Страница 1 из 5
Андрей Белозёров
МЕЖДУ ТРЁХ ОГНЕЙ
Майор Карданов возвращался в Бендеры. Двадцать лет спустя. Много это или мало? Смотря для чего… Для памяти? Для любви? Для войны - той братоубийственной бойни, что разразилась на берегах Днестра по недомыслию политиков…
Ныне же в Приднестровье опять шла война, но вместо огневых батарей работали орудия политтехнологов. Избирали президента на новый срок. Непризнанное до сих пор царство раскололось. Как и вещал с амвона, извергая громы и молнии из перста указующего на исполком, проглядывающий за окнами городского храма, отец Герман, не отступивший в служении и в кровавое лето 92-го: «Дом, разделившийся в себе, не устоит!.. Анафема на ваши головы, отбившиеся, проворовавшиеся!» - и неистово осенял прихожан охранительным крестом…
Кандидаты бились за электорат. Имиджи у всех претендентов были в пуху. Ряды избирателей косило шквалом сенсационных разоблачений фаворитов гонки. Граждане, продираясь сквозь дебри лжи, поставленные перед судьбоносным выбором, надеялись обрести уверенность в завтрашнем дне.
Все эти сведения майор почерпнул в средствах массовой информации. И про отца Германа тоже: это был единственный приднестровский священнослужитель, в свое время открыто выступивший против тех, кто столкнул лбами православных братьев. Двадцать лет назад гвардии майор Юрий Карданов также пошел на жесткую конфронтацию с руководством республики, за что и был изгнан.
На вокзале он взял такси до центра. Ехал. Глотал слезы счастья и горя. Воспоминания накатывали, сушили глаза. Крепость. Мощные бастионы, валы, рвы, где знаком каждый камень; есть среди них и камни с древними барельефами: «источник», «куница», «солнечный циферблат»… Обелиск русской воинской славы начала девятнадцатого века, увенчанный орлом с распростертыми крыльями… Въезд на мост, за который велись суровые бои. Майор узнавал и не узнавал город: куда ни кинь взгляд - торговые и игровые павильоны, бутики, реклама на щитах; мельница, внушительное каменное здание, наполовину снесено, переоборудовано в вещевой рынок; главпочтамт превратился в супермаркет…
Гостиница «Днестр» - и та напоминает блудливый пятачок: в фойе стоят игровые автоматы, сомнительного вида прокуренные девицы, прицениваясь, снуют между редкими командировочными.
Снял номер, бросил вещи и - быстрее в город. Начал вновь себя обретать на той самой улице, у той самой школы, где состоялся последний бой, где ему подстроили позорную облаву и пленили в разгар войны. Впрочем, выдвинули альтернативу: исчезнуть - навсегда! Раздумывать было некогда. Выбрал побег. Ведь пленили и трибуналом грозили свои!
Он стал persona non grata - нежелательной фигурой - уже на девятый день вооруженной борьбы с Молдовой, невзирая на то, что его батальон держал большую часть города вместе с союзными казаками и ополченцами. Ни оружия в достатке, ни боеприпасов, ни раций - только штабные распоряжения: выкарабкиваться самостоятельно, если не смогли или не пожелали вовремя отступить. Вот Карданов и развернулся самостийно во вражеском кольце, на свой страх и риск, - действовал, как подсказывала совесть офицерская, взращенная в гражданине города своего. Послал ко всем чертям связь с Тирасполем. Ведь еще за неделю до начала военных действий докладывал местному главе:
- Товарищ президент, считаю архиважным незамедлительный вывод полиции из городского центра. Вражеская группировка - под боком у горисполкома!
- Майор, имейте в виду: штурм полиции - только по моей личной команде. Ориентировочно завтра к вечеру. О точной дате и времени сообщу позже!
Тщетно Карданов разрабатывал план, чертил схему, растолковывал задачи ротным и взводным. Ни завтра, ни послезавтра не поступило никаких личных распоряжений. Потом оказалось, что время упущено. Полицаи упрочили свою позицию, много вреда причинив впоследствии, притягивая к себе внимание гвардейцев в обороне городского периметра. А через пять дней, после поспешного вывода основных частей в Тирасполь, молдавские военные волонтеры с юга прорвались к мосту и взяли под свой контроль подступы к городу со стороны Днестра. Шли бои и за исполком, где в подвале засела вся городская «верхушка»; молдаване захватили один из микрорайонов и расположили там штаб. Майор сражался. Зло и остервенело.
Но ведь не только память о войне и возможность вернуться в родные края привели сюда Карданова. Нет! Было еще что-то… Вернее, кто-то, ради кого он и вернулся сюда. Галина… Он хотел и боялся встречи с ней…
В те горячие дни майор Карданов черпал силы из гнева - на себя, на врага, на бессилие великой страны России. Был жесток. А верное решение кристаллизовалось из донесений разведгрупп да из дискуссий с отцом Германом. «Сегодня Карданов раздает тушенку со складов. Еще банка повидла, зеленый горошек и пакет сахара в каждые руки!..» - передавали истые прихожане соседям. Осажденные люди в период огневого затишья спешили к месту раздачи. «Карданов вернул из плена двадцать наших солдат в обмен на семерых молдавских военных волонтеров…» - шептались в заставленных мешками с песком окопах ополченцы перед очередным артобстрелом. «Карданов рассчитывает лично вести переговоры с президентом Молдовы…» - дивились между собой, дымя едкими самокрутками, приезжие казаки.
Отец Герман весь военный год бился за каждого мирянина, но против политических установлений. В Бендерах бок о бок жили враждующие: в домах и на этажах, да и в семьях, бывало, разделялись и бились каждый за свою идею. Узнав, что склонивший перед ним голову человек пришел с баррикады, не важно, с какой стороны, он отказывал ему в причастии Святых Христовых Тайн - до сложения им с себя военных обязательств. «Иди немедля к брату, против кого замыслил казнь, вались в ноги, моли прощения! - увещевал святой отец. - Потому как проклят вовеки тот, кто прольет кровь брата своего…»
Отец Герман был ярым противником человека с ружьем, вернее, с автоматом Калашникова. Бендеры - пороховая бочка конфликта. Здесь сошлись представители всех противоборствующих сил: имперцы, унионисты, сепаратисты, националисты; и российско-украинские казаки, и молдавские национал-патриоты, и приднестровские активисты…
Но отец Герман службу вершил в согласии с источником светлым и незамутненным, что вложил в душу человека при сотворении Бог. Хотя в соседнем пределе собора иной его сослуживец и благословлял враждующих. Церковь-то одна. Бывало, стоят в очередь к покладистому попу молдавский полицейский и приднестровский гвардеец (или казачок какой залетный крестом осеняется наотмашь), глазами сверкают друг на друга, ненавистью исходя втихомолку, и… приклоняют колено перед священником, получая благословение на дела добрые - Отчизну защищать. А выйдя из храма, наставят друг на друга стволы вороные, стремясь поскорее исполнить свой долг… И накануне войны бывало так, и во время нее, и много после… Отец Герман призывал отстаивать Родину, не разделяясь между собой по политическим мотивам, требовал сложить оружие. И только к комбату подходил священник с мерой иной. Они были однокашниками. Слава Мудренко (ставший впоследствии отцом Германом) и Юрка Карданов были такими друзьями-товарищами - не разлей вода.
…С торца лицея на Карданова глядел портрет кандидата, был он на нем такой весь приглаженный, в очках. И чуть было не споткнулся майор - будто и не было двух долгих десятилетий! - разделивших его и этого, с картинки… «Говорить только ПРАВДУ!» - обещал будущий народный избранник. Такой уверенный в себе, холенный. Но Карданов знавал его и другим…
Тут майор услышал за спиной голос с хрипотцой - знакомый голос. Оглянулся - Литвиненко! Его давний учитель по обществоведению, не изменившийся с тех давних пор ни в осанке властной, ни в темпераменте, ни даже в лице. Рядом с ним - двое молодых людей, похоже, молодые лицейские педагоги.