Брикстонская петля

Когда Джон снова посмотрел на дверь, за ней возник высокий мужской силуэт. Он выглянул наружу, заметил остановившегося Ватсона, их взгляды на мгновенье столкнулись — оба настороженные, тяжелые — шагнул назад и с силой захлопнул дверь. На той, светлой и глухой, оказалась медная цифра 5. Ватсон с силой сжал ручку, рычаг тормоза остро впился ему в ладонь. Шрам. Джон смог различить его в темной щели закрывающегося дверного проёма, когда силуэт в доме номер 5 коротко повернул лицо левой стороной, отступая — грубый ожоговый рубец.

Он резко вывернул руль вправо, направляя мотоцикл к тротуару. Переднее колесо ударилось о бордюр и с глухим шлепком соскочило обратно на асфальт, «Бонневиль» накренился, и Джону пришлось опереть его о собственную ногу, пока второй он торопливо и оттого безуспешно пытался отыскать и опустить подножку. В одно короткое мгновенье все подозрения и страхи вдруг превратились в реальность: сообщение, адрес, шрам, о котором говорила Далси, странное поведение — всё это собралось воедино и уже не оставляло шанса посчитать произошедшее недоразумением.

Ватсон соскочил с мотоцикла и бросился к двери с номером пять. Его тело ощущалось противоречиво слишком медлительным — каждый шаг тянулся непростительно долго; и легким, податливым одновременно — многослойность одежды, надетой поверх спортивной, перестала стеснять движения; в бедре не ощущалось никакого дискомфорта. Джон даже не сразу заметил, что остался в мотоциклетном шлеме. Его внимание сузилось и заострилось на том, что оказалось в фокусе. В этом было даже что-то неуместно удовлетворительное — будто возвращение в себя прежнего, сосредоточенного на раненном солдате на операционном столе и игнорирующего суматошную толчею вокруг. Незначительное переставало существовать, и сейчас незначительным было всё кроме Холмс.

Джон в два шага переступил узкую тропу, ведущую ко входу, и, не утруждая себя постучаться, с разгону навалился плечом на дверь. Та скрипнула, что-то звякнуло в замочном механизме, но не открылась.

— Эй, что вы делаете? — раздалось приглушенное у него за спиной. Ватсон не обернулся и не ответил. Он снова отступил назад, группируясь, и предпринял вторую безуспешную попытку. — Что это такое?! Я вызову полицию.

Вызывайте, черт побери, и то быстрее!

Джон снова разогнался и теперь вместо середины двери направил удар ближе к краю — дверь вздрогнула, изнутри раздался характерный деревянный хруст, со звоном упало что-то металлическое, и образовалась различимая щель.

— Нет, ну что творится среди бела дня?

Он поднажал ещё немного, и дверь, покосившаяся на петлях, туго открылась. За ней оказалась небольшая прихожая, упирающаяся в лестницу, на верхних ступенях которых стоял молодой мужчина с шрамом вдоль левой половины лица. У его ног лежал объемный, около метра в диаметре, моток плотного целлофана, в руках был большой ярко-желтый строительный нож. С коротким пластмассовым перестуком выдвинулось тонкое лезвие и холодно взблеснуло в свете лампы.

— Поздно, — тихо произнёс парень со шрамом и скосил глаза в сторону. Было в его выражении, в устало опущенных широких плечах, в стальном тоне что-то такое, что заставило Ватсона послушно проследить за его взглядом. Там, куда он посмотрел, оказался проход в гостиную, а в ней посреди груды опрокинутой и разломанной деревянной мебели — стол и стулья вперемешку — на полу сидел рыжий кот. Он низко опустил морду к багровому влажному пятну посреди светлого ковра и голодно облизнулся. Рядом с его медленно покачивающимся из стороны в сторону хвостом стояли плотно приставленные друг к другу расшнурованные ботинки — пыльные, грубые, с толстой рельефной подошвой — Мелинды Холмс.

Ватсон похолодел, во рту образовалась горькая сухость. О Боже.

На лестнице гулко забарабанили частые тяжелые шаги — чокнутый со шрамом и ножом наперевес сбежал по ступеням вниз. Он пнул ногой облокоченный о стену велосипед, и тот стал заваливаться на Джона. Рефлекторно он попытался отпрянуть, но лишь стукнулся спиной о дверь, застрявшую наполовину распахнутой внутрь прихожей. Ватсон сдавленно ахнул, и по опущенному забралу его шлема растеклось округлое запотевшее пятно. В застелившем его взгляд тумане маньяк перескочил через поваленный велосипед и, широко замахнувшись, попытался пырнуть Джона лезвием. Ватсон вскинул руки, рефлекторно заслоняя голову, вовсе не нуждающуюся в защите. По кистям и предплечьям полоснуло несколько тонких языков пекущей боли. Он обозленно закричал, пробуждая себя от минутного ступора, и ринулся вперёд, оттесняя убийцу. Тот споткнулся о собственный опрокинувшийся поперек прихожей велосипед и почти упал, тщетно пытаясь удержать равновесие взмахами рук, перестав исполосовывать Джона порезами. Он боком грузно осел на скрипнувшее колесо и, оттолкнувшись от педалей, попытался встать на ноги, но Ватсон навалился на него сзади, обвивая его крупную расчерченную шрамом башку руками. Просунув левую под затылок, предплечьем правой руки он сжал ему горло и давил со всей мочи до тех пор, пока тот не перестал судорожно дергаться и хаотично взмахивать рукой с зажатым в кулаке ножом.

И когда придурок со шрамом обмяк, выронив лезвие, Ватсон оттолкнул его на возмущенно скрипнувший велосипед, переступил его ноги и, до ужаса боясь увидеть непоправимое, зашел в гостиную. Рыжий кот, коротко лизнувший то, что Джон отказывался принимать за просочившуюся в ковер лужу крови, взъерошился и попятился. Ватсон прошел мимо него к забитому доской камину и обернулся: раскуроченный стол, массивный черный диван, аккуратно сложенное на нём темное шерстяное пальто и ботинки Мелинды рядом, а больше ничего — никого.

Джон торопливо выбежал обратно в прихожую. Мимо лестницы вглубь дома вел узкий проход, заканчивающийся тремя расходящимися в разные стороны дверями. Ватсон распахнул ту, что была прямо перед ним — за ней оказалась крытая пустая веранда, выходящая на небольшой задний дворик с сараем. Дверь справа вела на кухню, слева — в заставленную бытовыми химикатами кладовку. Холмс нигде не было.

Ватсон бросился к ступенькам и взбежал на второй этаж. Здесь из изогнутого коридора снова вели три двери. Первая, перед которой остановился Джон, оказалась уже остальных, и на её затертой старой ручке виднелся отчетливый кровавый отпечаток ладони. Нерациональным было медлить, но Ватсон всё же на короткую долю секунды замер, занеся руку, прежде, чем толкнул дверь. Там оказалась небольшая ванная комната, с запятнанным кровавыми подтеками кафельным полом, наполовину задернутой целлофановой шторкой и бледной узкой кистью, повисшей за край низкой ванной.

— Мэл!

Он подскочил вперед, отталкивая занавеску, и обнаружил обмякшую Холмс. Её кожа была мертвенно-серого цвета, глаза плотно закрыты и окружены большими темными пятнами, по высокому лбу и острой скуле несколькими жирными подтеками стекала жидкая кровь. Темные волосы были запутаны и поблескивали густой влагой. На широкой серой толстовке, испачканной подсыхающей кровью, был длинный ровный разрез — этот подонок срезал с Мелинды одежду.

— Мэл! Холмс! Ты слышишь меня?

Джон наклонился над ней, сначала подхватил её безвольную кисть, но, не нащупав на ней пульс, прижал пальцы к шее. Но и там в сонной артерии не было никакого шевеления.

— Сейчас, сейчас. Потерпи.

Одним резким, больно задевшим уши, движением он сорвал с себя мешавший шлем и отшвырнул назад, не глядя. Просунул руки между холодным стенками ванны и неподвижной Мелиндой, одной подхватил её спину, а второй — очень осторожно — затылок, и поднял её. Под пальцами, удерживающими голову, произошло противоестественно легкое, влажное движение. Догадка ядовитой стрелой пронзила сознание Джона — у Холмс проломлен череп, и его отколовшиеся фрагменты в открытой ране сейчас впивались Мелинде в мозг. Ватсон, резко поднявший Мэл и выпрямившийся, теперь осторожно замедлился и очень плавно опустил её на пол.

Это конец, она мертва — продиктовало всё то профессионально многое, что Джон знал о подобных черепно-мозговых травмах и кислородном голодании мозга. Но упрямо упал рядом с ней на колени, сложил до побелевших костяшек руки на её груди и стал ритмично нажимать. Отсчитав тридцать компрессий, он склонился к её лицу, зажал острый холодный нос, припал к царапнувшим его сухим губам и дважды с силой выдохнул. В висках зашумела головная боль, в легких зажгло, в низ живота тяжело ударил страх.