Брикстонская петля

Холмс выдала это всё с такой ядовитой ухмылкой, что Ватсону вдруг захотелось метнуть в неё заполненную горячим кофе чашку.

— При чем тут вообще сексуальная потребность? Я говорю об элементарных правилах приличия. Не злите меня!

Она холодно засмеялась.

— Ну, Джон, неудовлетворенная сексуальная потребность тут при всём — это раз. Потому что — и это два! — я Вас не злю. У Вас повысилось давление и ускорилось сердцебиение, на лице проступил яркий румянец, расширились зрачки, участилось дыхание, напряглись мышцы шеи, рук и даже торса; у Вас охрип голос и усилилось слюноотделение — Вы уже дважды кашляли и несколько раз сглатывали слюну. В конечном итоге, Джон, не злость же у Вас взбугрилась там!

Её прежде нацеленный ему в грудь палец опустился и вектор его направления уперся Ватсону в ширинку. Он едва сдержался, чтобы не вздрогнуть, будто этот жест физически ощутимо его толкнул. Вот ещё! Что она себе возомнила? Джон решительно оттеснял из своего сознания вывод, к которому весьма однозначно привели рассуждения Мелинды вслух, но подсознательно с некоторой досадой признавал — скорее чувствовал ту неоспоримую тесноту в штанах, на которую она указывала пальцем — её правоту. Как иначе он мог естественно отреагировать на подтянутые ноги и упругие бугорки груди Мэл, если не возбудиться?

— Вы-таки в самом деле шизоидная, Холмс! — выдал он глухо, развернулся, подхватил с края кухонного стола тарелку с завтраком и направился к лестнице.

***

Она доела тост, облизнула с пальца влажные маслянистые крошки и запила несколькими глотками кофе — густого, состоящего почти из одного скрипящего на зубах осадка. Джон Ватсон, недовольно поджав губы и нахмурившись, поднялся к себе на третий этаж. Она с минуту прислушивалась к запавшей там тишине, когда затихли его яростные шаги, но не возник скрип вилки по тарелке с завтраком, и осклабилась — он не мог есть, оказался слишком взволнованным тем, на что она ему указала, к чему она его подтолкнула.

Холмс находила это весьма увлекательной забавой — намеренно раздражать людей; впрочем Майкрофта почти никогда вывести из себя не удавалось, Лестрейд за годы приучил себя терпеливо воспринимать всякие её выходки неотъемлемо от неё самой. А вот Джон Хэмиш Ватсон был весьма занятным экземпляром, отличным, податливым субъектом провокаций.

Этим утром Мелинда вышла за водой для себя и Далси в том, в чем поднялась из кровати — одних трусах — отчасти потому, что привыкла жить одной, и в том, чтобы расхаживать по дому в самом белье или вовсе без оного, ничего зазорного не видела. Обнажение её тела не делало её саму уязвимее, беззащитнее, не стесняло её; общепринятые социально-поведенческие нормы, которые ей пытались привить родители и учителя в частной школе, не прижились, а потому ни с чем в ней не вступали в конфликт, просто лежали в её мозгу пассивными знаниями. Второй причиной голой вылазки на кухню было безотчетное желание поковыряться в докторе Ватсоне.

С раннего детства Холмс понимала, — считывала это по поведению окружающих — что служила катализатором их раздражения, даже не прилагая к этому особых усилий. И в этих наблюдениях она вычленила закономерные паттерны физиологических проявлений многих эмоций, научилась различать мельчайшие признаки даже тщательно скрытой лжи. Каждый мельчайший импульс в лицевых нервах, сокращение или расширение зрачков, смена вектора взгляда, изменения в геометрии движений рук пополняли её старательно созданную в голове картотеку. Временами она пересматривала её, дополняла или избавляла от неточностей, поддающихся двоякой трактовке, и замещала их неоспоримо точными аналогами.

В поведении Джона Ватсона было что-то, что в её психологически-поведенческом архиве прежде не было представлено. Всех окружающих её людей она могла весьма грубо классифицировать как: тех, кто никакого отношения к ней не имел и к кому она не проявляла никакого интереса; тех, с кем ей доводилось сталкиваться в том или ином взаимодействии, и которые воспринимали её крайне негативно, часто посылали к черту, хлопали дверью перед носом, угрожали; тех, кто проявлял к ней известную долю терпения, продиктованного их заинтересованностью во взаимодействии с Холмс; и тех, кто безо всякой для себя очевидной выгоды относился к ней положительно. Единственными, кого Мелинда могла отнести к последней группе, были родители, но тех в живых не осталось. Её собственный брат находился на стыке второй и третьей групп — свел их общение к неизбежному минимуму, продиктованному нуждой в помощи Мелинды. Там же находился Лестрейд, наиболее сговорчивый и покладистый представитель Скотланд-Ярда, которому лондонская полиция вверила посредничество между уголовным розыском и Холмс. Все прочие принадлежали к первой или второй группе, к третьей принадлежали те, кто в частном порядке обращался к Мелинде, и затем нередко мигрировали во вторую.

Доктор Ватсон же, пусть и сыпал ругательствами и так сильно сжимал челюсти, что на щеках бугрились желваки, а на лице отчетливо транслировалась внутренняя борьба его воспитания с требующим немедленного выхода раздражением, ко второй группе не принадлежал. Его сложно было отнести и в третью, поскольку ему самому от Холмс ничего не было нужно — они только вскладчину платили за квартиру, но это само по себе было слабой мотивацией к проявляемой им терпимости. Злясь на неё — и на себя — Джон всё же продолжал попытки общения и весьма осознанно — даже немного самоотверженно, судя по отмененному свиданию, к которому поначалу готовился довольно тщательно — позволял собой пользоваться. Это не относило его в пустую четвертую группу безвозмездно и даже вопреки многому симпатизирующих Мелинде людей, скорее создавало пятую — серую, неясную, с большим вопросительным знаком в заголовке. Это интриговало, это нужно было исследовать.

Мелинда встала из-за стола, подхватила с пола скрипку и, упав в кресло у разожженного камина, поддела пальцем струну. Та отозвалась низкой вибрацией.

Ей оставалось только ждать, и это убивало. Заполненное неведеньем ожидание было наихудшим. Что бы она сейчас ни предприняла, это никак не могло ни вывести её на Мориарти, ни указать на след серийного душителя. Первого, максимально себя обезопасив и поддав приемлемому риску Ватсона в качестве приманки, она ждала теперь почти неподвижно. Для поисков второго испробовала всё, что находила потенциально действенным, но результатов это не принесло.

Во-первых, она допросила всех работающих в Брикстоне проституток, выведала у них всё, что могла, о постоянных, подозрительных, подходящих под портрет искомого убийцы, клиентах и перелопатила всю информацию о них, какую смогла раздобыть — ничего. Главной причиной, отбрасывающей из круга подозреваемых каждого из них, служило то, что ни один из них не пользовался услугами всех трех убитых. А в том, что именно так душитель и поступал, сомнений у Холмс не было — доказательства говорили сами за себя. Во-вторых, она изучила записи камер используемых проститутками и их клиентами ночлежек за последние два месяца — тоже ничего удовлетворяющего условия поиска. Дополнительно в обоих гостиницах она подсадила на компьютеры администраторов, к которым напрямую была подключена система наблюдения, крохотного программного червя, делающего резервные копии записей, отправляющего их на облачное хранилище, где несложный алгоритм анализировал изображение и отправлял напрямую Холмс фрагменты, подходящие под заданные ею параметры. За прошедшие с вылазки в Брикстон несколько дней это никаких плодов не принесло.

В-третьих, она сосредоточила в Брикстоне всю свою сеть бездомных-информаторов, нацелив их на два приоритета: слежка за проститутками, подходящими под предпочитаемый маньяком типаж, и отслеживание других постоянных — помимо двух уже изученных — мест, где проститутки обслуживали клиентов. Ничего. В-четвертых, она вышла на Далси — к её собственному несчастью, живое воплощение вкусов душителя: светловолосая, статная, яркая. К своему же счастью, Далси была весьма осторожной и относительно избирательной не только в клиентах, но и вообще в круге общения. В ночь, когда Холмс присоединилась к девочкам по вызову переодетой в одну из них, Далси весьма красноречиво избегала никому не знакомую новенькую. В четверг Мелинда добилась от Лестрейда в своё расположение младшего офицера, которого отправила снять Далси, но та отказалась садиться к нему в машину, будто от той — или от самого офицера — остро разило легавым. Вечером накануне Холмс решила отправиться за Далси сама. И только так ей наконец улыбнулась удача. Девушка согласилась уйти с Мелиндой на целую ночь, в такси по пути на Бейкер-Стрит она заигрывала с Холмс, а когда они поднялись в спальню, жадно набросилась первой. Ко всему этому — включая секс — Мелинде пришлось прибежать, чтобы взломать телефон скрытной Далси, тем самым выведав список её контактов, а так — постоянных клиентов, и настроить отслеживание её мобильного. Причин тому было две: Далси была единственной, у кого до этой самой ночи Мелинде не удавалось получить ни капли информации, а Холмс предпочитала тщательно изучать всё, обращаться в своей работе ко всем возможным — доступным или достигаемым с трудом — источникам; Далси наиболее походила на потенциальную жертву, а значит, наиболее вероятно именно к ней следующей обратится убийца. И даже если сейчас Далси ничего ценного не знала, за ней нужно было пристально наблюдать.