Часы бьют полночь

Нет, бесполезно. За такое короткое время она точно не разберётся.

— Чёрт бы тебя побрал со своей олимпиадной программой! — с бессильной злостью воскликнула Оля, роняя телефон на столик. И едва не подскочила, когда из-за спины вдруг раздалось:

— Это не олимпиадная.

Сердце подпрыгнуло в груди, только чтобы ухнуть в пропасть. Она дёрнулась, похолодев. Голос звучал странно. Так знакомо и в то же время совсем чужеродно. Как будто он говорил… не сам.

Как будто…

Когда Оля наконец решилась обернуться, Женька стоял прямо у неё за спиной. Протяни он руку — смог бы коснуться её плеча. Она ведь даже не услышала, как подошёл!

— А… я… — язык заплетался, сказать ничего не выходило.

— Это не олимпиадная, — повторил он всё тем же непонятным отстранённым тоном, из-за которого по коже мурашки шли, — это вузовская. Когда-то учил интереса ради… блин. Так и знал, что этим всё кончится.

— Как… давно ты здесь стоишь? — выдавила Оля, борясь с желанием вскочить из-за стола, схватить куртку и бежать, бежать как можно дальше отсюда, бежать от правды и от судьбы, от всего страшного, что могло открыться перед ней. От подозрений, которые становились истиной. От этих жутких интонаций в его голосе.

— Да уж пару минут как, — Женька вздохнул и шагнул к столику, опустился на свободное сиденье. — Дай-ка сюда.

Телефон у неё из пальцев он выдернул так плавно и стремительно, что Оля с трудом заметила движение его рук.

Лишь отстранённо отметила: перчаток на нём больше нет.

— На самом деле, если знать схему решения — ничего сложного, — бесстрастно продолжил тот, быстро набирая что-то на экране. — Стандартное задание на полный дифференциал, прямо с первых страниц учебника. Не то чтобы я сам хорошо их знал, но конкретно этот пример — довольно простой.

В другой день Оля обязательно отшутилась бы, что снова чувствует себя идиоткой рядом с ним. Или — что он наверняка просто хотел выпендриться, загнав в пароль максимально сложно выглядящую формулу. Но не сегодня.

Сейчас единственное, чего ей хотелось, — провалиться сквозь землю. Сделать так, чтобы этот момент никогда не наступил. Отмотать время назад и вообще не притрагиваться к его телефону.

— Держи, — Женька протянул ей разблокированный смартфон, и Оля глазам своим не поверила. — Ты ведь это искала?

Быть не может. Вот так просто сам отдаёт ей все доказательства? А как же…

Это что, какая-то ловушка? Попытка сбить её с толку?

— Да бери уже, — он махнул свободной рукой. — Какой смысл скрывать, если ты всё равно не отстанешь? Да и к тому же… не получится же прятать это от тебя вечно. Ты сама заметила, что за тобой не шпионят, а я поначалу настолько охренел, что даже не сделал вид, будто опасаюсь слежки. А сейчас отпираться поздно. Так что бери.

Оля нахмурилась. Осторожно, стараясь даже не дышать лишний раз, взяла смартфон, где вместо окна для ввода пароля высвечивалась переписка с незнакомым ей контактом.

Она успела заметить ещё кое-что. Правую ладонь Женьки, что протягивала ей телефон, перечертил причудливый порез. Длинный, глубокий, он тянулся от основания мизинца к большому пальцу, рассекая надвое линии жизни и сердца.

В хиромантию Оля не верила, но названия помнила. Порез выглядел так, словно Женька недавно схватился за что-то острое или…

Вот, значит, зачем перчатки.

Он отследил её взгляд и сжал руку, прикрывая порез. А потом и вовсе убрал ладонь. Похоже, Оля в очередной раз оказалась права: след явно что-то значил.

Причём ничего хорошего.

Не стоило сейчас строить догадки. Нужно было заглянуть в смартфон, пока он не передумал. Узнать наконец, что произошло.

Пальцы тряслись от волнения, и она едва не выронила аппарат, чуть не грохнула его об пол, как собственный телефон в судьбоносных снах о московской подземке. Хотя нет, тот в итоге оказался цел… или всё же разбит?

Насчёт этого Оля до сих пор не была уверена.

Она быстро пролистала переписку в начало и, не говоря ни слова, углубилась в текст.

Первым сообщением, отправленным неизвестным собеседником, оказалась знакомая уже фотография. Подмосковная забегаловка, люди, бургеры, Оля за столиком рядом с девочкой в шапке с помпоном. То самое фото, с которого началась «их» охота.

— Это тогда… — пробормотала она и подняла голову на Женьку. Тот кивнул, упрямо глядя в сторону. Взгляд на неё он так и не переводил.

На сообщение с фотографией ответ не пришёл, и неведомый собеседник попытался снова — уже в другой день:

«Почему бы тебе не позвонить ей? У неё всё хорошо?».

Оля быстро прикинула дату и время и тихо скрипнула зубами. По всему выходило, что «их» человек написал Женьке ровно в то время, когда они с Наташей столкнулись с волком. То есть следил за ними с самого начала и заранее намекнул, что происходит неладное. Чтобы вывести из равновесия и заставить нервничать. Чтобы он связался с ней и услышал от неё правду.

Ответное сообщение пришло не скоро. Время отправления — минут через сорок после предыдущего. Видимо, Женька прочёл входящее не сразу, а когда всё-таки прочёл, ринулся звонить Оле — и попал на тот самый момент, когда она тряслась от ужаса, загнанная в угол на девятом этаже незнакомого дома.

«Что вы сделали? Что с ней?».

Ни капса, ни гневных восклицательных знаков — ничего. Но собеседника мнимая уравновешенность Женьки явно не убедила.

«Заговорил наконец-то. Отлично. Давно хотел пообщаться.

Она в порядке. Пока.

Если ты понимаешь, о чём я говорю».

Похоже, провокация сработала. Да и как могла не сработать? Опасность Оле угрожала реальная, и она сама это подтвердила. Любой бы на его месте…

«Что вы собираетесь делать?» — отписал Женька, и ответ пришёл незамедлительно.

«Зависит от того, что собираешься делать ты.

Может быть, с ней всё будет хорошо.

Может быть, не очень».

«Вы же не собираетесь её убивать, — даже в такой ситуации он не растерял остатков здравого смысла. — Вам это ни к чему. Не знаю, кто вы. Но такие, как мы, вам нужны живыми».

Оля вспомнила, как думала о том же, стоя посреди подъезда и слушая, как ходит снаружи волк. И свои выводы тоже вспомнила: убийство — не единственное, что «они» могут с ней сделать.

«Их» представитель подтвердил её догадки следующим же сообщением.

«Это правда. Не собираемся.

Убивать не обязательно.

Что, если эта встреча окончится для неё чем-то… плохим?

А потом такое повторится снова? И снова?

Как долго она продержится?».

Они делали ровно то же самое, что пытался когда-то сделать Фролов за гаражами, — выбить согласие на сотрудничество силой. И, в отличие от Гошиных, их методы действительно могли сработать. Одно дело — избивать и унижать: после такого на их условия согласился бы только очень слабый человек.

Совсем другое — медленно, планомерно доводить до отчаяния, загонять в угол, продолжать методично травить, пока жертва не потеряет всякую надежду и волю. Оля содрогнулась, представив себе такую перспективу.

И что значит «чем-то плохим»? Что они собирались с ней сделать, пока она лежала без сознания? Ранить? Поуродовать? Что именно?

Оле не хотелось знать. И читать дальше, понимая, что она там увидит, — тоже не хотелось.

Но она продолжила, сглотнув комок в горле и поёжившись в очередном приступе мурашек.

«Почему ты молчишь? — следующее сообщение пришло через пять минут после предыдущего, когда Женька так и не ответил. — Хочешь оставить всё как есть? Хочешь, чтобы мы продолжили?

Имей в виду, всё будет происходить у тебя на глазах.

Мы даже можем прислать видео».

Это было уж слишком.

— Я не могу это читать, — пробормотала Оля и положила телефон на столик. — Ужасно. И ты молчал?..

Женька ничего не сказал, всё так же глядя в сторону. Рука, лежавшая на столешнице и до сих пор сжатая в кулак, едва заметно подрагивала.

Не ответит, поняла Оля. Так и будет молчать, пока она не дочитает до конца. Значит, придётся дочитывать.