Страница 21 из 28
В июле 1794 года, после свержения Робеспьера и ликвидации якобинской диктатуры, содержание мальчика несколько улучшились. Предводители термидорианского режима – Баррас, Тальен и другие – пытались восстановить гражданский мир в государстве, заключить мир с соседними странами, объединившимися против нового французского режима. Например, Испания основным условием для заключения мира ставила освобождение Людовика XVII. Вожди молодой республики всерьез рассматривался вариант реставрации конституционной монархии во главе с девятилетним дофином. Первым шагом стало освобождение из Тампля его сестры Марии Терезы. Ребенок же и не подозревал о такой возможности. Брошенный на произвол судьбы, он стремительно деградировал. Доктор Дессо, известный парижский медик, который был вызван к узнику по приказу Конвента, заявил, что нашел «умирающее… полностью заброшенное существо, опустившееся от самого жестокого обращения». Члены термидорианского Конвента, решавшие его судьбу, также неоднократно отмечали крайнее физическое истощение, болезненность, вялость и молчаливость на грани немоты. И пока шли тайные переговоры с монархистами об обеспечении Луи Шарлю достойных условий жизни и обсуждались проблемы регентства, ребенок угас в тюрьме.
Согласно официальной версии, Людовик XVII скончался от золотухи (наружного туберкулеза) в Тампле 8 июня 1795 года в возрасте десяти лет и двух месяцев. Тело мальчика вывезли из тюрьмы и захоронили на кладбище Сен-Маргерит во рву, куда сбрасывали останки казненных, уличных бродяг и нищих попрошаек. А его сердце, которое было изъято при вскрытии, следуя традиции сохранения королевских сердец, вначале хранилось заспиртованным в семье потомков врача Филиппа-Жана Пеллетана, который проводил вскрытие в Тампле. Позднее король и герцогиня Ангулемская отказались принять сердце Луи Шарля и поместить в базилику Сен-Дени, так как хирург не смог предъявить никаких доказательств его подлинности. В 1895 году сосуд с заспиртованным сердцем был передан Дону Карлосу Бурбону, герцогу Мадридскому, в то время являвшемуся наследником французских королей.
Нужно отметить, что смерть малолетнего заложника политических и дипломатических игр произошла уж слишком вовремя. Во-первых, она положила конец планам восстановления монархии, а во-вторых, с повестки дня автоматически снялся вопрос о судьбе Людовика XVII при переговорах с иностранными державами.
Однако сразу же начинаются разговоры о том, что Луи Шарль умер не своей смертью, а был отравлен. Тогда же появляется и версия, что в Тампле скончался подменыш, а Людовику XVII заинтересованные лица помогли бежать из тюрьмы. И хотя прошло уже более двух веков, историография этой проблемы составляет сотни томов, а споры до сих пор не утихают. Можно только представить, как будоражили общество того времени слухи о чудесном спасении дофина. Вот и Мария Тереза, герцогиня Ангулемская, до конца дней так и не была уверена в том, что ее брат умер. Ее завещание начиналось словами: «Моя душа соединится с душами моих родителей и моей тетки…» О брате ни слова. Кстати, бо́льшая часть европейских государств долгое время не признавала графа Прованского – Людовика XVIII – легитимным королем.
В Национальном архиве Франции хранится записка герцога де ля Фара, одного из ближайших сподвижников Людовика XVIII, ставшего после реставрации пэром Франции и кардиналом. Видимо, де ля Фар доверял тем сведениям, которые изложил в записке. Первым записан слух о причастности к спасению ребенка одного из лидеров термидорианцев, депутата Генеральных штатов и Конвента, члена Директории, одного из трех консулов Э. Ж. Сийеса. Причем герцог был не единственным, кто подозревал, что Сийес в этом замешан. Вторым шел факт о подозрительной смерти доктора Пьера-Жозефа Дессо, лечившего королевскую семью и, в частности, дофина в Тампле. Он скончался через день после посещения узника 30 мая 1795 года, а вслед за ним умерли и оба его помощника. По свидетельству супруги врача, муж скончался после обеда с несколькими членами Комитета общественной безопасности, во время которого он сообщил Комитету об ухудшении здоровья ребенка.
В записке де ля Фара имеются также сведения, что английское правительство провело собственное расследование и пришло к выводу, что не существует никаких серьезных доказательств смерти Людовика XVII, поскольку правдивость протокола вскрытия вызывает серьезные сомнения – дофин не мог скончаться от золотухи. (Современные медики, исследовавшие историю болезни Луи Шарля, обнаруживают у него симптомы туберкулеза, от которого в свое время умер его брат и дед.) В-четвертых, документ указывает на то, что об исчезновении знал и один из верных слуг правящей династии – маркиз де Буйе, который открыто писал своему сыну, что у него есть основания верить, что юный король жив.
Существует еще один факт, взятый из мемуаров Наполеона Бонапарта, якобы продиктованных им барону де Ламот-Лангону: «Предполагали, что дофин был освобожден из заключения с согласия комитетов, что другой ребенок заменил его и пал необходимой жертвой жестокосердной политики… Позднее я пожелал узнать, как все это произошло в действительности. Я потребовал представления протокола докторов и был удивлен фразой: «нам представили тело, о котором сказали, что оно – сына Капета». Это не могло служить доказательством, что это тело было телом дофина… Я распорядился произвести раскопки на кладбище, в месте предполагаемого нахождения трупа. Гроб, хорошо сохранившийся, был открыт в присутствии Савари и Фуше и найден пустым». Правда, записавший эти слова де Ламот-Лангон был известным мистификатором.
Слухи ползли и ширились. Мифу о чудесном спасении Луи Шарля способствовали несколько причин. Во-первых, сведения о замученном и отравленном в Тампле ребенке были слишком ужасны и признавать их не хотелось. Во-вторых, не было уверенности, что французское правительство в официальном сообщении сказало правду. Доказательств не имелось, ведь в последние три года жизни при дофине не было никого, кто бы находился при нем постоянно и мог бы засвидетельствовать развитие его болезни и смерть: охранники, врачи, комиссары все время менялись. В-третьих, вскрытие трупа было произведено без опознания и в страшной спешке, породившей юридическую несостоятельность документа. Даже имени скончавшегося там нет; указано, что речь идет о десятилетнем ребенке. Врачи ухитрились «забыть» отметить хотя бы одну характерную черту на теле мальчика (что в то время было обычной практикой). В-четвертых, многим облеченным властью людям такие слухи были выгодны, и они стремительно обрастали «точнейшими сведениями»: Луи Шарля увез с собой еще сапожник Симон, который был в сговоре с принцем Конде; ребенка похитил из Тампля лично Робеспьер; сам Баррас с Жозефиной Богарне (будущей супругой Наполеона) организовали вынос из тюрьмы усыпленного ребенка в гробу…
В-пятых, обнаружились письма сторожа Лорана из Тампля, который утверждал, что точно знает, что дофина подменили глухонемым мальчиком. Неслучайно же царственный заключенный никогда не разговаривал с якобинскими комиссарами. Позже о подмене мальчика сообщила вдова сапожника Симона, она же утверждала, что Луи Шарль не только остался жив, но и приходил ее навестить.
В-шестых, не был уверен в смерти своего племянника и Людовик XVIII, перенесший останки казненных родственников с кладбища Мадлен в древнюю королевскую усыпальницу в Сен-Дени. Он никогда не заказывал заупокойных месс по дофину, так как по его приказу на кладбище церкви Сен-Маргерит трижды производили раскопки и обнаружили единственный скелет ребенка, но, согласно проведенным исследованиям, останки принадлежали подростку 14–15 лет. Результат этого заключения и стал обоснованием версии подмены.
Все эти слухи породили несколько десятков самозванцев, выдававших себя за Людовика XVII. Несколько лже-Людовиков появилось даже в Америке и их в образе Короля высмеял Марк Твен в романе «Приключения Гекльберри Финна». Стоит ли объяснять, как беспокоили двор новоявленные «племянники»? Все время Реставрации (1815–1836) самозванцы не исчезали с политической арены. Они продолжали интриговать публику и при Июльской монархии (1830–1848). Бо́льшая часть самозванцев была быстро разоблачена полицией и засажена за решетку. Такая участь постигла сына портного 20-летнего Жана-Мари Эрваго (настоящему дофину в то время было бы всего 13 лет) и Матюрена Брюно. Последний именовал себя Шарлем Наваррским и так поверил в свою «королевскую кровь», что в 1815 году обратился с письмом к Людовику XVIII с просьбой о встрече. Послание было подписано «Дофин-Бурбон». Вместо свидания с «дядей» Эрваго угодил в тюрьму, но и герцогиня Ангулемская через своего посланника, и министр полиции Деказ пытались получить от него ответы на ряд вопросов касательно королевской семьи. И это при том, что у новоявленного дофина были живы его собственные родители.