Брикстонская петля

Странно, но прежде Ватсону никогда не приходилось делать непрямой массаж сердца и искусственное дыхание действительно нуждавшемуся в этом человеку — лишь манекену во время учебы. Оказание такой кустарной первой помощи не было специализацией Джона, ему куда привычнее было спасать, оперируя в оборудованном помещении с вспомогательным медицинским персоналом. Самостоятельно запускать сердце вручную и вталкивать в остановившиеся легкие воздух оказалось предельно тяжело физически и невыносимо ментально. С одной стороны, он точно знал, что нужно делать, и в то же время оказался совершенно подавленным, растерянным.

Черт побери, Холмс! Как же так?

Шла минута, другая, третья. Вдалеке послышались первые тревожно завивающие сирены, они приближались, множились и замолкали, а Мелинда всё не делала вдоха самостоятельно, её сердце упрямо стояло.

— Ну давай же! — со злостью и даже обидой закричал он на Холмс, привычно его игнорирующую. — Неужели ты вот так сдашься?

В прихожей послышались голоса, а вслед за ними осторожные шаги на лестнице. Кто-то приблизился к ванной и заглянул, — Ватсон удивительно резко ощутил чье-то присутствие, но не стал оборачиваться. Ему было всё равно, даже если это был пришедший в себя серийный маньяк.

— Медики! — громко позвал мужской голос сразу за спиной Джона. — Тут нужны медики. Пропустите парамедиков на второй — тут приоритет.

Когда спустя несколько минут в ванну мимо позвавшего их патрульного втолкнулись двое из скорой помощи, Ватсон всё так же, не отвлекаясь, не оборачиваясь, продолжал ритмично до спазмов в ноющих от напряжения мышцах надавливать на грудную клетку.

— Нужен адреналин, — проговорил он сперто, едва различив краем глаза характерную зеленую униформу фельдшера.

— Сэр?

— Ампула адреналина! — повторил настойчивее Джон. — И физраствор — 10 мл. Разведите в шприце с самой длинной имеющейся у вас иглой.

— Но…

Ватсон резко вскинул голову — по вискам вниз к подбородку уже стекали ручейки пота. А в выражении, похоже, было что-то настолько твердое, что парамедик предпочла молча кивнуть и потянулась в одну из своих объемных сумок.

Это был приём, который он хорошо знал в теории и дважды применял в реальной жизни, но ни в один из этих случаев не помог — инъекция адреналина прямо в желудочек сердца. Надеяться на успех при такой травме и по истечении такого времени было бессмысленно, но он собирался попробовать. В конце концов, Холмс была его соседкой, разделяющей с ним квартплату, и он не намеревался её опускать без причитающихся с неё трехсот фунтов.

***

— Ох, Джон. Что произошло? Почему тут столько полиции?

Он заставил себя открыть глаза — веки с пекущим дискомфортом сопротивлялись, будто в них засыпали разгоряченный песок — и поднять голову. Мэри Морстен стояла перед ним, нахмуренная, сосредоточенно натягивающая тонкие хирургические перчатки. Они были в тесной ординаторской комнате отдыха. Это казалось единственным местом, где не было тошнотворной суматохи. На койке рядом с Ватсоном лежал поднос с перевязочными бинтами, антисептиками и пластырем. Его руки были изрезаны и теперь невыносимо — из-за ран и из-за усталости — болели. Джону не хватало сил их поднять.

Он промолчал.

Мэри встревожено заглянула ему в лицо, а потом сползла взглядом ниже.

— Боже, сколько на тебе крови!

— Это не моя, — слабо выговорил Ватсон, устало глотая половину звуков, рассматривая собственные ладони в потемневших высохших разводах. — Не вся моя. Это… Холмс.

— Что с вами случилось? Джон!

В правом бедре, казалось, пылало пламя. В виски и затылок вдалбливались молотки тупой боли. Мысли были тошнотворно затуманены, живот сводило острыми спазмами.

— Она нашла его, знаешь? — сказал Ватсон после затянувшейся паузы, когда Мэри подхватила его руку и твердыми, опытными, безжалостными движениями бывалой реанимационной медсестры стала промокать порезы смоченной марлей.

— Кого? — растеряно уточнила Морстен.

— Убийцу. Маньяка, который убил четверых женщин в Брикстоне и ещё на одну напал. Она поймала его.

— Твоя соседка?!

— Да.

Мэри протяжно вздохнула и промолчала. Джон был ей за это благодарен. В нём не осталось сил ни на что, даже просто сидеть на краю койки казалось непосильным трудом. Комната вокруг Ватсона периодически покачивалась и вращалась. Наблюдать за этим танцем пола и стен было невыносимо, а потому Джон снова закрыл глаза.

Он боролся за Холмс долгих тридцать минут, и этого — кроме того, что он уже нашел её в состоянии клинической смерти, длившейся неизвестное количество времени — было достаточно, чтобы прекратить усилия. В какой-то момент фельдшер скорой помощи, покосившись на свои наручные часы, осторожно заговорила с заискивающей, жалостливой интонацией:

— Сэр, может, нам следует…

Ватсон поднял на неё взгляд, заставивший её замолчать и продолжить вентиляцию легких. Впрочем, он и сам уже подумывал над тем, чтобы сдаться. Всегда была черта, за которой человек был необратимо мертвым. И когда эта истина почти прожгла Джона насквозь, когда он почти выговорил вслух приговор Мелинде, кардиомонитор вдруг засёк у неё слабый пульс. Мгновенье спустя она сделала судорожный вдох, но в сознание, конечно, так и не пришла — ни на полу ванной, ни в карете скорой помощи, ни в приемном отделении больницы Святого Варфоломея, когда каталку с ней стремительно протолкнули в служебный лифт к операционным.

Джон остался стоять в коридоре — внутри лифта ему не было уже ни места, ни применения. Стальные двери, хранящие множество отпечатков пальцев на своей поблескивающей поверхности, закрылись, отрезая его от Холмс и от той автоматической передачи, на которой он действовал последний час. Его оглушительно накрыло усталостью и паникой. Тяжелые мысли вроде: что теперь делать, если Холмс умрет; как сказать Майкрофту, а главное — миссис Хадсон; как самому это пережить — наводнили его голову и обездвижили в ступоре, из которого Джона спустя какое-то весьма продолжительное время вывела Мэри, нашедшая его всё так же стоящим у лифта. Она привела его в ординаторскую, осторожно сняла с него куртку и кофту, осмотрела запекшиеся порезы, ушла за препаратами и перевязочными материалами и вернулась. А Ватсон всё ещё оставался в молчаливом неподвижном замешательстве.

Он послушно высидел, пока Мэри перебинтовывала ему руки, но как только она закончила, сняла перчатки и села на край койки рядом с ним, встал и торопливо вышел. Ему нужно было побыть одному. Бездумно он добрел до большого центрального зала ожидания для посетителей. Там в пятничный полдень было не особо людно, большинство стульев пустовали, повисший на стене телевизор показывал новости:

«…проверках заведений гостиничного типа в Лондоне и пригородах на предмет наличия лицензий, соответствия санитарным и пожарным нормам и отсутствия прочих нарушений. Причиной обширных проверок стало анонимное обращение в столичную полицию, сопровожденное задокументированными доказательствами того, что в ряде гостиниц низкой ценовой категории номера сдавались в использование для растлений несовершеннолетних и изнасилований. Представитель полиции не назвал личность информатора, но в интернете склоняются к мнению, что это дело рук некоего Шерлока, хакера, называемого в сети Лондонским виртуальным Робин Гудом…»

— Это мы тоже остановим, не сомневайтесь, Джон, — сказала ему Холмс какое-то — казавшееся теперь невообразимо долгим — время назад в ночлежке «Нью-Доум». И она это сделала. Она обрушила на голову беспринципного администратора, позволяющего преступлениям происходить в его комнатах, все возможные бюрократические беды, административную и криминальную ответственность. Неожиданно — неуместно — для себя Ватсон улыбнулся. Он не ошибался в ней. Черт побери, он ни капли в ней не ошибся — она была способной на великие, по-настоящему смелые и добрые поступки. И рядом с этим бесследно меркли любые её недостатки, её наглость и полное пренебрежение правилами поведения не имели на таком фоне совершенно никакого значения. Они были лишь мелкими погрешностями.