Страница 13 из 17
Когда мы присели за барную стойку, к нам обратился старший бармен заведения австралиец Глен, спросив, что бы мы хотели выпить. Перед его обаянием и обольстительной улыбкой, ручаюсь, не устоял бы даже самый отъявленный трезвенник. Я был и без того опьянен атмосферой этого открывшегося мне нового мира, так что легко мог обойтись без алкоголя. Я не любитель соевого молока в кофе, и моя банальная сексуальная ориентация никогда не вызывала сомнений ни у кого, включая меня, но в тот вечер я смотрел на Глена влюбленными глазами. Я сознавал это, но ничего не мог с собой поделать. Конечно же, тому виной высокий профессионализм и страсть, которая проявлялась во всех его жестах и движениях. Глядя на Глена и немея от восторга, я словно бы увидел свое будущее. Цель, которую я искал и не мог сформулировать, материализовалась и явилась ко мне во плоти. Вот я элегантно подбрасываю бутылки, изящно смешиваю ингредиенты, при этом поддерживая визуальный контакт и непринужденную беседу с гостями. Коктейль еще не был готов, но я уже словно бы выпил всю эту атмосферу залпом. Пусть в тот вечер я не пил экзотический горящий коктейль, но Глен зажег во мне пламя настоящей профессиональной страсти. Надеюсь, ему переведут эти строки и он ощутит ту невероятную благодарность, которую я испытываю к нему по сей день. Спасибо, Глен!
Боясь, что сказка рассеется с первыми ударами Биг-Бена, я старался продлить ее как мог. Помню, как вцепился в рукав Фредди и театральным шепотом умолял устроить меня на работу в это крышесносное место. Фредди понял мой аффект и только кивнул в ответ, не став ничего обещать.
В ночь после того как Рубикон – Avenue – был перейден, я не мог спать. Мне кажется, я мог излучать энергию, и если бы я схватил в тот момент лампочку, она бы перегорела в моей ладони. На следующее утро я распечатал кипу своих резюме и отправился оклеивать ими лондонские бары. Конечно, я мечтал, что разверзнутся небеса и морщинистая рука спустит сверху мой контракт на работу в баре Avenue, но ждать чудес, ровно сидя на попе, я не мог. Бездействие было для меня губительно.
Мне казалось, что если я не устроюсь на работу в бар, любой, даже самый беспородный, то моя жизнь будет проиграна. Я был настолько убедителен, рисуя апокалипсические картины своего будущего, что до копировального центра бежал так, словно за мной гналась лава проснувшегося вулкана. Тем, кто читает эту книгу, пребывая в том прекрасном нежном возрасте, в котором я мчался за своей мечтой по лондонским стритам, авеню и роудам, поясню. Это было время, когда компьютер еще не стал нормой жизни и e-mail не оформлялся вместе со свидетельством о рождении. Поэтому резюме надо было распечатывать.
Размножив свою биографию в нескольких десятках экземпляров, я элегантно оделся и стал ждать звонка, как ждут его начинающие актеры, мечтающие получить свою первую эпизодическую роль в кино. И вот в моей комнате раздался телефонный звонок. Меня пригласили на собеседование в «Хилтон», где в лобби-баре освободилось место помощника. Что ж, неплохое начало, сулящее хороший опыт, думал я, сидя на верхнем этаже красного даблдеккера. На полпути моя старенькая Nokia зазвонила именем Фредди. Я обмер и не сразу ответил на звонок. Фредди очень спокойно и как бы между делом спросил меня, не могу ли я подъехать на собеседование к бар-менеджеру Алексу. Я даже не стал узнавать «когда?», а крикнув «Еду!», выскочил из автобуса и побежал, нет, помчался, в сторону бара Avenue. Потом на собеседовании я нагло и вдохновенно врал Алексу про мифический опыт работы в баре. Я был так убедителен, что поверил сам себе. А в то, что случилось потом, поверил не сразу. Меня приняли на должность помощника бармена. Далее должны были последовать страницы, испещренные восклицательными знаками, выражающими мой беспредельный восторг, но я помню, сколько бумаги истратил на распечатывание резюме.
Когда я уходил из Starbucks, мне разрешили взять на память зеленый фартук. Я иногда надеваю его, чтобы подпитаться аурой тех вдохновляющих и бодрящих как кофе дней.
В «Хилтоне» мне поработать так и не довелось. Но я и им благодарен за звонок-шанс.
Напрасно я боялся тогда, что тот прекрасный сон, охвативший меня в баре Avenue, развеется и карета превратится в тыкву. Барное искусство и по сей день завораживает меня. Наваждение не рассеялось и чувства мои не притупились, потому что настоящая любовь живет гораздо дольше, чем предрек любитель эпатажа Бегбедер.
С понедельника начиналась моя новая жизнь…
Лонг дринк № 3 ИНИЦИАЦИЯ
«А теперь мы въезжаем с вами в самый престижный район Лондона – Сент-Джеймс. Начиная с XVII века он всегда притягивал британскую аристократию, став местом роскошных резиденций, таких как Мальборо-хаус, Ланкастер-хаус, Кларенс-хаус. Название района берет начало от больницы для прокаженных, располагавшейся на месте Сент-Джеймсского дворца в XII веке. Молодой человек с шейкером, вы мне мешаете! Что? Хотите провести экскурсию вместо меня? Ну, знаете?! Покиньте автобус!»
Жизнь высадила меня очень удачно и очень вовремя. Там, где я оказался не только на своем месте, но и в том месте, где люди за столиками ресторанов и барными стойками вершили судьбы мира, где ворочали миллионами, не отрываясь от коктейлей, где респектабельность, элегантность и галантность были данностью, а не поводом для комплимента. Действительно, по иронии судьбы, Сент-Джеймс начался с лепрозория, места для неприкасаемых, а в итоге стал ареалом избранных, местом для неприкосновенных. Я и впрямь был бы не прочь устроить вам экскурсию по «Клубланду», как называют Сент-Джеймс из-за наибольшего числа клубов на душу населения. Нет, вы подумали не про те клубы. Я не про КВН и не про дешевые злачные места. Здесь базируются клубы в самом высоком смысле слова, историческом и благородном.
Туман элитарности, которым пропитано это место, завораживает, но испить Сент-Джеймс дано не каждому. Пусть всю округу можно обойти минут за сорок, вам никогда не познать ее полностью. Многие места не случайно прозваны масонскими ложами – они не только засекречены, но и вход в них «только для членов клуба». Членство в некоторых из них можно получить исключительно по праву наследования, хоть ты тресни. Собственно, все здесь пропитано клубным духом и клубами сигарного дыма. В Сент-Джеймсе абсолютно все хочется описывать в превосходной степени, потому что здесь живут и отдыхают те, кто во многом превосходят других. Здесь все сплошь джентльмены и титулованные особы. Здесь самое большое число витрин с королевскими патентами, то есть заведений-поставщиков двора Ее Величества. Здесь каждая деталь кажется произведением ручной работы, созданным по индивидуальному заказу, и все дышит роскошью, фешенебельностью и шиком. Кому как не мне, чрезвычайному и полномочному послу куриных крылышек, министру бигмаков и почетному профессору бумажных кофейных фильтров, было прописаться здесь, среди потомственных лордов, политиков и банкиров. Ну а почему бы и нет, ведь у меня тоже безупречная родословная?
Шот № 10 Puttin’ on the Ritz
Не спешите ставить мне диагноз парвеню или нувориша. Туда, куда иным путь заказан, я каждый день ходил как на работу. Потому что это и была моя работа, а не праздное времяпрепровождение. Хотя и приходил я в бар Avenue как на праздник.
Ну мог ли я представить, что меня ждет столь блестящая карьера, столь прорывной скачок от прилавка фастфуда до барной стойки великосветского салона? Я, Рустамбек из Душанбе, схлопотавший в пятом классе двойку за поведение, попал в круг выпускников Итона и Вестминстера, чьим кредо была элегантная утонченность и респектабельность. И все это было не заученным, а врожденным. С тех пор я очень легко опознаю мнимых и подлинных аристократов. Дурновкусные понты и выпендреж не имеют ничего общего с аристократическими чопорностью, невозмутимостью и умением держать себя. Джентльмену присущи умеренность и чувство уместности, а не вот это вот все… инстаграмно-фейсбучное торжище кичливости и спеси. Раз уловив разницу между подлинником и имитацией, вам уже не захочется смотреть на пусть искусную, но подделку.