Страница 149 из 163
— Прошу Вас, papa, не будем об этом сейчас… всё не так просто, — совсем тихо пробормотала Адель, ощущая знакомый комок, подступающий к горлу. — Пока не истёк срок траура, я не хочу задумываться о браке.
— Как скажешь, милая, — покорно кивнул князь, целуя дочь в лоб. — Не тревожься так из-за сплетен, всё скоро утихнет, вот увидишь.
Но Адель почему-то сомневалась в словах отца. Её сердце тоскливо сжималось, предчувствуя неведомую беду.
***
В преддверии святого праздника во всех больницах и приютах столицы появлялись представители благотворительных фондов, возглавляемых титулованными особами. Страждущим и обездоленным привозили подарки и сладости, устраивали чаепития и маленькие театральные представления. Все любили Рождество — время чудес и торжества милосердия.
Не стал исключением и петербургский доллгауз. Каждый год в канун праздника в лечебницу приезжала большая повозка, нагруженная свёртками с отрезами ткани, ящиками с яблоками, орехами, конфетами и пряниками. В большом зале на первом этаже наряжали небольшую ёлку, и это был единственный вечер, когда пациенты первого и второго этажей видели друг друга. Обычно, на первом этаже содержались особо буйные пациенты, а на втором — безобидные и те, кто содержался в лечебнице под видом больных. К последним себя причисляла и Жаклин. Вилли, потерявший остатки разума от любви, полностью разделял её мнение.
План побега был тщательно продуман, причём Вилли искренне считал, что это его собственная идея. Он горел мечтой сделать свою возлюбленную счастливой и свободной, хотел увезти её из страны, познакомить с матушкой, жениться, завести детей. Он был не так богат, как граф Бутурлин, но его семья принадлежала к твёрдо стоявшему на ногах среднему классу. Почтенные бюргеры в нескольких поколениях вполне могли позволить себе обеспечить достойное будущее единственному сыну и его избраннице, да и сам он рассчитывал на собственную врачебную практику в Саксонии. Не зря же он учился в университете!
Жаклин подробно объяснила любовнику, что именно от него потребуется, и тот с повышенным рвением начал действовать. В Петербурге у Вилли был старый приятель-земляк, служащий при католическом соборе — Базилике Св. Екатерины; после долгих уговоров он согласился найти для друга две монашеские рясы. Жаклин уверяла, что лучше прикрытия не придумать, ведь монахов редко тщательно досматривают жандармы и таможенники, да и подозрений они ни у кого не вызывают.
Втайне от Вилли Жаклин стянула в кухне небольшой, но достаточно острый нож, и тщательно его припрятала. Она хорошо умела обращаться с ножом, хоть и давно не практиковалась в применении холодного оружия. Конечно, из пистолета ей было бы проще убить мужа и его любовницу, но он создаёт много шума, да и где его раздобыть? А нож — хоть и грязно, зато наверняка, если знаешь, как и что правильно перерезать. И тут уж она не ошибётся.
В день, когда в доллгауз привезли подарки от Императорского Человеколюбивого общества, она вела себя согласно своей роли — была спокойна и приветлива, дабы не вызвать ни у кого подозрений, а особенно — у доктора Майера.
Немец по-прежнему часто подвергал её длительным допросам, и даже обрадовался тому, что его племянник так живо интересуется его работой. Майер не подумал о том, что интерес Вилли может быть отнюдь не врачебным, напротив, он возомнил себя великим наставником и предоставил племяннику возможность самому беседовать с пациенткой. А «влюблённым» только и нужно было, что отвести от себя подозрения.
Пациентов собрали в украшенном к празднику зале, где стояла наряженная ёлка, переливаясь разноцветной канителью и огоньками маленьких свечей. Больные радовались, как дети, когда получали подарки, обёрнутые в плотную бумагу. Жаклин тоже сделала вид, что тронута монаршей заботой, и даже терпеливо дождалась окончания маленького представления, устроенного гимназистами младших классов специально для больных доллгауза. Это была маленькая сценка по рождественскому сюжету.
Жаклин вместе со всеми дружно хлопала маленьким артистам, а сама думала лишь о том, что уже ночью покинет это проклятое место, чтобы отомстить своим врагам. Всё было готово, осталось лишь дождаться темноты. Решимости ей не занимать, так что все предатели ответят за её страдания. Поначалу Вилли даже испугался, когда Жаклин изложила ему подробности плана побега, но потом согласился с её доводами.
В его комнате уже лежали собранные заранее вещи, монашеские рясы, несколько бутылей с маслом, а в конюшне ждали запряжённые лошади. На заднем дворе лечебницы имелась небольшая тайная калитка, для которой Вилли сделал дубликат ключа.
После полуночи, когда лечебница давно погрузилась в сон, Вилли переоделся, забрал свои вещи и зашёл за Жаклин — ключ от её комнаты он незаметно стащил ещё днём. Он одолжил возлюбленной мужское платье, поверх которого она надела монашескую рясу. Гладко зачесав свои кудрявые волосы и собрав их в тугой узел на затылке, в грубом плаще с капюшоном, полностью скрывающем её женственные формы, она в самом деле походила на молодого монаха, юного и невинного.
Затем беглецы перешли к выполнению того, что поначалу так напугало Вилли. Прежде, чем покинуть доллгауз, они решили поджечь его, облив маслом двери и шторы на окнах в коридоре и помещениях общего пользования. Сам дом был сложен из камня, но деревянные перекрытия должны были вспыхнуть, как солома. О том, что это жестоко, Вилли старался не думать, а Жаклин не задумывалась и подавно.
— Большинство успеет выбраться из огня, не волнуйся, — мягко убеждала она его. — А для нас с тобой, пожар — лучшее прикрытие. Сам подумай: пожарная бригада находится в городе, пока все будут заняты тушением огня, мы успеем беспрепятственно скрыться, о нас и не вспомнят до тех пор, пока всё не будет потушено. А потом… они могут подумать, что мы погибли в огне. У нас появится шанс исчезнуть и добраться до границы, понимаешь?
— Но… жертвы всё равно будут… — неуверенно попытался спорить Вилли, — и этот грех останется на нашей совести.
— Мы ведь открыли все двери в подсобные помещения, разве не так? — не унималась Жаклин. — Все успеют спастись, не сомневайся.
— А дядя? Думаешь, он не хватится нас?
— Хватится, но к тому времени мы будем уже далеко отсюда. Ты же по-прежнему хочешь, чтобы я стала твоей женой? Я тоже хочу этого… всем сердцем… — свои слова француженка подкрепила жаркими поцелуями, заставляя любовника забыть о совести и сомнениях.
Двигаясь бесшумно, как тени, они выливали масло на ковры, шторы, мебель, двери и подоконники, пока ничего не подозревающие люди мирно спали в своих постелях. Затем Жаклин тихо проскользнула в конюшню, чтобы вывести лошадей, а Вилли начал поджигать дом. Он двигался достаточно быстро, но крики из дома раздались уже через несколько минут.
Когда беглецы поспешно выбрались через потайную калитку, дом уже полыхал с разных сторон. Дым валил в ночное небо, были слышны крики и топот множества ног. Жаклин и Вилли обернулись на мгновение, чтобы посмотреть на дело рук своих. В ночи зарево пожара выглядело особенно зловещим.
Вилли испуганно перекрестился, бормоча про себя молитву, а Жаклин лишь презрительно скривилась, бросив косой взгляд на впечатлительного любовника.
Наивный! Он даже не предполагает, что сам скоро присоединится к жертвам этой ночи. Может, он и не заслужил смерти, но он может выдать её, значит, выбора нет. Живым из этого леса Вилли не выйдет.
Комментарий к Ночь перед Рождеством
* если опираться на историческую достоверность, то речь должна идти не о свадьбе, а лишь о помолвке, на самом деле венчание Александра Николаевича с принцессой Марией состоялось чуть позже - в апреле 1842 года.