Страница 4 из 5
…У радиальной аллеи на афишной тумбе внимание майора привлекло объявление: «Люди добрые! 29 ноября 2011 года вечером на этом месте был убит мой сын Чечельник Петр Алексеевич 1993 года рождения. Кто знает хоть что-нибудь об убийстве, прошу сообщить по телефону… Мать». Здесь, на этой же тумбе майор почерпнул и другие сведения о местной жизни. «Помощь в получении гражданства: Румыния, Болгария, Польша, Чехия… Отказ от гражданства: Россия, Украина, Молдова… Продление загранпаспортов»; «Требуются строители, медики, повара в возрасте до 35 лет - в Италию, Грецию, Португалию…» Чертыхнувшись, майор зашагал дальше.
Городской стадион. Теперь он находился под юрисдикцией МВД, о чем гласила вывеска у главного входа на трибуны. «О времена, о нравы, - подумал майор, - менты катают мячи, а женщины ищут убийц собственных детей по объявлениям на столбе…» Скоро Карданов вышел на перекресток улиц с символическими названиями «Коммунистическая» и «Первомайская», в район кинотеатра «Дружба». Здесь проходили самые тяжелые бои.
Перекрестие дорог, - ни объехать, ни обойти, - а волонтеры бьют из орудий и в личный транспорт беженцев, еще ничего не понимающих в политическом раскладе, и в кареты «скорой помощи», не миновали той же участи и пожарные машины: жилая саманная застройка вспыхивает и сгорает в секунды, словно спички… Здесь рубились насмерть молдавские волонтеры и бойцы батальона Карданова - сутки, вторые, третьи; а на четвертый день майор отрядил на переговоры с врагом нескольких своих молдаван с бутылью спирта. В неприятельском стане (в младшем офицерском составе) к дерзости парламентеров отнеслись с пониманием: сами искали нетривиальных решений, были, по сути, в тупике, куда их загнали штабные чины. В общем, они столковались: бить по возможности в обусловленный квадрат, чтобы избежать лишний жертв. В этих координатах располагалось общежитие, к тому времени уже сожженное и разграбленное…
Теперь на месте сметенного артиллерией квартала выросли частные дома, да такие, что впору российским нуворишам позавидовать. И тут же, через дорогу - все в выбоинах стоит общежитие той поры: пустое, выгоревшее, словно взывает к памяти живущих…
И вот он почти у цели. Карданов подошел к калитке, настороженно озираясь по сторонам, словно боялся, что кто-то может следить за ним. И тут он услышал голос той, о ком вспоминал все ушедшие в пустоту двадцать лет. Озирался-озирался, а главного-то и не заметил…
- Юра! Ты вернулся? - Галина спросила просто и, казалось, даже без удивления. Только когда он обернулся к ней, лицо ее вмиг побелело.
- Да. Я вернулся, - виновато подтвердил Карданов, чувствуя, что его лицо, напротив, горит, как маков цвет. Изменилась Галина, сильно изменилась. Внешность-то как бы и не в счет, но что-то в ней появилось новое, а морщинок под глазами вроде и не прибавилось, и глаза такие же синие…
- Ну, что ж, проходи.
- Это удобно?
- Да нет проблем! - с неестественной веселостью откликнулась Галина и толкнула перед майором калитку.
Скоро Карданов, сидя за чашкой чая, говорил… Галина смотрела на него как-то рассеянно, будто и не слушала. Да и Карданов говорил как будто для себя, оправдывался, что ли…
- Не вписался я в ни в чьи планы… Иные уж теперь герои. А меня обвинили во всех грехах, чуть ли не военным преступником, вором сделали. Самозванец!
Карданов помнил до сих пор проповедь отца Германа, произнесенную с высокого крыльца храма, как с амвона; слова священника были просты и понятны: «Православных братьев и сестер не разделить политической интригой, границами и таможнями! Пролившие христианскую кровь воинствующие сепаратисты и националисты - посланники дьявола! Тот же, кто готов положить живот свой за брата, - от Бога!»
И он снова напряженно пытался объяснить Галине, что и как тогда было, и почему она не видела его или он не видел ее почти двадцать лет. Он как будто все еще жил событиями той поры, горячей поры, где он был всем нужен.
Во время своего «правления» в осажденном городе Карданов дал обездоленным людям возможность выжить, распечатав склады новоиспеченных богатеев из бывшей, как правило, партноменклатуры; немалые силы он положил на организацию ополчения, снабдив добровольцев оружием и амуницией; по правилам военной науки он установил в городе линии обороны, и если сдавал квартал в силу тактической необходимости, то потом отбирал, не давая послаблений ни себе, ни врагу. Заодно и с криминалитетом местным разобрался. По адресам, бывшим у обывателей на слуху, объявлялся внезапно со своими бойцами и выволакивал не успевшую ретироваться за Днестр или в Кишинев уголовную братву, которую изолировал крепко, чтоб не наживались они на чужом горе.
«Правил бал» майор Карданов, разъезжая по городу на БТРе, над башенкой которого развивался черно-желтый стяг со старинным гербом Бендерского уезда: на золотом верхнем поле - двуглавый орел со щитом в когтях; на черном нижнем - поверженный лев, изображенный там в память о бесславном пребывании у стен Бендерской крепости шведского короля Карла XII. Парламентариев всех рангов, резидентов Москвы, Киева и Бухареста он гнал со своего порога, заявляя: «Хочу говорить с развязавшим войну молдавским президентом!..» Намеревались с деловыми предложениями и те, что работали с мандатом Красного Креста, но и тут он рубил сплеча, не слушая их геополитических аргументов: «Я требую немедленного вывода всех атакующих из Бендер! Город - не арена для боевых действий! Необходимо остановить государственный терроризм! Быть ли городу молдавским, украинским или русским - сейчас не важно; прежде должен наступить мир!»
…- Вот за такое самоуправство и взяли меня, когда российские войска пришли. Хотели расстрелять. Но побоялись. Вдруг народ поднимется. Гражданский протест, новая смута… У граждан города я был популярен, поскольку защищал бесправный люд и его имущество от разграбления… - Карданов усмехнулся, посмотрел на Галину и опять прочитал на ее лице некоторую отрешенность. Она ждала, наверное, других объяснений, не военных, не стратегических, - личных. - Предложили мне тогда немедленно покинуть Приднестровье, а заодно и Молдову, чтобы не дразнить гусей. Навсегда! Посадили в «воронок» - и к украинской границе… А здесь чтоб я и носу не показывал.
Он взглянул на нее, и в ее глазах прочитал немой вопрос:
«А как же я? Обо мне ты забыл?»
Карданов ответил:
- Тебя я не хотел подставлять, думал, что и в России они могут дотянуться до меня. Зачем тебе лишние переживания? Да и куда я уезжал? В поле. Ни кола, ни двора. Кому захочется тащиться неизвестно куда… А у тебя здесь все же хозяйство, свой дом. Разве мог я позвать тебя в никуда? - Он вроде и не спрашивал ее. И не ждал ответа. Карданов давно уже ответил себе сам, еще тогда, когда, сжимая зубы от отчаяния, покидал родной край, родную землю, все свое родное, политое кровью своей и своих товарищей. Уходил он тогда почти что в бега…
И сейчас разом представились ему его скитания по России. Он, легендарный комбат, кочевал изгоем по бескрайним просторам российским: от Мурманска до Камчатки. Рыбачил в артелях, бил зверя в охотничьем загототряде, сплавлял лес…
- Жил по углам, семьи так и не создал… - рассказывал Карданов. Он не оправдывался перед Галиной, но чувствовал свою неловкость и хотел, чтобы его поняли. - Тогда было время какое-то шалое. Всем почему-то казалось, что вот будет свобода, независимость… незалежность… и все сразу пойдет, как по маслу, образуется и наладится… Что вроде как самое главное - самоопределение. И наступит рай. - Карданов вздохнул, огляделся исподлобья и тут заметил на стене фотопортрет молодого человека. - Не наступил рай. Вон и в России опомнились. Раздробили страну, а теперь локти кусают… Никто от этого не выиграл. Только враги… - Карданов кивнул на фото. - Кто этот парень?