Гунны

Я продолжал гулять по роскошному дворцу, разглядывая гобелены, настенные росписи, статуи и, конечно же, женщин или наложниц из гарема Артавы. Хотя гарем меня немного разочаровал. По сравнению с гаремом Спалариса у шаха он был намного меньше и менее экзотичный. Но можно сделать скидку на то, что правителю Маргуша было за сорок, а Артаве, как мне доложили, всего 19 лет.

Изучая дворец, я вышел к большому окну, с которого был виден весь город как на ладони. Город был небольшим, гораздо меньше Маргуша, но также утопал в фруктовых садах и виноградных лозах. Вдоль каждой улочки текли аккуратные арыки, которые и служили для полива садов и наполнения водой небольших фонтанов. Меня поразило, что улицы были чистыми, без мусора и неприятного запаха. Мне как любителю истории Древнего мира, было очень интересно находиться реально в древнем городе, а не читать о нем, от которого в моем времени остались только полу раскопанные археологами развалины.

«А вообще очень хотелось бы посмотреть еще на Вавилон (жители вроде еще не покинули эту мировую столицу древнего мира), вживую увидеть нетронутые ворота Иштар. Посетить Александрию с ее знаменитым маяком и библиотекой, побывать в Риме и увидеть Колизей (если его уже построили) во время проведения гладиаторских боев. Но туда с минимальным риском для жизни в это время можно попасть только во главе большой и сильной армии. А одному и пытаться не стоит. Обязательно убьют где-нибудь по пути. Да даже дело не в этом, — размышлял я, — как только я покину свою ставку в степях, вожди сцепятся с друг другом».

— Великий хан, — услышал я за спиной голос Угэ, — мы схватили гонца Артавы, и, думаю, тебе надо его послушать.

Спустя некоторое время я в сопровождении Угэ спустился в тронный зал Артавы, где на его престоле, стоящем на возвышенности, восседал Ирек. У его ног на коленях, на верхней лестничной ступеньке, ведущей к трону, стоял истерзанный человек. Подойдя поближе, я по кровоточащим ранам понял, что это следы пыток.

— А-аа, вот и ты, Богра, — радостно сказал он и осушил золотой массивный бокал, больше похожий на кубок, который тут же наполнила из большого кувшина вынырнувшая из-за трона девушка, — у Артавы отличное вино!

— Эй, как тебя там, живо налей нашему кагану, — крикнул он обращаясь к девушке с кувшином и, пнув хорезмийца прямо под нижнюю челюсть, от чего тот скатился со ступенек, сказал, — ты перескажи кагану все, что нам сообщил.

К упавшему подбежал воин и поставил его на колени, после чего хорезмиец заикаясь, кривясь от боли, стал тяжело рассказывать.

«Да у него как минимум ребра сломаны», — подумал я и сел на нижнюю ступеньку, ведущую к трону. Ко мне подошла девушка и, неловко поклонившись, подала золотой бокал, в который по кругу были вставлены крупные драгоценные камни, и стала наливать вино из кувшина. Я обратил внимание на то, что запястья девушки украшали несколько золотых браслетов, искусно вырезанными на них узорами и украшенными россыпями блестящих камней.

«Ого, да это же алмазы! Как же у нее до сих пор все это не отобрали?» — удивился я и уже с любопытством посмотрел на нее. У меня перехватило дыхание. В ее внешности было все, что я считал идеалом женской красоты. Белоснежное лицо нежной овальной формы, несмотря на выраженную тревогу, было открытым и притягивало к себе. Большие выразительные глаза, в которых я хоть и чувствовал страх, смотрели на меня с вызовом и как бы говорили: «Ну и что, что я тебе разливаю вино, это просто уважение хозяина к гостю, попробуй перейти грань, и ты познаешь мой гнев». Ее губы! Нежные, чувственные, похожие на алый бархат. Мне хотелось их целовать и целовать. Я обратил внимание на упругую грудь и крутые бедра, перехваченные платьем. Про нее можно было сказать одной строкой великого поэта «…Своими ли глазами вижу я, тебя источник красоты волшебный…».

— Богра, эй Богра-а-а, ты слышишь его, — донесся до меня как будто сквозь туман голос Ирека.

— А-аа, чего? — растерянно повернулся я к Иреку.

Он расхохотался.

— Повтори еще раз, а то сестричка Артавы Мазайя завоевала разум нашего кагана, — сказал он пленному, — а ты принеси еще вина и убирайся отсюда, — сказал он красавице.

Я хотел сказать ей, чтобы она осталась, но почувствовал необъяснимую робость перед ней. Ведь великий хан может делать все, что захочет со своим трофеем. Но вместо этого я смог только залпом выпить вино.

Ирек, посмотрев на меня, снова засмеялся.

— Артава послал меня к своему главному советнику Фарасману с посланием, чтобы он немедленно возвращался в Хорезм из Согдианы, — услышал я хорезмийца. И тут все мое внимание снова вернулось к нему.

— А что делает Фарасман в Согдиане? — с тревогой спросил я.

— По приказу шаха он направился с армией Хорезма, чтобы помочь вернуть трон Согдианы саку Ишкашу.

— А большая армия у Фарасмана?

— Восемьдесят тысяч лучших воинов Хорезма, — ответил пленный тоном, в котором чувствовалась угроза, — вы схватили только меня, еще несколько посланников успели уйти от погони.

«Это и объясняет почему мы так легко смогли захватить столицу Хорезма и почему Артава еще не выступил против нас», — заволновался я. Начал волноваться не потому, что сюда скоро придет огромная армия противника. Я все равно планировал на днях, награбив все, что можно, забрав оружейников, уйти отсюда обратно в свои степи. Но меня сильно беспокоило то, что Фарасман мог совершить в Согдиане. У Ужаса не было соответствующих сил, чтобы успешно противостоять хорезмийской армии, которая считалась лучшей в Средней Азии в этот период. А Парман и Фарух вряд ли смогли укрепиться так быстро, чтобы собрать нужное количество воинов для того, чтобы успешно противостоять хорезмийцам.

— А какие вести были от Фарасмана до нашего прихода? — спросил я.

Хорезмиец, услышав в моем голосе тревогу, нагло осклабился, смотря прямо мне в лицо и оголив здоровые белые зубы, от чего получил по ним прилетевшим «кубком», который за миг до этого держал Ирек.

Пленный снова упал. Кочевник, стоявший за ним, сразу же поднял хорезмийца.

— Мне повторить? — спросил я у него.

— От Фарасмана был только один гонец, — ответил он после того как выплюнул зубы, которые только что демонстрировал мне, — за три дня до вашего появления в Хорезме.

— Продолжай, — сказал я.

— Фарасман, объединившись с саками, разбил согдийцев и гуннов, — говорил пленный, сплевывая идущую кровь, — и сейчас он осадил Самарканд, где укрылись остатки их войска.

«Вот неудача. Я и не думал, что так быстро они начнут воевать с Согдианой. Что сейчас с Буюком?» — думал я с тревогой.

— Как думаешь, они успели захватить город? — обратился я к Иреку.

— Вряд ли, — ответил он, — Самарканд большой город, окружен высокими стенами. Да и Буюк опытный воин. Не мог так быстро Фарасман овладеть Самаркандом. Разве что только ему, как и тебе, не подсказали духи его предков всякие там хитрости, — закончил он с ухмылкой.

— А большой путь отсюда до Самарканда?

— Нет, хорезмийский всадник доберется за семь или шесть, ну, может быть, за пять дней. А мы можем за два дня и одну ночь, если ты вздумал перехватить Фарасмана. А уж Фарасман обратно будет добираться половину луны, если не оставит пеших воинов и вернется только со всадниками. Но думаю, что он не оставит лучшую часть своей армии, если, конечно, не захочет лишить разом Хорезм всей ее конницы. Кавалерии у них не намного больше, чем у нас. Даже когда они объединятся с войском, укрывшимся в круглой крепости, мы легко одолеем их.

Первой моей мыслю было воплотить подсказанное Иреком решение обогнать гонцов Артавы и напасть на армию Фарасмана. Преодолеть за двое суток расстояние, по моим расчетам в шестьсот километров, кочевники могли запросто, при этом сохранив свою полную боеспособность. Я уже в который раз убеждался в невероятной выносливости кочевников и их лошадей. Так что внезапно появиться в тылу у хорезмийской армии под Самаркандом и разбить их, не ожидающих нашего прихода, было вполне реально.