Страница 13 из 28
В 1750 году Казанова вступил в масонскую ложу в Лионе и сделал стремительную карьеру среди вольных каменщиков. Затем был Париж и путешествие по Германии. Здесь он и начинает свою литературную и театральную деятельность. Вначале он только переводил с французского пьесы для итальянской труппы Дрезденского Королевского театра, а затем написал в соавторстве комедию, которую поставили в этом же театре. Потом была постановка его комедии «Молюккеида» и еще одной, название которой не сохранилось. Три пьесы за год – в Королевском театре! И две из них несомненно имели успех, иначе не приняли бы следующие. А вот третья, вероятней всего, провалилась, ибо Казанова более не беспокоил театр своими пьесами.
Спустя четыре года Казанова рискнул вернуться в Венецию, но вести благопристойный образ жизни не смог (к этому времени относятся любовные приключения с К. К. и М. М. из монастыря Мурано) и вновь привлек внимание инквизиции. 26 июля 1755 года Джакомо предъявили обвинение в масонстве, распутстве, вольнодумстве, оккультизме и приговорили к пятилетнему заключению в неприступной тюрьме Пьомби во Дворце дожей. К затворничеству Казанова был не склонен и ухитрился сбежать через 15 месяцев, да еще и прихватив с собой соседа по камере – такого же распутника падре Бальи. Этот побег через свинцовую крышу (и как ни один охранник не услышал поднятого им шума? Или они были подкуплены?) еще больше укрепил за Казановой славу мага и авантюриста. А где лучше всего принимают таких героев? Ну конечно, в парижских салонах. Надо сказать, рассказчиком Казанова был удивительным, его слушали затаив дыхание, а дамы тут же попадали под его обаяние.
Однако любовные приключения не всегда приносили доход, а зачастую галантный венецианец мог спустить последнее, чтобы покорить очередную прелестницу. И тогда, в 1757 году, Казанова провернул свою самую известную операцию. Он обладал множеством талантов и был удачлив не только в любовных делах, но и финансовых! Когда королю Франции для открытия Высшей военной школы потребовалось 20 миллионов ливров, выход нашел Джакомо. Он предложил под эгидой короны организовать лотерею с довольно крупными призами. Казанова оказался и «лучшим организатором»: он развернул такую работу, что вскоре весь Париж знал его в лицо, а желающие приобрести билетик чуть ли не выстраивались в очередь!
Получил ли король необходимые средства, история умалчивает, а вот Джакомо приобрел два роскошных особняка, конюшню и обзавелся множеством прислуги. И тут он вдруг решил стать еще и фабрикантом, чтобы иметь стабильный доход. Однако созданная им фабрика по производству шелковой материи с изящными рисунками вскоре обанкротилась, зато каждая из 20 милых девушек-красильщиц получила в подарок по дому. Теперь можно понять, почему ни одна из многочисленных женщин Казановы никогда не предъявляла ему претензий. Фабрику пришлось продать, но даже это не спасло хозяина от ареста. Правда, заключение длилось всего два дня: Джакомо освободил герцог Эльфеб, заплатив залог.
Без средств к существованию ловкий венецианец не остался. Связи у него были огромные (что и говорить, если он давал советы королям), и он ими воспользовался. Министр иностранных дел Франции, граф Лионский аббат де Бернис, попросил его «немножко пошпионить» на кораблях военного флота, и, естественно, Казанова не задумываясь согласился. Втереться в доверие для него не составило никакого труда, и вскоре все необходимые сведения были сообщены заказчику. Его работу высоко оценил военно-морской министр де Кермиль.
Казанова легко располагал к себе людей. Вот что писал о Казанове один из современников: «Он был бы красив, когда бы не был уродлив: высок, сложен, как Геркулес, лицо смуглое… Он горд, ибо он ничто и не имеет ничего… Богатая фантазия и природная живость, опыт многочисленных путешествий, испробованных профессий, твердость духа и презрение к житейским благам делают его человеком редкостным, интереснейшим для знакомства, достойным уважения и преданной дружбы небольшого числа лиц, снискавших его расположение». Казанову принимали в самых знатных домах Парижа, но непоседливость, поиск новых впечатлений не давали ему надолго задерживаться в Париже. Как знать, быть может, это была и попытка «вовремя исчезнуть». 1759–1762 годы венецианец провел в странствиях по Европе. Осмотрев Голландию, он направился в Швейцарию, где посетил знаменитого Вольтера и вел с ним философские беседы. Казанова чем-то так заинтересовал философа, что затворник Вольтер общался с ним на протяжении пяти дней. Потом было путешествие по Германии и удачная попытка вернуться в родной город: библиотекарь Ватикана кардинал Пассионеи лично ходатайствовал перед Папой о помиловании, и тот согласился. Но в Венеции Казанове почему-то не сиделось, и он вновь отправился странствовать по Европе.
Казанова метался из страны в страну, из города в город. Его маршруты непонятны, и недоброжелатели даже начинают поговаривать, что он служит инквизиции. Два года, с 1763-го по 1764-й, Казанова провел в Англии, где он впервые потерпел неудачу на любовном поприще. Юная куртизанка Шарпийон с холодным расчетом выкачивала из влюбленного Джакомо (а он всегда был влюблен, даже если этого чувства хватало только на одну ночь) деньги, а любовь дарила юному парикмахеру. И тогда «я понял – молодость позади…» – написал в своих мемуарах Казанова. Может, это и погнало его вновь в дорогу?
Наконец венецианец добрался до Берлина, где получил аудиенцию у самого Фридриха Великого. В беседе он объяснял королю, как строить каналы и взимать налоги. Вероятно, Казанова произвел впечатление на прусского монарха, так как тот предложил ему должность начальника кадетского корпуса. Однако сытая и спокойная бюргерская жизнь быстро надоела нашему искателю приключений. И он пустился в очередную авантюру – отправился в Россию. Что его привело в Россию, неизвестно. Казанова признавался, что и сам толком не знал, чего хотел, приезжая сюда, и на какую роль мог претендовать. Он получил аудиенцию у императрицы: с Екатериной Великой они проговорили целый час в Летнем саду, но особого впечатления путешественник на императрицу не произвел. Джакомо попробовал устроиться на службу в России, подавал ряд проектов (например, о реформе календаря), но все безуспешно. Он огорченно писал: «В России в почете лишь те, кто был приглашен. Тех же, кто прибыл сюда по своей воле, не уважают». Зато он купил себе «рабыню» – крепостную девушку. Для него это было в диковинку, ведь крепостничества в Европе уже не существовало. Но девушка, которую он именовал Заирою, оказалась настолько ревнива, что, покидая Россию, он ее подарил знакомому – архитектору Ринальди.
Из России Казанова отправился в Польшу, где близко сошелся с князьями Чарторыйским и Сулковским, Станиславом Понятовским, он беседовал с королем Станиславом Августом I. Видимо, венецианцу и тут было скучно, и он не нашел ничего лучшего, как перейти дорогу графу Ксаверию Браницкому. Оскорбленный поляк вызвал Джакомо на дуэль. Ее итог: серьезное ранение графа и пуля в руке Казановы, а также приказ короля с требованием покинуть страну и скорый отъезд Джакомо.
Казанова шесть лет скитался по Германии, Испании, Италии, и только в 1774 году вернулся в Венецию. Тут он поступил на службу инквизиции: стал платным осведомителем. Но главное, он вновь вернулся к перу. Казанова написал «Опровержение “Истории Венецианского государства”», созданной Амело де ла Уссе, где в нужном для властей духе была изложена история республики, сочинил антивольтеровский трактат, издал сборник «Литературная смесь», где напечатал свой рассказ о дуэли с Браницким и перевел множество французских романов. Среди наиболее значимых его работ – перевод «Илиады» Гомера на итальянский язык. Но с Венецией Казанова вновь рассорился. И на этот раз – из-за литературных занятий: он перевел роман, который имел успех, но венецианский аристократ Карло Гримальди (тот, которого называли его отцом) не выплатил ему гонорар. Как отомстил Казанова? Как истинный литератор – он сочинил язвительный памфлет, после чего и попал в опалу. Как литератор он долгие годы непрерывно работал, но, увы, бесславно. Принц де Линь говорил о его сочинениях, написанных до «Истории моей жизни»: «Его писания напоминают старинные предисловия – многоречивые и тяжеловесные». Именно этим периодом и заканчиваются его мемуары: «Я решился бросить мемуары… ибо, перевалив за рубеж пятидесяти лет, я смогу рассказывать только о печальном…»