беда дореволюционной ростовской полиции. Не спасали положение и вывод ростовской полиции сначала из-под ведения Таганрогского градоначальства, а затем и присоединение Ростова с уездом, Азовского посада и Таганрога к Области войска Донского в мае 1887 года, с образованием Ростово-Нахичеванского полицейского управления под казачьим руководством.
Войсковые старшины Василий Ульянов, Николай Лазарев, Иван Колпиков, ставшие полицмейстерами, вынуждены были также безрезультатно стучаться в каменные купеческие сердца. Штат полиции чуть увеличили (166 городовых и 9 конных, еще 33 городовых и 2 конных предназначались для Нахичевани) и добавили к правоохранителям в усиление объединенных в артель ночных стражников, которые, по сути, выполняли пассивную роль прежних будочников.
Хитрость заключалась в том, что платить стражникам должна была не городская управа, а сами домовладельцы (набегало порядка 12 тысяч рублей в год). Однако их степенства предпочитали не раскошеливаться даже по мелочам.
19 февраля 1894 года войсковой наказной атаман вынес постановление об учреждении в Ростове ночного караула для «предупреждения преступлений, направленных против безопасности и имущества жителей». Домовладельцы на свои средства должны были содержать караул: 8 конных стражников и 192 пеших караульных (по 51 – на 1-й и 4-й участки, по 45 – на 2-й и 3-й). Домовладельцам приходилось либо самим нести караульную службу (что было в их интересах в стремительно криминализирующемся городе), либо нанимать вместо себя человека. Караульные находились в прямом подчинении полицмейстера и распределялись им на участки.
Кроме того, каждому полицейскому участку придавалось по 2 конных стражника.
Полицмейстер Лазарев осенью 1895 года докладывал начальству: «1 апреля 1894 года учреждена артель ночной стражи для безопасности от пожаров, охраны общественного порядка и спокойствия обывателей. До этого с 1 апреля по 1 ноября 1893 года – 185 ночных преступлений. Через год – лишь 46. Причем, разбои, грабежи и насилия стали редким исключением».
Господин полицмейстер явно обольщался – особого толку от стражников было мало, а урки их боялись не больше, чем огородных пугал. Оружия стражникам было не положено – только нагрудные бляхи, свистки, палки или подручные средства (в редких случаях имелись шашки). Больше для самообороны.
Даже у дворников под рукой были лопаты и ломы – грозное оружие в умелых руках. Дворники же получали от домовладельцев, как и стражники, – 12 рублей в месяц. Однако им полагалось дополнительно стол, отопление, кров. И чаевые от загулявших постояльцев и их гостей. Да и по ночам дворникам не надо было бродить по участку, рискуя нарваться на бандитский нож или пулю.
Стражники же имели головную боль, бессонные ночи и позорное жалованье. Они были в курсе, что по распоряжению полицмейстера проверять сторожей конные стражники должны были лишь в полночь и в 4 утра, так что между этими часами «стукари» были предоставлены сами себе.
Интересно, что летом, когда кражи учащались, стражники уходили в село, где нанимались на работы, оплачиваемые в 3–4 раза лучше. Лишь по окончании сытого сезона сельхозработ они возвращались в город. Как раз кстати, ибо именно с окончанием сезонных работ в порту наблюдался резкий рост уровня преступности в городе. Чернорабочим нечем было заняться, иной работы не было, и предстояло как-то выживать.
Полицмейстер Лазарев сообщал, что с 1894 по 1895 год прошло через артель ночных сторожей свыше полутора тысяч человек и неоднократно туда поступали люди, известные полиции как откровенные преступники. Либо сами сторожа были в доле с налетчиками. Это было гораздо безопаснее – либо работать откровенными подводчиками (поставщиками сведений), либо в нужный момент убираться от греха подальше с места согласованного с мазуриками налета. Благо, ответственности никакой.
В Таганроге местные власти даже предлагали поднять до 15 рублей оплату сторожам, но за это они должны были ввести в артели круговую поруку, неся ответственность за преступления на охраняемых участках. Чтобы хоть как-то обязать «стукарей» беспокоиться о порядке на территории.
А в начале ХX века уже и вовсе встал вопрос о целесообразности существования разросшейся ночной стражи, на которую выделялось 40 тысяч в год, но толку от нее мало. И это, заметим, в период Первой русской революции и традиционного спутника всякой революции – уголовного беспредела.
В августе 1912 года полицмейстер Сергей Балобанов обратился в городскую управу с предложением заменить ночных стражников на вооруженных городовых. По его данным, за первую половину того года из 240 случаев ночных преступлений стражники оказались полезны лишь в 16. Притом что на их содержание уже выделялось 56,852 тысячи, которые вполне могли пойти на увеличение штата профессиональных городовых.
Впрочем, и здесь не без полицмейстерского лукавства. Городовые-каплюжники по доходам мало чем отличались от стражников-стукарей: 13,5 рубля в месяц жалованье согласно штатному расписанию за 1903 год. Все их преимущество состояло лишь в наличии личного оружия (револьвер и сабля). И то далеко не всегда городовые даже могли себя ими защитить.
В ростовской газете «Приазовский край» по поводу нападения вооруженных бандитов на городового Мозгового в ноябре 1903 года писали, что он при всем желании не смог бы воспользоваться своим револьвером, так как тот был неисправен. А на исправное оружие у городской управы просто не было средств. Точнее, они находились на все, кроме полиции. Зачастую городовые просто носили пустые кобуры, завязанные на шее «снуром». Чтобы не отобрали отсутствующий в них револьвер.