Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 26

Кривуля выпучил глаза.

- Никого обижать нельзя! Раз сойдет, два, три, сорок три, а в один прекрасный день - бац! И ты на заточке Повис, только лапами дрыгаешь, как таракан раздавленный... И неважно, что ты авторитет, а пришил тебя петух проткнутый - за этой чертой все сравнивается...

- Берите картошку, дама, берите, - пронзительно закричала Светка. Ну и что, что грязная, зато без радиации!

Алекс усмехнулся: молодец, девка, не только передком, но и головой хорошо работает!

- Ну а шефу чего сделается-то? К чему ты это начал?

Кривуля огляделся и перешел на шепот:

- Чего? А того! Нельзя человека в угол загонять, лишать всего. Тебе сейчас куда деваться?

Алекс пожал плечами.

- То-то и оно, что некуда. Он думает, что разорит тебя, а у него все хорошо будет. А о том, что мы его "заказать" можем, не думает. Если б думал, так бы не сделал. Значит, упорол косяк. Дело-то простое: "закажем" - и дело с концом... Он тебя всю жизнь доить будет, знаю я таких волчар! Лучше один раз деньги заплатить и все навсегда уладить. Ни клят, ни мят, никому не должен, работай на себя. Никто хату не отбирает, никто не душит...

- Ну ты даешь, - присвистнул Алекс. - Замочить его, что ли, хочешь? Я думал, ты только по массажу спец...

- Не сами же, не сами, - лихорадочно шептал Кривуля. Глубоко посаженные рачьи глаза сошлись к переносице. - А как ты по-другому от него обмажешься? Да никак!

Алекс закрыл дверь в подсобку. Гомон рынка сразу стал тише. Теперь Светка ничего не услышит, даже если специально навострит уши. А она, сучонка, любит подслушивать...

- А где нужных людей найти? - прицельно спросил он. Разговор пошел всерьез.

- Подумаешь, - зевнул Кривуля. - У меня есть приятель, он многих знает. Можно переговорить.

Алекс задумался. С большим трудом ему удалось влезть в бизнес, но шеф умышленно не давал развернуться. А теперь вообще - разорит, вышвырнет, как бездомного котенка. И что тогда? А Кривуля предлагает дельный вариант. Дал деньги - и все. Ничего своими руками не делаешь, ничего не видишь. Все очень просто.

- Давай переговорим. Он кто такой?

- Из спортсменов. Карате, айкидо. У него и кликуха - Каратист. Я его лечил, так и познакомились. А потом то на массаж ходил, то с травмами обращался. Дела кой-какие делали. С полгода кентуемся.

- Надежный?

- А ты посмотришь. Здоровый лось, метра под два, вот такие плечи...

- Не это главное.

- Не скажи. Снаружи крепкий, значит, внутри тоже каменный. А что до остального - он сам не мокрушник, но болтнул как-то; - что людей нужных знает. Вроде уже приходилось такие дела устраивать.





- Так он сам, без нас все сделает?

- Конечно. Твое дело - деньги заплатить!

В овощной палатке наступила тишина. Только где-то в углу шебуршились мыши. Другого выхода, пожалуй, не было...

- Ладно, - решился Алекс. - Давай попробуем.

- Тогда заходи ко мне на работу вечерком. Я уже в новое помещение перешел, посмотришь... Обмоем новоселье, вмажем, расслабимся... Там я вас и познакомлю. Могу тебе наконец и "спутника" вставить! Не передумал еще?

Кривуля добродушно захохотал:

- Тогда тебя в "угадайке" и в "ромашке" тоже сразу узнавать станут!

Смех внезапно оборвался, и добродушие из Кривулиного облика мгновенно исчезло.

- Можно устроить, чтобы этого твоего козла притащили, и ты его отпетушишь по полной программе! Чтобы знал, падла!

- А кто притащит? - поинтересовался Алекс, чтобы что-нибудь сказать. Петушить кого бы то ни было не входило в его планы.

- Найдутся люди...

Кривуля туманно рассказывал о причинах своей отсидки, глухие слухи связывали его имя с опасной бандой, действовавшей в Тиходонске в конце семидесятых, Алекс слухам не верил, но бывали минуты, когда неверие уступало место убеждению, что так и было.

- Жрать охота, - вновь сменил тему Кривуля. - Пойдем к Илье мяса похаваем!

- Дорого...

- Ничего, дядя платит, - подмигнул толстяк.

Время шло к обеду, и настроение у Алекса улучшилось, потому он согласился и скомандовал Светке закрываться. Через несколько минут троица вывалилась на главную аллею Центрального рынка: грузный мужик лет сорока во всем черном, с сумкой через плечо, двадцатишестилетний светловолосый парень в спортивном костюме и симпатичная вертлявая девчонка в джинсах и свитере.

Они прошли мимо овощных рядов. Кривуля пару раз останавливался, придирчиво рассматривал восково-неживые тепличные помидоры и длинные, словно фаллоимитаторы, только изогнутые, огурцы, пробовал резкую квашеную капусту, злую корейскую морковку, но купил в конце концов тугие, с терпким запахом, моченые яблоки и гордо нес их в прозрачном кульке, наполненном мутноватым рассолом. Пестрая базарная толпа обтекала их со всех сторон, и наметанный взгляд легко отличал обычных покупателей от всех тех, кто кормится с рынка: чиновников дирекции, карманников, контролеров, санитарных инспекторов, проституток, охранников, сдатчиков подвалов под товар и квартир для торгующих.

Постоянные обитатели рынка из тех, кто помельче, здоровались с Алексом, а он здоровался с ними, крупные акулы не обращали на него внимания и на приветствия не отвечали. Парня это задевало, хотя виду он не подавал и тешил себя мыслью, что через год-два положение изменится. В этом плане Алекс завидовал Кривуле, которого знали многие блатные, - с тем он чалился в следственном изоляторе, с тем ехал по этапу, с тем сидел в пересылке, с тем топтал зону... Да еще их друзья и знакомые... Казалось бы, когда это было, ан нет, не забывается... Впрочем, тюремным университетам старшего товарища Алекс не завидовал и обзаводиться нужными связями таким путем не собирался.

После овощных начались пахнущие солью, тиной и копчением рыбные ряды, здесь гроздьями висели под навесами и аккуратными кучками лежали на прилавках исходящие янтарным жиром знаменитые донские рыбцы, кинжалообразные чехони, огромные лоснящиеся лещи, известная только знатокам невзрачная с виду шемая, сухая серебристая таранка, ошибочно именуемая воблой, и настоящая вобла, - совсем маленькая, сухая и изогнутая, как пропеллер. За вяленой шли прилавки со свежей рыбой, тут царила майская селедка непревзойденный донской деликатес, живое серебро, превращаемое на шкворчащей чугунной сковороде, залитой раскаленным растительным маслом, в нежнейшее, хрустящее золотистой корочкой и очень быстро преходящее блюдо: его не отведаешь ни в апреле, ни в июне, ни в каком-либо другом месяце.