Эдана

— Всё сначала!

В конечном итоге мы присели и отжались около тридцати раз, когда за Эриком пришли, и он удалился, даря нам надежду на долгожданный отдых.

Но Четверка оказался неожиданно непреклонным:

— Чего замерли? Продолжайте! Будет вам наука, как с Лидерами разговаривать.

К счастью, он не заставил нас всё переделывать и учел первые две попытки в общее количество упражнений.

Вечером того же дня я лежала, ощущая себя одним большим комком невыносимой боли, в своей кровати. Рут и Дарра сидели рядом.

— Козел, — подытожила Рут. — Он полный козел.

— Его здесь уважают, — пожал плечами Дарра.

Мы уставились на него, и он снова передернул плечами.

— Не только вы считаете его ублюдком. Того же мнения даже некоторые Лидеры, но его боятся и уважают.

Все втроем мы обреченно замолкли. Рут заговорила только спустя минут десять:

— Как думаете, где похоронят того бедолагу?

— Кажется, его зовут Рэндон, — задумчиво произнес Дарра и осекся: — Звали…

— Возврат в семью — даже такой — невозможен, — предположила я. — Наверное, его похоронят уже как Бесстрашного, тут.

— Это чудовищно… — со вздохом протянула Рут. У неё было отсутствующее выражение лица, Дарра тоже выглядел задумавшимся.

Подбив поудобнее подушку, я отвернулась от них, стараясь как можно меньше двигаться, избегая болезненных протестов мышц. И неожиданно для себя уснула.

========== Глава 5. Молчун. ==========

Подавленные смертью Рэндона, мы все заметно упали духом. Во время командных соревнований больше не было того запала и веселья, как на первой эстафете. Кончина новичка изменила что-то в каждом из нас, все стали подходить к подготовке с большей серьезностью. Ребячество и шутки исчезли. Казалось, мы все вдруг осознали, что мы — соперники, и каждый борется за место с каждым, со своим телом и со своими чувствами.

А потом появилась таблица. В рейтинге имен по результатам первых трех дней я была третей после Дарры и коренастого коротышки, который бежал за мной в первый день.

Я стояла в шеренге, не в силах оторвать взгляд от своего имени на таблице и, не скрывая довольной улыбки. Мы все выстроились в зале, побаиваясь прихода Эрика, но слово сразу взял Четверка.

— Подготовка пройдет в три этапа. Вы будете оцениваться каждый день, и по итогам каждого из этапов трое самых слабых… — он с силой вздохнул и произнес зловеще тихо: — Уйдут из Бесстрашия.

Среди нас пробежал взволнованный ропот. Каждый вспомнил изгоев, которых видел на улицах и испугался мысли о присоединении к ним.

— После окончания третьего этапа вы пройдете пейзаж страха, и тогда, по результатам вашей физической и психологической подготовки, между вами будут распределены должности. Кто-то из вас может попасть в командный состав, кто-то в разведку или патруль, а те из вас, кто наберет минимальное количество балов и не проявит себя, будет работать в обслуживающей Бесстрашие сфере.

— Официантом? — гоготнул кто-то.

— Да, — Четверка хмыкнул. — Складским работником, оружейником, официантом, уборщиком или мусорщиком.

— Попросту будем убирать всё дерьмо, — подытожила Рут. Мы, изнеможенные после упражнений, развалились на матах. — Я думала, Бесстрашные нанимают для этого… других.

— Других? — отозвался Дарра. — Иногда грязную работу уборщиков и прачек выполняют нанятые за копейки изгои. На кухнях и в оружейках часто работают старые Бесстрашные, которые не смогли занять высокие должности, и теперь не в силах выполнять свою прежнюю военную работу. А в остальном…

Он зевнул и продолжил:

— В остальном, работают провалившие подготовку Бесстрашные.

Это добавило свою щепотку к и без того горькому осадку. Думаю, не только я чувствовала дискомфорт и напряжение. Все мы выглядели натянутыми до предела.

После недели усиленных тренировок я то резко опускалась вниз (по результатам дней с упором на борьбу), то поднималась на пару мест вверх (после дней с упором на бег и выдержку в тренажерке). Спустя несколько дней беспрерывных тренировок на матах и оттачивания боевых умений, я удостоилась от Четверки комплимента за технику. Но я оказалась слишком слабой.

Мне хватало выдержки на изнурительные забеги, упорства на выполнения тяжелых упражнений со штангами, но в ударе силы почти не было. Я била правильно, но легко.

Практически все время мое тело было напряжено, и я с удивлением отметила, как сильно проступают мускулы: на руках, прессе и ногах они рельефно переливались под кожей, испещренные выступающими венами.

На пятый день Четверка подловил меня одну возле боксерской груши и сказал, что мне нужно поработать над спиной. Она у меня недостаточно сильная, и отсюда невесомость моих ударов.

В воскресенье в обед, конец первой недели, в зал пришел Эрик, впервые после того утра и сообщения о смерти Рэндона.

Он сформировал три пары для спарринга и задумчиво ходил между рингами, молча рассматривая дерущихся.

Мне в противники достался Молчун, и хоть его удары вышибали из меня душу, с точностью и защитной стойкой у него были проблемы, а потому мне удавалось увернуться и настигнуть его затылок или незащищенный сбоку живот ударом.

Он вдруг взбесился из-за моей проворности и, как раз когда Эрик огибал квадрат нашего ринга, с диким криком — неожиданно громким и свирепым как для Молчуна — он бросился на меня. Врезав мне в подбородок, отчего я пошатнулась и потеряла равновесие, он отскочил в сторону, схватил меня за растрепавшиеся пряди, выбившиеся из узла и, с силой намотав на рукав, сначала дернул, запрокидывая мою голову, а потом резко опустил её. Последнее, что я увидела — стремительно приближающееся колено, обтянутое грубой черной джинсовой тканью.

— Третья с конца, — коротко сказал Дарра, поджимая губы. Они с Рут пришли забрать меня из лазарета. Оба вспотевшие и уставшие. Я — с черным синяком на половину щеки и разбитой бровью, кровоточащие края разрыва были собраны двумя скрепками медицинского степлера.

— Это было не по правилам, — пробурчала я, прижимая к щеке небольшой мешочек льда.

Рут хмыкнула:

— Что угодно по правилам Эрика. Он бы не остановил бой, если бы тот кретин даже нож достал.

— Ладно, — вздохнула я, не желая проводить вечер в обсуждении того, как сплоховала. — У вас какие результаты?

Дарра просиял и, гордо вскинув подбородок, сообщил:

— Первый, по-прежнему.

Я перевела взгляд на Рут. Она слегка смущенно ответила, что четырнадцатая, но в её глазах не было пристыженности за такой низкий результат. Там была только жалость. Она жалела меня за то, как низко я упала и, кажется, немного стеснялась того, что она — заметно уступающая мне во многом — показала намного лучший результат.

Во мне забурлила красная лава злости и бешенства. Всё что угодно: издевки, несправедливые обвинения, хамство, но не жалость. Нет, жалость к себе я стерпеть не могу.

Когда мы дошли до Ямы, наполненной людьми и оглушающей музыкой, я отстала от друзей, твердо решившая, что буду избегать их пока не смогу вернуть себе прежнее место в таблице.

Во мне закипела обида на жалость в глазах Рут, на саму Рут. И на Дарру почему-то тоже.

========== Глава 6. Зал. ==========

В общую спальню я не вернулась. Прямиком из Ямы я направилась к Кинану. Шагая по пустынному коридору, я предполагала, что затея напрасная, потому что Кинана дома не окажется. Но я все равно намеревалась прийти и постучаться в дверь. И лишь в нескольких шагах от его квартиры мне в голову пришла другая мысль.

Брат и так зол на меня из-за инцидента с Эриком, хотя тот всего два раза появлялся на наших тренировках, и оба раза мне досталось не больше, чем другим. Особенных издевок, которые мне пророчил Кинан, я не замечала.

А теперь, обратившись к нему с просьбой помочь, я дам ему дополнительный повод позлословить над тупостью и слабостью никчемной сестры.

Не замедляя шага, я прошла мимо квартиры Кинана и направилась прочь из здания.

Была ясная ночь, большая луна висела низко над землей. Воздух был чистым и свежим. Я остановилась посреди улицы, запрокинув голову к небу, и жадно вдыхая прохладу.