Страница 22 из 28
Прославился своими монаршими притязаниями и внештатный служащий в префектуре Анри-Этель-Бер-Луи-Эктор Эбер, присвоивший себе титул барона де Ришмона. Он даже ухитрился выпустить свою биографию, больше похожую на роман, с обоснованиями своего королевского происхождения. Эберу пришлось два раза отсидеть срок и несколько лет скрываться в Англии, но тем не менее он ухитрился создать свою «партию», был признан некоторыми представителями старой аристократии и продержался в роли «дофина» до своей смерти в 1855 году. То есть если он был действительно Луи Шарлем, то можно было бы считать, что Людовик XVII дожил до 70 лет.
Но наиболее «живучим» оказался другой лже-Людовик – прусский часовщик Карл Вильгельм Наундорф. Этот человек – настоящая загадка. До 1810 года, когда он появился в Берлине, о его жизни историкам ничего неизвестно, как неизвестно и то, под давлением каких обстоятельств молодой человек открыл прусскому министру полиции по фамилии Ле Кок свое настоящее имя и почему тогда же получил фальшивый паспорт на имя уроженца Веймара Карла Вильгельма Наундорфа. Он якобы даже представил какие-то документы для передачи прусскому королю, среди которых было письмо, подписанное лично Людовиком XVI (больше об этих бумагах никто так и не узнал). Карл Вильгельм плохо знал французский, но это никого не удивляло, ведь он 15 лет провел вдали от родины. Историю своего бегства из Тампля и скитаний Наундорф излагал как роман в стиле Дюма-отца. Он в подробностях рассказывал, что из тюрьмы его вынесли в корзине для белья, что похитители обращались с ним хуже тюремщиков и держали в строгой изоляции. Однако нашлись добросердечные покровители, которые и организовали ему побег… в Америку.
В Берлине Наундорф вначале торговал часами в лавке часовщика Веглера, а потом, изучив ремесло, и сам стал мастером. Затем он на некоторое время осел в Шпандау, а в 1822 году перебрался с семьей в Бранденбург. Там «дофин» связался с какими-то неблагонадежными субъектами и по подозрению в фабрикации фальшивых денег попал под суд. В ходе судебного разбирательства Наундорф впервые открыто заявил, что он является сыном Людовика XVI и Марии Антуанетты. Однако это не повлияло на решение немецких судей, и претендент на трон получил три года тюремного заключения. Выйдя на свободу, он некоторое время жил в прусском городке Гроссене, а в 1833 году перебрался во Францию. И вот тут начались удивительные события. Наундорф безошибочно распознал два десятка слуг погибшей королевской семьи, в том числе и кормилицу Рамбо. Среди тех, кто признал в нем Луи Шарля, были также бывший министр юстиции Жоли и другие придворные Людовика XVI. Наундорф в подробностях рассказывал о последних годах семейной жизни Людовика XVI и Марии Антуанетты, обнаружил такое знание дворцовых порядков, которых не могли знать посторонние. Его воспоминания полностью соответствовали тому, что должен был запомнить ребенок в возрасте до десяти лет. Специально занимавшийся этой проблемой А. Провенс отмечает, что «Наундорф сохранил все воспоминания о детстве дофина, даже самые интимные, самые тайные, хорошо знал Тампль, Версаль, Рамбулье и Тюильри, без труда мог указать, какие изменения произошли во дворцах со времени пребывания там королевской четы». Этому так и не было найдено приемлемых объяснений. А еще современники обнаружили в нем удивительное внешнее сходством с Бурбонами (кстати, этим он наделил и своих детей и потомков).
В своих показаниях претендент был столь убедителен, что очень многие французы поверили ему. Масла в огонь добавила встреча Наундорфа со знаменитым ясновидцем Тома Мартеном, состоявшаяся в 1834 году, который при очевидцах подтвердил, что это сын Людовика XVI. На какое-то время вокруг Наундорфа даже образуется некое подобие двора. Однако французские власти отказались признать какие-либо его претензии на трон, и он решил отстаивать свои права в суде. Суд он, однако, проиграл. Роковым для него стал отказ родной сестры дофина Марии Терезы, герцогини Ангулемской, не то что признать в нем брата, но даже явиться на очную ставку с ним. Французский суд прямо не назвал Наундорфа мошенником, но счел его доказательства недостаточными и выслал за пределы Франции. Наказание поразительно мягкое: авантюрист Ришмон, также выдававший себя за сына Людовика XVI, получил за свое самозванство 12 лет каторжных работ. Наундорф был вынужден эмигрировать в Англию, затем в Голландию, где в августе 1845-го и умер. По свидетельству его лечащих врачей, «мысли больного в бреду в основном возвращались к его несчастному отцу Людовику XVI, к жуткому зрелищу гильотины, или же он соединял руки для молитвы и сбивчиво просил о скорой встрече на небе со своим царственным отцом».
Может показаться странным, но голландский королевский дом фактически признал претензии Наундорфа на престол, и его наследникам было предоставлено право носить фамилию де Бурбон. Его потомки, гордясь своим сходством с монархами, еще долго судились за признание их королевской крови. Остается только согласиться с А. Деко, который писал: «Наряду с загадкой Людовика XVII существует загадка Наундорфа». Даже если он и не был сыном Людовика XVI, считал историк, Наундорф был каким-то образом замешан в деле исчезновения дофина. Словом, до сих пор существует «загадка Наундорфа», а вот загадку Людовика XVII раскрыли благодаря науке.
В 1975 году с разрешения французского правительства и по просьбе Бурбонов сердце Луи Шарля, помещенное в хрустальную вазу, обрело свое место в базилике Сен-Дени, но аутентичность этой реликвии многими подвергалась сомнению. В 2000 году был проведен анализ ДНК сердца, которое было изъято при предполагаемом вскрытии Людовика XVII и сохранено в спирте. Эксперты пришли к выводу о том, что релевантные генетические признаки совпадают с признаками ДНК, извлеченной из волос Марии Антуанетты и двух ее сестер, а также потомков династии Габсбургов – наших современников. Таким образом, был доказан факт того, что мумифицированное сердце несомненно принадлежит прямому родственнику династии Габсбургов, к которым принадлежала мать Людовика XVII, королева Мария Антуанетта, и значит, дофин действительно умер в Тампле в 1795 году.
Впрочем, эта точка зрения также имеет своих оппонентов. Это «наундорфисты», объединившиеся вокруг потомка претендента – бывшего авиаконструктора Шарля-Эдмона де Бурбона Наундорфа, и образовавшие «Ассоциацию Людовика XVII». Несмотря на то что ранее были подвергнуты экспертизе волосы и образцы тканей тела Наундорфа и ученые объявили, что его генетическая связь с королевской фамилией не прослеживается, они уверены, что исследователям «подсунули» сердце старшего сына Людовика XVI Луи Жозефа Ксавье, которое также хранится в аббатстве Сен-Дени. То, что Карл Вильгельм Наундорф все же не принадлежал к династии Бурбонов, они усердно обходят молчанием, как и то, что в 1954 году французский суд окончательно отказал потомкам Наундорфа в праве именоваться Бурбонами.
Сердце же Людовика XVII было погребено 8 июня (день смерти Луи Шарля) 2004 года в базилике Сен-Дени – усыпальнице французских монархов. Церемония захоронения прошла в эмоциональной обстановке. Сердце в хрустальной капсуле, украшенной вензелем Людовика XVII, торжественно внес в усыпальницу 12-летний принц Амори Бурбон-Пармский. Сосуд с сердцем поместили в гроб, покрытый синим знаменем с золотым изображением королевских лилий. На погребении присутствовали представители всех королевских домов и аристократических фамилий Европы. Как сказал после церемонии принц Карл Эммануэль Бурбон-Пармский: «Это не роялистская церемония, а символ примирения французов со своей историей, независимо от их политических взглядов».
По мнению историка Жака Шарль-Гафьо, захоронение сердца вписало последнюю страницу в таинственную историю Людовика XVII, которая более 200 лет давала богатую пищу для бурных дебатов, серьезных исторических исследований, авантюрных романов и споров вокруг наследования престола.
Причудливая жизнь маркиза де Сада
«Это имя известно всем, но никто не осмеливается произнести его, рука дрожит, выводя его на бумаге, а звук его отдается в ушах мрачным ударом колокола» – именно такие строки можно было прочесть в «Revue de Paris» от 1834 года. А ХХ век принял маркиза таким, каким он был, его фигура взбудоражила воображение многих романистов, режиссеров и драматургов, ведь прямо или косвенно его творчество оказало немалое влияние на современную культуру. Но нельзя не признать, что лучшим «произведением» маркиза была его собственная жизнь.