Страница 35 из 38
Я простой, бедный парень, в жалости не нуждаюсь.
Я просто пришел и просто уйду. Чуть выше, чуть ниже.
И куда дует ветер, мне нет до этого дела.
Селеста поднимает голову, не веря своим ушам. Не понимая совершенно, что происходит, словно она не здесь и не в этом времени. Звуки клавиш и барабанов, переливчатый голос доходили до самого сердца. Девушка прижимает руку к груди, чувствуя, как странное тепло разносится по ее венам.
Мама, я только что убил человека.
Приставил дуло к его голове, нажал на курок и вот он мертв.
Рядом с дверью оказывается молодой паренёк. Совсем юноша. Он громко стучит в дверь и пытается перекричать голос великого певца, заткнув одно ухо указательным пальцем.
— Хэй! Да! Ты! Подойди! — демоненок тянет какую-то ткань в окошко.
Селеста медленно встаёт с пола и подходит к двери, продолжая впитывать звуки музыки, которые разносились по всему Аду.
Мама, жизнь только началась,
Но я оступился и жизнь теперь насмарку.
Женская рука берет из рук демона лоскут и сразу узнает его. Это ЕГО галстук. Запах дорогого парфюма, виски и темного шоколада. Она подносит элемент одежды к лицу и припадает к нему носом, наполняя лёгкие ЕГО запахом.
Мама, о, я не хотел, чтобы ты плакала.
Если же завтра в это же время меня не будет —
Продолжай, продолжай жить, как будто ничего не важно.
— Кхм. Он просил передать: «Сделай это, крошка! Живи!» — по-солдатски выпаливает демоненок и с чувством выполненного долга, убегает во тьму серых тусклых коридоров.
Синеглазка опускается на пол и плачет навзрыд, под звуки музыки Фредди, вдыхая любимый аромат. Отпуская всё. Всё это неважно! Она сделает верный выбор! Она кричит в голос. Прощаясь с ним навсегда.
«О, моя любовь! Я люблю тебя, остальное неважно!»
У Кроули все же отобрали магнитофон. Он шипел, царапался, ругался матом, но отстоять музыкальную систему не удалось.
В комнату вошла Вельзевул, гордо расправив плечи, и на манер офицера сложила руки за спиной. Энтони не сопротивлялся, но и тащить себя не даст. С гордо поднятой головой, рыжий проходит мимо зевак по направлению к залу, где свершится то, что должно. Он примет это с гордостью, считайте, искупление.
Народ уже собрался. Жалкая нежить, пришедшая насладиться чужой болью и страхом. Как всегда, в своем репертуаре. Кроули ухмыляется, когда видит старый добрый способ казни для демона.
Святая вода. Ну, да. Тупые псы, не способные придумать чего-нибудь оригинального. Прелесть. Но вот с другой стороны, горела, возвышая языки пламени к потолку, огненная воронка. Страх перед смертью, чтобы влюбленная девица убила любимого. Какой трагичный и коварный исход. Конечно, она его утопит в святой воде. Никому из нормальных существ не захочется лезть в адское пламя. Даже ей.
Селеста стояла в противоположном углу, словно они находились на ринге. Даже сейчас, окружённая всем этим смрадом, она прекрасна в глазах Кроули. Хрупкая, наивная, чистая. Став демоном, она превзойдет его, это точно. Ей будут верить, она станет настоящим волком в овечьей шкуре. На ее шее его галстук — трофей. Может быть, он бы сделал также.
Кроули стоит между воронкой адского пламени и бочкой со святой водой, улыбаясь, смотрит, как Селеста медленно приближается к нему, вскоре остановившись так близко, что демон чувствует любимый цветочный аромат ее кожи. Даже возбудился. Как не вовремя.
Синеглазка поднимает свой взгляд на него и Кроули уже думает, что увидит там одно лишь презрение.
Его нет.
Селеста улыбается ему так же, как в тот первый раз, когда он отплясывал чуть ли не лезгинку на святой земле Церкви Святой Елены. Когда она считала, что он болен. А он заболел. Ею. Милая маленькая пташка, пытающаяся помочь всем и каждому. Не побоится поцеловать смертельно больного, для утешения, в лоб. Ночь не спать, чтобы успокоить малыша, даже чужого. На мгновение демон думает, что она могла быть просто великолепной матерью. Может быть, когда она станет демоницей, породит одного-другого чертёнка. Она великолепна.
Плевать, что вместо ее глаза дыра, слава всему, чему только можно, не кровоточащая.
Бывшая монахиня ласково улыбается, а в глазу океан любви. Но почему?! Она должна его ненавидеть. Она должна сейчас схватить его за ворот пиджака и со всей яростью попытаться засунуть его голову в бочку с ядом, пока барахтаться не перестанет, пока кости не растворятся. Но Селеста гладит его щеку, молчит. Его брови изгибаются, и он протягивает свои руки к ней, кладет ладони на талию, запоминая любимые изгибы. И когда он уже крепко ее обнимает, наслаждаясь теплом. Селеста резко делает шаг назад, и они вдвоем оказываются в огненной воронке.
Кроули отстраняется и смотрит на девушку удивлённым взглядом. Секунда, чтобы понять происходящее. Секунда, чтобы начать реагировать, но Селеста крепко, из последних сил цепляется в его одежду, сжимая зубы, чтобы не начать кричать.
Адский огонь — это вам даже не пламя инквизиции, он медленно заползает под кожу, разъедает кровь, обугливает конечности, сантиметр за сантиметром. Волосы сгорают, конечно, первыми. Волдыри покрывают кожу, она скукоживается и чернеет. И тело горит до мышц и костей, до тех пор, пока даже праха не останется.
Кроули хочет вытащить Селесту из этого пламени, но она не даёт, держит его.
Со стороны кажется, что это девушка пытается вырваться, а Кроули ее удерживает. Неважно, чья казнь. Так и было задумано. Или он, или она. И для всех сейчас горит душа, что оказалась слабее. Адский огонь демону не страшен, а вот она умирает.
— Нет. Нет. Нет. Остановись! Хватит! Селеста, не умирай! Только не ты, прошу! — быстро шепчет Кроули, не оставляя попыток вытащить ее из этого пламени.
Селеста улыбается ему и притягивает ещё ближе, обнимая, уже чернеющими руками. Теперь нет смысла ее даже вытаскивать. Огонь забрался под ее кожу, процесс пошел. Даже если она окажется вне зоны, то она погорит, но уже медленней, страдая только сильнее. Ей настолько больно, что она не может ему ответить, сдерживаясь, чтобы не закричать. Ее давно уже колотит и трясет. Кроули припал губами к макушке, на которой уже нет волос, зажмуриваясь так сильно, что перед глазами появляются белые точки.
— К… Кро… Кроули, — кряхтя, кашляя и шипя, буквально захлебываясь в страшных муках, выдыхает Селеста.
Мужчина тут же смотрит в любимое лицо, покрытое местами черной коркой. Селеста вымученно улыбается, делает глубокий вдох, наполняя лёгкие огневом.
— Прощаю, — выдыхает Селеста и запрокидывает голову, в невозможности больше сдерживаться, истошно кричит от боли.
Кроули не отпускает ее из объятий, глаза наполняются слезами от вида перед ним. От мучений, которые приходится испытывать на себе его любимой. Он чувствует, как плавится кожа, как его любимая горит в его руках, рассыпаясь пеплом, она кричит, не переставая, сильно извиваясь, подобно змее. Он не знает, чем ей помочь, кроме как крепко держать, заглушая ее вопль на своей груди. Селеста замолкает, когда догорают ее мышцы, огонь доходит до костей. Энтони держит ее скелет, но и он рассыпается в его руках. Ничего больше не осталось от Селесты Хилл. Монахини Святой Церкви Мученицы Елены.
Огонь потухает, оставляя стоящего на коленях мужчину, невидящим взглядом рассматривающего свои руки, в которых остался только его чертов галстук. Ее забрали. Огонь вновь забрал дорогого ему человека. Его любимую девочку. Светлое солнце в его мраке.
В этот день Кроули простили его ошибки — он искупил их публичной казнью. Он доказал, что верен Аду и Сатане, потому что собственноручно уничтожил душу. И всем плевать, и никто не узнает, что в этот день его сердце сгорело вместе с синеглазкой.
Мир не стоит на месте, люди продолжали творить добрые дела или грешить. Демоны вмешивались в мысли. Ангелы помогали найти верный путь. Словно одной маленькой монашки не существовало.
Кроули заперся от всего мира. Он больше не видел смысла ввязываться в грехи смертных. Делать хоть что-то в ближайшие лет двести. Даже Азирафаэль не мог вытащить своего друга из личного кошмара. Ангел ни разу не видел, чтобы его друг так сильно кричал, уперевшись в его мягкое плечо в белом пиджаке. Мужчина винил себя, корил, просил прощения. Азирафаэлю оставалось только похлопывать по вздрагивающим плечам. Кроули видел в каждой блондинке ЕЕ. Синие глаза для него, как красная тряпка для быка. Он приходил к одноглазым шлюхам. Вылавливал всех блондинок в клубах. Любая синеглазка с губами-бантиком оказывались в его объятиях. Ему было стыдно и больно. Он хотел заполнить пустоту, но все тщетно. Все эти толпы девиц — фальшивки. Все нежные взгляды — пошлые и развращенные. Кроули трахал сильно, жёстко, даже жестоко, выливая на девушек свою обиду и злобу, ничего не помогало. Ни одна не была такой, как его светлая Селеста.