Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 66 из 86

Остальные сообщения она пролистала быстро, почти не вчитываясь. В глазах стояла влага, и буквы расплывались, теряли очертания. Вроде бы Женька спросил, что «они» хотят взамен на Олину безопасность. Вроде бы ему ответили, и ответ оказался ожидаемым — согласие. Раскрытие всех карт.

Он должен был сдаться им, чтобы «они» прекратили слежку за Олей и Наташей. Перестали мучить их и пугать. Оставили в покое. Женька подчеркнул это отдельно: даже не следить и не пытаться больше завербовать.

Интересное дело. Он один взамен на двоих «видящих»? Выходило неравноценно. К чему «им» такая сделка?

Встречное условие неведомых кукловодов расставило всё на места. Оля разом поняла, зачем он ей врал.

«Девочкам ничего не будет угрожать. Но только если они и впредь будут держаться подальше от этой истории. Не вмешиваются они — не вмешаемся мы», — гласило одно из последних сообщений.

Оля представила, как в таком случае смотрелся для Женьки её приезд, и ей захотелось выть от отчаяния.

Вот почему он так себя повёл. Вот почему колебался, когда она спросила, рад ли он её видеть.

Из просто плохой ситуация стремительно становилась ужасной.

«Они» ожидали, что Оля заподозрит неладное. Что решит вмешаться, нарушит выставленные ими условия и вновь попадёт под прицел.

И она сыграла в точности по их нотам.

Жертва оказалась напрасной. Всё вернулось на свои места. И теперь уже — без возможности исправить положение.

Пытаясь помочь, она сделала им обоим только хуже.

Оля попыталась что-то сказать, но из горла не вырвалось ни звука. Душили, клокоча внутри, сдавленные рыдания, захлёстывало отчаяние, возвращался страх. Даже не страх — ужас. Реальность оказалась куда жутче, чем она могла себе вообразить.

— Дочитала, да? — всё тем же отстранённым тоном отозвался Женька. — И как? Сама уже небось жалеешь, что влезла?

Оля не ответила, пытаясь совладать с бьющимися внутри эмоциями, и он продолжил:

— Я догадывался, что ты можешь что-то заподозрить. Особенно если приедешь. Но надеялся, что до этого не дойдёт, — он вздохнул. — Похоже, «они» разбираются в людях всё-таки лучше меня.

Она попыталась справиться хотя бы со спазмом, перехватывающим горло. Восстановить дыхание. Получалось с трудом: неожиданная истина била под дых болевым ударом и рвала на части остатки здравомыслия.

— Тебе изначально… стоило мне рассказать, — проговорила Оля, когда дар речи наконец вернулся. — Может, так я бы поняла… и не стала…

— Конечно, стала бы, — ответил Женька, так и не поднимая на неё глаз. — Я и сам, если бы узнал о подобном, стал бы.

Он был прав. Узнав, что кто-то пошёл ради неё на такое, она не смогла бы сидеть сложа руки. Никто бы не смог. И всё-таки!

— Что они с тобой сделали? — Оля почти шептала, как будто звуки голоса могли окончательно уничтожить и без того хрупкое самообладание. — Что ты… такое?

— Я уже говорил тебе. Я — это я. И я тебе не враг. Просто… есть ещё кое-кто.

Женька наконец обернулся в её сторону, и Оля едва не вскрикнула, встретившись с ним глазами.

В глубине зрачков горели алые всполохи. Как у Фролова — только цвет не тот. Более яркий, более тревожный, напоминающий не радугу — но искры. Искры внутри тьмы, что клубилась в теле зловещего волка.

— Нет, — одними губами произнесла она. — Нет… не может быть.

И сама поняла, что не права. Только так всё и могло быть. А как иначе?

Если у неё ещё оставались какие-то сомнения по поводу того, что они с ним сделали, то теперь картина прояснялась окончательно. Пусть она до сих пор не заметила «фамильяра» — кто сказал, что тот не прячется под одеждой? Что эта тварь, чем бы она ни была, вообще видима?

— Зачем?.. — пробормотала Оля, стараясь не плакать. Всё равно безопасно — чудовищ поблизости не было. — Просто… зачем? У тебя… был шанс скрыться от них! Чтобы они никогда не узнали! Зачем было… ради меня идти на такие жертвы?





На мгновение воцарилась острая, как лезвие, тишина. А потом Женька сделал то, чего Оля от него точно не ожидала.

Он улыбнулся. Странно и зловеще, совсем не похоже на человека, которого она давно знала. Зато похоже на…

Она не успела сообразить, на кого.

— Жертвы, — медленно произнёс Женька, и от интонаций его голоса Оля окончательно заледенела внутри. — А с чего ты, собственно, решила, будто я шёл хоть на какие-то жертвы?

Что?!

Вот теперь Оле стало по-настоящему страшно.

— О чём… ты? — пробормотала она, невольно подаваясь назад. Что-то шло не так. Очень сильно не так. «Не так» даже относительно всего остального.

— Сколько тварей ты видела, с тех пор как мы пересеклись в школе? — вопросом на вопрос отозвался Женька и сам же ответил. — Ни одной, верно? А сколько раз за сегодняшний день тебе угрожала опасность? Ноль?

Оля несмело кивнула. Что-то подсказывало ей: убегать не время. Нужно было закончить этот разговор, окончательно расставить точки над «ё».

Хотя бы понять, о чём он говорит!

— Посмотри на меня, — продолжил Женька. С каждым словом из его голоса уходило холодное безразличие, сменяясь запалом. — Я не чувствую холода. Меня никто не преследует. Мне незачем скрываться и прятать эмоции. Я наконец могу пытаться жить по-человечески! И ты говоришь о жертвах? Чёрт, да я жалею, что раньше не согласился!

Оля вспомнила: школьная линейка, неожиданная игра в снежки, его непривычная оживлённость и серое северное небо над головой. Чистое. Ни единой твари.

Она ведь и сама думала о том же всего полчаса назад, разве нет? Что проклятье, нависшее над ними, сделало худший из возможных подарков — ощущение, будто они могут быть нормальными людьми с нормальной человеческой жизнью. С жизнью простых тинейджеров, чьё существование не отравлено, не исковеркано постоянной опасностью, близостью чудовищ, зловещей тьмой, где вспыхивают огоньки.

Вот только…

Каким бы приятным ни было чувство мнимой безмятежности, оно могло лишь обманывать. Они не спаслись от опасности — всего лишь попали в самое сердце шторма.

Женька не мог этого не понимать.

— Я догадываюсь, о чём ты, — начала она, — но… это же неправда. Вся эта… нормальная жизнь.

— Неправда? — переспросил он, нахмурившись, и отсветы в глазах стали как будто ярче. — Да какая к чёрту разница?

— Что…

— Ты понимаешь, о чём говоришь? — Женька одним резким движением вскочил из-за столика и теперь почти кричал, нависая над Олей, как в дешёвом кино. — Ты так жила несколько месяцев! Всего. Несколько. Месяцев! И посмотри, что случилось! А пятнадцать лет такой жизни хочешь? Почти шестнадцать уже? Без понимающих родителей, вообще без людей, которые хоть что-то обо всём этом знают?

Торговый центр был почти пуст, но Женька говорил так громко, что с соседних столиков к ним начали оборачиваться люди. Он этого, кажется, и вовсе не замечал и только продолжал повышать голос.

— Да ты понятия не имеешь о том, что это такое — расти с чёртовой способностью видеть! Не понимать, как это, откуда это, шугаться от всего, потерять всех близких, не заводить друзей, чтобы никого не подвергать опасности — ты реально ничего не знаешь!

Оля смотрела, как на обычно бледных щеках расцветают пунцовые пятна, причудливо гармонируя с алыми отсветами в глазах, и ей становилось невыносимо горько. Даже не страшно уже.

Он бы никогда так не поступил, если бы не обстоятельства. И никогда бы не сказал ничего подобного, будь всё в порядке.

— Успокойся, — позвала она, стараясь говорить мирно и сдержанно, — прошу тебя. Я… понимаю, правда, и…

— Да хватит уже, — Женька перебил, но голос и впрямь понизил, продолжив уже тише и ровнее. — Я давно думал, что такие, как я и мама, или Фролов, или эта Наташа твоя — не жертвы, а наоборот. Корень всех зол. Мы вроде как предназначены для той стороны мира, где живут чудовища. И ничего с этим никогда не поделаем. Можем только умереть — или присоединиться к ним.

Из каких бездн альтернативной логики он выудил это заключение?!