Часы бьют полночь

Она помотала головой на бегу и сосредоточилась на дороге. Нельзя. Нельзя поддаваться отчаянию. Сейчас главное — оторваться, уйти от этой погони, а о том, что случится позже, можно подумать в другой раз. Пока за ними гонится волк, на это нет времени.

За спиной чудилось тяжёлое звериное дыхание, которое не заглушал даже свист ветра. Обернувшись, Оля могла краем глаза заметить яркое чёрное пятно на фоне белого снега. Пятно приближалось.

— Можно попробовать… добраться до дома, — пробормотала она, отплёвываясь от волос. Непривычно короткие концы лезли в лицо, загораживали дорогу, попадали в рот.

До дома было далековато, и Оля не думала, что сможет пробежать весь этот путь. Физической подготовкой она никогда не отличалась. Но попробовать стоило — вариантов оставалось не так много.

Да в чём смысл, прошептал беспощадный внутренний голос, голос страха и отчаяния. Допустим, вы доберётесь. Допустим, ты даже сможешь убежать. А что потом? Будешь ждать, пока какая-нибудь летучая тварь из тех, что не боится людского жилья, разобьёт твоё окно и утащит тебя с собой? Выйдешь на следующее утро из подъезда и снова встретишь волка?

Нет. Нет, нет. Нельзя сейчас о таком думать. Бежать. Бежать по аллее. Бежать мимо городской мэрии. Бежать туда, где дом. Где хоть какая-то надежда.

Забегаловка осталась позади. Сейчас они летели по дороге вдоль парка, по центральной улице. Прохожие шарахались от двух девочек, несущихся, как от пожара. Приходилось лавировать, чтобы не сбить кого-то. Одно радовало: движение тут всегда было оживлённым, а значит…

Олю осенило.

— Остановка!.. — выпалила она. — Точно! Туда!..

Метрах в ста от них возвышался неприметный серый павильон, покосившийся от старости. В такое время суток на автобусной остановке дежурила только пара старух — никаких очередей и давки. К павильону как раз подъезжала «гармошка».

Каким бы быстрым ни был волк, он не сможет догнать автобус. Не сможет же?

Попробовать в любом случае стоило. Что им ещё оставалось?

— Ты гений, — выдохнула на бегу Наташа и резко свернула в сторону павильона. Оля рванулась за ней, едва не сбив прохожего.

Автобус шипел, зазывая раззявленными дверями в тёплое, душное даже в такую погоду нутро. Наташа первой взлетела по ступенькам, зашарила по карманам в поисках проездного, встревоженно оглянулась на Олю.

— Забирайся!

За спиной протяжно зарычали. Слишком хрипло и низко, чтобы этот рык мог принадлежать нормальному животному. У Оли подкосились ноги.

Она шагнула было к автобусу. Уже даже успела нашарить деньги. Но мороз пошёл по коже, будто сегодняшний снегопад забрался под одежду: что-то схватило её за подол куртки.

Оля сразу поняла, что. Точнее, кто.

Догнал-таки.

— Ну давай! Чего ты, — взволнованно поторопила её Наташа, такая маленькая и бледная на фоне ярких автобусных боков. Водитель укоризненно глянул на Олю из своей кабинки: мол, чего задерживаешь, забирайся или уходи.

Волк не пытался атаковать. Он просто держал её подол, держал крепко, будто самой его целью было не напасть, но остановить. Может, так и было. Может, зверь пытался разделить их. Может, преследовал иные цели.

Кто знает.

Нужно было вырываться. Сражаться с ужасом, что подступал к горлу и мешал дышать. С отчаянием, рвущимся изнутри. С проклятой кинофобией, из-за которой всё началось и из-за которой, похоже, закончится.

Оля рванулась вперёд. Молча, быстро, безнадёжно. Плотная ткань пуховика затрещала.

— Девушка, вы, кажется, за гвоздь зацепились… — протянула какая-то бабка, но та её не слушала. Гвоздь? Интересно, откуда бы здесь взяться гвоздю? Висеть в воздухе?

Пока Оля не видела тварей, она и не замечала, каким нелогичным бывает окружающий пейзаж.

Вперёд. Ещё вперёд. Ещё. На ватных ногах, с трудом шевеля цепенеющим от ужаса телом. Она даже смогла сделать ещё полшага: хватка слабела, ткань трещала, готовая порваться, но на куртку Оле было уже всё равно. Есть вещи поважнее одежды.

Волк рыкнул и дёрнул на себя. Она качнулась. Всё происходило мучительно медленно.

— Вы едете или нет? — резко спросил водитель.

Где-то внутри натянутые, как струны, нервы отдались напряжением, назойливым, точно зубная боль. Даже слова вымолвить не получилось. Оля рвалась вперёд как сумасшедшая, пыхтела и сжимала губы, но со стороны казалось, будто она просто стоит на месте.

Пуховик затрещал снова.

На миг ей показалось, что она почти свободна.

Миг оказался слишком краток.

— Так, ну всё, с меня хватит. Хорош холод надувать, и так метель собачья, — громко произнёс водитель. Оля в последний раз рванулась вперёд — и двери захлопнулись у неё перед носом.

Она только и успела, что встретиться взглядом с испуганными глазами Наташи. В следующее мгновение автобус тронулся, увозя прочь бледную фигурку в цветастой курточке, замершую у самого входа.

Оля осталась на остановке, застыв, как дурацкая статуя у входа в парк.

Вариантов больше не было.

========== Глава 30. Бог любит троицу ==========

Как она вырвалась, Оля не помнила. Остатки самообладания исчезли за горизонтом вместе с удаляющимися очертаниями автобуса, и на их место пришла душащая паника. Из горла сам собой вырвался крик, переходящий в надрывный визг. Ноги всё-таки подломились.

Она в последний отчаянный раз рванулась вперёд и полетела в снег, на проезжую часть.

Когда красно-чёрный вязкий туман в голове рассеялся, Оля поняла, что бежит. Бежит, не разбирая дороги, так, что мышцы сводит от напряжения, а встречные пешеходы не просто уклоняются — шарахаются, как от бешеной собаки. По телу словно пробегали электрические разряды. Сердце колотилось адским колоколом.

Кажется, когда она упала, кто-то метнулся к ней. Кажется, спросил, в порядке ли она. Кажется, предложил помощь. Оля не помнила. Она продолжала рваться вперёд даже сейчас, когда хватка зубов волка уже не держала, и визжать на одной ноте.

Может быть, потому люди и шарахались.

Перед глазами плыло, а связки горели огнём. Пофиг! Ничего больше не существовало, кроме страха, и страх стал топливом, которое не давало ей упасть от изнеможения и толкало, толкало непонятно в какие дали.

Оля даже не понимала, куда бежит. Куда-то. Куда-то подальше.

В голове совершенно не было мыслей.

Она очнулась, только когда за спиной бухнула тяжёлая металлическая дверь, оставляя её в полумраке незнакомого подъезда. Резко пахло мочой. Лампочка, к счастью, в этот раз горела ровно.

Ещё несколько минут Оля просто стояла, прислушиваясь к едва различимому жужжанию лампы под потолком, и пыталась перевести дыхание. Мозг всё ещё плавился, а тело то и дело начинало колотить, но, как минимум, к ней понемногу начала возвращаться способность мыслить связно.

Зачем она так бежала?.. Понятно же было, что тварь не собирается ранить её и убивать. Иначе убила бы уже с десяток раз: чего ей стоит догнать паникующую, уже изнеможённую школьницу? Но нет. Оля была здесь, жива и здорова, а значит, цель волка состояла в другом.

Запугать? Возможно. Довести до состояния, когда она не будет соображать, что делает, и запросто согласится на любые условия?

Если так — с чего она думает, будто оторвалась?

Оля посмотрела по сторонам. Обыкновенный типовой подъезд. Безлюдный, душный, неприятно пахнущий. К счастью, без окон.

Выходить наружу было нельзя. Она опять оказалась в ловушке, относительно целая лишь до тех пор, пока кто-нибудь не решит войти в подъезд. А там убегать станет уже некуда: здесь второго выхода не видать.

С другой стороны, если волк не собирается убивать её…

Некстати вспомнился Гоша Фролов. Давнишняя стычка в гаражах, что закончилась его гибелью — гибелью чудовища, которым он стал. И фраза, произнесённая на ухо Женьке: «им» всё равно, в каком ты состоянии. Главное, чтобы жив был.

Убить волк, может, её и не убьёт… Где гарантия, что не покалечит? Он чудовище, падкое до «видящих», как и все сверхъестественные твари. Кто его вообще контролирует? Каков шанс, что он не слетит с катушек и не перегрызёт Оле горло?