Раскадровка

В дальнем углу двора, куда почти не достигал источаемый шатром свет и где в высоких, густо поросших кустах цветов прятались кованные лавочки, Норин рассмотрела силуэт сестры. Венди стояла в компании какого-то мужчины и, кокетливо посмеиваясь, кивала. Джойс улыбнулась и потянула агента в сторону, к огибающей дом тропе, уходящей в сторону от сада. Она не хотела нарушать выбранное Венди уединение. Той уже исполнилось двадцать три, и Норин наконец перестала реагировать острым и немного возмущенным удивлением на любое взаимодействие младшей сестры с мужчинами и приучила себя вести с ней честные беседы о любых взаимоотношениях с ними. В конечном счете — и сегодня она уже говорила Венди об этом — эта свадьба не состоялась бы, если бы не их доверительные отношения и если бы не вмешательство Венди. Но иногда стоило не вмешиваться.

— Ладно, к черту его! — раздосадовано выдохнул агент и сделал очередной глоток. — Но…

— И куда это вы собрались? — донеслось им вслед.

Джойс хохотнула и, замедлив шаг, обернулась. За ними торопливо шёл Том — верхние пуговицы рубашки расстегнуты, галстука нет, рукава подвернуты, тесно подхваченный серым жилетом. Он держал руки в карманах темных брюк с идеально отглаженным заломом стрелки и улыбался.

Сегодня многие вспоминали прошлое, и Норин с удивлением отмечала, насколько разным могло быть восприятие одних и тех же событий. Том говорил об их знакомстве так воодушевленно, с таким неподдельным волнением, а Джойс помнила только, что тот вечер был заполнен для неё усталостью, болью и раздражением. О`Риордан, поднимая свой тост, сказал:

— Мне посчастливилось быть первым, кто увидел Норин и Тома рядом, кто заметил, как они — тогда ещё едва знакомые — друг на друга смотрели и как танцевали вместе. Это было в феврале 2014-го на мероприятии БАФТА.

Тогда в баре театра Ковент-Гарден Хиддлстон в переливающемся металлическим синим отблеском смокинге подошёл к ним с Джошуа, чтобы поздороваться, и Норин — она отчетливо это помнила — испытала какое-то короткое невнятное раздражение из-за того, что он прервал разговор, и поторопилась вежливо его отвадить. О танце позже тем вечером она и вовсе имела лишь прерывистое неточное представление: она была нетрезвой, босой, уставшей, а Хиддлстон был настойчивым, вкусно пах и крепко держал её в своих больших горячих ладонях, когда кружил её на скользком танцполе. Норин не представляла, каким таким особым взглядом она могла смотреть на Хиддлстона, чтобы это заметил и как-то сумел трактовать Джош — тогда он был для неё весьма привлекательным, исключительно галантным, но всё же очередным шапочно знакомым актёром, одним из многих. И Джойс трудно было понять, когда и почему он превратился в кого-то более значительного, но сейчас правда состояла в том, что никого значимее него не было. Ещё летом много раз сегодня упомянутого 2014-го года она в шутку стала называть Тома Асгардийским герцогом, и он оказался для неё сказочным принцем, настоящим королем, превратился в единственного бога её сердца. Норин улыбнулась.

Она опустила руку, которой придерживалась за локоть Джошуа, и тот, вздохнув, сказал:

— Отчаливаю. Спасибо, что выслушала, крошка.

Он едва заметно качнул головой в намёке на вежливый поклон и направился к шатру. Том какое-то время провожал его взглядом, а затем повернулся к Норин. Он подхватил её пальцы, сжал и поднёс к своим губам.

— Ну, привет, миссис Хиддлстон.

— Ну, привет, — отозвалась она со смехом, согнув колени в шуточном реверансе. Она прислушивалась к щекочущему теплу его дыхания на коже своей руки, впитывала его мягкие немного влажные касания и заворожено разглядывала, как теплое рассеянное свечение рисовало тени под его острыми скулами.

— Я соскучился, — сообщил Том, и его взгляд красноречиво сполз к её губам.

Миссис Хиддлстон — это обращение к ней несколько раз уже авансом примеряли в прессе, и до этого самого момента, пока Том не произнёс это вслух, она не понимала, что это значило. А теперь осознала. Быть миссис Том Хиддлстон означало навсегда быть его лучшим другом, которому он сможет позвонить в любое время, не смотря на расстояние и часовые пояса между ними; без капли сомнения пускаться с ним в безумный пляс, даже если никто другой не будет танцевать; быть на его стороне, даже если против них обернется весь мир, а под ними развернется пропасть. Между тем, что было раньше и тем, что началось сегодня, была одна банальная и очевидная, но важная разница: они пообещали друг другу остатки своих жизней, какими бы те ни оказались, они связывали свои жизни воедино — не пока всё хорошо, а навсегда, как бы плохо ни было.

Норин подалась импульсу, шагнула к Тому и вместо ответа поцеловала в губы.

— Пойдем, — шепнул он, крепче сжимая её руку и утягивая за собой. Они пошли по тропинке обратно в направлении шатра, но затем свернули за угол дома.

— Куда ты? — спросила Норин, свободной рукой подхватывая платье, чтобы не споткнуться о его край. — Мы не возвращаемся к гостям?

Том, продолжая быстро шагать, оглянулся на неё через плечо и подмигнул.

— Им и без нас весело.

Сиплость его голоса и вязкость потемневшего взгляда пробудили в Норин приятное волнение, и то покатилось под кожей легкой волной будоражащих мурашек. Голова пошла кругом от шампанского, а внизу живота горячей патокой сгустилось возбуждение. Хиддлстон порывисто взбежал на крыльцо и, надавив на массивную кованную ручку, толкнул входную дверь.

Комментарий к Глава 15.

Усадьба Симондсбери — http://mellulah.co.uk/wp-content/uploads/2017/10/NJY_DSC4257.jpg

========== Послесловие. ==========

Том придержал дверь, вытягивая из замочной скважины ключ и пропуская Норин вперёд. Она шагнула в дом и просто посередине прохожей с коротким стоном облегчения разулась, а затем тонкой едва различимой в темноте тенью свернула в гостиную. Щелкнул включатель и в углу у дивана зажегся торшер. В его мягком свечении, несмело отталкивающем тени по углам комнаты, Хиддлстон очертил взглядом изгиб глубоко выреза на молочно-белой узкой спине. Норин забралась пальцами в волосы, спадающие волнами на плечи, расстегнула крепления массивных взблескивающих драгоценными камнями сережек, отбросила их на журнальный столик, а затем обернулась и посмотрела на Тома, застывшего на пороге комнаты с ключами в руке. Она улыбнулась ему и тихо спросила:

— Чай будешь?

Он молча кивнул, и она, обогнув диван, направилась на кухню. Хиддлстон протяжно выдохнул. В нём бродила противоречивая смесь усталости, радости, желания принять душ и забраться в постель вместе с нерациональным стремлением растянуть эту ночь как можно дольше. Он заставил себя отложить связку ключей на тумбу, подхватил с пола завалившиеся на бок туфли Норин на тонком каблуке и отставил их к вешалке, разулся сам, расстегнул пиджак, оглянулся на своё отражение в зеркале в круглой резной раме. В едва достигающем прихожей свете торшера Том различил лишь очертания лица: высокий лоб, острый нос, скулы, низкие брови, запавшие под ними глубокие тени, почти поглотившие глаза. Не было видно ни запутавшейся в коротких вьющихся волосах седины, ни морщин. Из круглой рамы молодой Том Хиддлстон всматривался в своё воплощенное в плоть и кровь будущее, замершее в темной прихожей. Том ободряюще улыбнулся ему — это будущее было замечательным.

На кухне гулко зашумела набираемая в чайник вода. Том отвернулся от отражения и через гостиную отправился на звук. В неярком освещении из-под навесных шкафов, отдающемся разноцветными бликами в расписной плитке на стенах и отражающемся полосками свечения в деревянных столешницах, Норин расставляла чашки и вбрасывала в них пакетики чая. Хиддлстон подошел к ней, прижался сзади, обвивая руками, и, отыскав под сладко пахнущими прядями пульс на тонкой шее, прижался к нему губами. Запахнутое вокруг Норин полотно полупрозрачного зеленого кружева, расшитого бисером и подхваченного на талии тонким поясом, которое она выбрала платьем на сегодняшнюю премьеру, весь вечер не давало ему покоя, и теперь Том прослеживал пальцами неровный край выреза вдоль ключиц и медленно сталкивал с плеч.