Психопат

Я посмотрел в его глаза, пытаясь понять, что творится в его душе. Каково оно – ощущать на себе след прицела? Какие они, эти ощущения – быть на пике собственного величия и оказаться перед безысходностью?

Президент опустился в кресло напротив меня в некоем замешательстве. Чувство абсурдности происходящего не покидало его, но изложенные доводы стали определенным фактором, заставляющим реагировать.

– Мы не можем просто так сбивать чужие космические аппараты, это равносильно объявлению войны, тем более их там столько летает.

– Таких спутников было два. Запущены они были спарено, а значит, вышли примерно на одну орбиту. В 2011 году китайцы провели запуск межконтинентальной ракеты, преднамеренно сбив в ближнем космосе свой вышедший из строя спутник. Предположительно, в Пекине знали о «Зевсе», а, может быть, все получилось случайно, но обломки китайского аппарата, разлетаясь, существенно повредили один из выведенных американцами спутников. Он продолжает летать и даже что-то там себе фотографирует, но управление маневрированием было окончательно потеряно. Теперь это лишь дорогая, но очень удаленная камера для селфи, не более того. Американцы, конечно, тогда изрядно пошумели, если вы помните, но раскрывать всю информацию, естественно, не стали, сведя свою трескотню к непрофессиональным и опасным действиям Китая в космическом пространстве. Это, якобы, могло навредить пилотированию МКС. Хотя все специалисты прекрасно понимали, что МКС и эти осколки летают на разных высотах. Второй спутник где-то поблизости, и, зная, в какое время и куда он должен был спикировать, несложно рассчитать, откуда. Для спецов – задачка на раз-два. Да и сбивать его незачем. У вас завтра запланирован запуск из Плесецка, все может произойти… нештатная ситуация, например. Чего не бывает? Ну вывели не туда, ну столкнулись две железки в безвоздушном пространстве… Спутник, который выводят на орбиту из Плесецка, французский. Мы за него вообще не отвечаем.

– Вот именно – французский! Находится в специальном контейнере, который герметичен и опечатан.

– Я вас умоляю, это же Россия. Здесь невозможное выполняется быстрее и легче, чем обычное. Потому что здесь народ такой: ему скучно, он рожден для творчества. Ему подавай вызов для интеллекта, а иначе – и даром не нужно.

Он с пониманием улыбнулся, потом снова наморщил лоб и пристальным, въедливым взглядом посмотрел мне в глаза.

– Мне нужны доказательства. Фамилии, зоны ответственности, связи и контакты. Все, что может хоть как-то подтвердить их причастность к моему устранению! – произнес он. – Без этого все ваши рассуждения превращаются в блеф.

– И что вы ему ответили? – настороженно спросила Анна.

– Ничего. Он ведь сам сотрудник спецслужб. Я думаю, он понимал, что такого рода операции бывают многовариантные. Это может быть прямая атака, может быть авиакатастрофа, нападение религиозного фанатика… много сценариев. И под каждый уже подготовлен исполнитель, который проверен многократно. Для него в этот момент важно было понять, на кого сделана ставка? Кто должен прийти ему на смену. К тому же у меня не было ни распечаток разговоров, ни переписки и прочей информации. Да он и сам прекрасно понимал, что будь у меня такие доказательства, я стал бы главным подозреваемым во всей этой вакханалии. Что бы я ни сказал, чьи бы фамилии ни назвал тогда, все это расценивалось бы, как подковерная борьба с конкретными людьми из власти. Нет, ничего такого не было мною произнесено. Но я предложил ему вариант лучше!

– И что это был за вариант?

Он хитро улыбнулся, но на поставленный вопрос не ответил. Его взгляд остановился в глубине собственной души. Сосредоточенный, устремленный в бездну еще не произошедших событий. «Такой взгляд может принадлежать только по-настоящему одержимому человеку!» – опять поймала себя на этой мысли Анна.

– Все – у меня в голове! Весь их план, вся их рекогносцировка. Участники, исполнители, вдохновители этого переворота. Я знаю о них все. Ну что же, теперь посмотрим, чья возьмет! – вслух проговорил он свои мысли.

– И как он отреагировал на ваш план?

– Никак. Он был сосредоточен на принятии решения, дерзкая ухмылка светилась в уголках его глаз. Даже не ухмылка, скорее, некое презрение к сложившимся обстоятельствам, наполненное саркастической улыбкой. Его кисти сжимались в кулаки и снова разжимались, следуя за неким внутренним ритмом. События этой ночи заставляли его призадуматься.

Анна опустила взгляд и тяжело выдохнула. По ходу всего рассказа она не раз ловила себя на мысли, что все, что происходит сейчас в этой комнате, нереально, чья-то глупая выдумка либо дурной сон. Стоит только одернуть себя и проснуться, сделать усилие и прервать этот разговор, и все станет на свои места. Но именно этого усилия она сделать не могла, целиком погружаясь в особую атмосферу витиеватого толкования с резкой сменой темпа. Тембр его голоса убаюкивал, обволакивал, спутывал логическую цепочку размышлений. Он легко овладевал ее сознанием, манипулировал ощущениями, играл на эмоциональных струнах. Но самое поразительное заключалось в том, что ей вовсе не хотелось этому противиться. Наоборот, она чувствовала, как ее сердце замирает и безропотно следует за его словами. Это были новые ощущения, ранее ею никогда не испытываемые. И это завораживало.

– Вот, значит, кто является героем ваших видений.

– Ой, поверьте мне на слово, не он один, – тихо ответил пациент.

– Чем же закончилась та встреча?

– Я еще некоторое время находился с ним. Мы беседовали об этике, справедливом устройстве в социуме, экономике… – о разном. Но это неважно… его сознание все время было занято другим – осознанием произошедшего.

– Ну а потом?

– Ну а потом я ушел.

– Разве такое возможно? – удивленно спросила Анна. – И тебя так просто отпустили?

– А кто меня смог бы удержать в иллюзии моего ненормального восприятия мира? Для этого надо вторгнуться в границы моего сознания?

– Я в это не верю! – вспылила Анна.

Он замолчал, будто прислушиваясь к резонансу воздуха. Его зрачки снова расширились и потеряли присущий им блеск. Словно жизнь покинула его тело и душа перестала отсвечивать искорками в хрусталиках глаз. Это продолжалось несколько мгновений. Потом протяжный глубокий вдох прервал эту мизансцену. Он наклонился вперед и впервые за всю беседу посмотрел ей прямо в глаза, больше не скрывая своей магнетической силы, спрятанной в глубине. Анна почувствовала ее пульсирующую дрожь, которая, растекаясь, заставляла сердце бешено колотиться. Она рассыпалась по коже мелким покалыванием и крупными каплями холодного пота стекала по изгибу позвоночника. Анна стала отчетливо слышать, как течет ее кровь, с грохотом ударяясь о стенки сосудов, как легкие шумно вбирают в себя воздух. Она почувствовала, как вспыхивают нейроны, отправляя электрические импульсы в разные части нервной сетки. Тело приобрело легкость, а мозг – иную остроту восприятия. Это были ощущения, которых она ранее не знала. Сознание было обращено внутрь и под внешним воздействием сосредоточилось на созерцании самой себя. Это было другое состояние бытия, неизведанное, ошеломляющее своей цельностью и красотой. Время словно приобрело тягучую структуру и замедлилось так, что его можно было даже потрогать. Вся вселенная теперь помещалась в глубине его глаз, оторваться от которых было не под силу. Взгляд был пронизывающий и колючий. В этот момент Анне показалось, что на нее смотрит кто-то другой, иная личность промелькнула в глазах пациента. Но был ли это результат параноидной шизофрении, присутствия в его сознании другой личности, или внешнего воздействия – в этом ей предстояло разобраться. Что-то было неспокойное во всем этом. Она на себе ощутила разницу в потенциале энергии исходящей от этого взгляда. Он приводил в напряжение всю ее внутреннюю структуру. Он давил и делал нахождение рядом с ним некомфортным. Анна привстала, пытаясь выйти из-под его прямого влияния. Он словно почувствовал это и отвел взгляд в сторону, тем самым освободив ее от своих магических объятий.