Часы бьют полночь

Как бы то ни было, прошёл месяц — а за Олей никто не пришёл. Не появлялся зловещий полуволк, хриплый вой которого она до сих пор вспоминала с содроганием. Исчезли с улиц трупы кошек, окончательно убедив ребят: кошачьим маньяком был либо Фролов, либо Женька. Таинственные покровители Гоши, которые якобы хотели видеть их в своих рядах — о них тоже не было слышно ни слова.

Жизнь потеряла смысл и вкус. Оля попыталась было сунуться в олимпиадный кружок, но её там не приняли. Из всех олимпиадников более-менее доброжелательно на неё смотрел только Никитка. Будто помнил, что она когда-то для него сделала.

Так что оставалось сидеть на уроках и наблюдать, как ритмично, почти механически подёргиваются губы Вивлы, когда она рассказывает очередной скучный материал. Разводить руками серое марево и продолжать существовать в ожидании то ли чуда, то ли сигнала.

Сигнал всё-таки пришёл. Оттуда, откуда Оля его точно не ждала.

Стояли холода, и ребята спешили разбежаться по домам, чтобы не отморозить уши. Оля же за последний месяц успела свыкнуться со стужей и почти не чувствовала, как ноют пальцы и кончик носа. Вместо того чтобы идти домой, где сами стены давили и напоминали обо всём, что случилось и чему ещё только предстоит произойти, она пошла гулять.

Ноги сами принесли Олю на памятную детскую площадку. Здесь они с Женькой впервые после злополучной экскурсии заговорили о чудовищах. Сюда же он позвал её однажды ночью, когда ему нужна была помощь.

В тот раз им обоим помогла мать Женьки. Марина. Уже тогда скорее призрак, чем реальный человек. Сильная и добрая даже после смерти, она назвала Олю храброй и посоветовала им держаться вместе. И исчезла. Сейчас им обоим пригодился бы добрый совет, но Марина больше не могла его дать.

В тот день Оля начала видеть чудовищ. Она знала о них и раньше, с самой экскурсии, но знание само по себе не было опасным. Лишь когда ты сам видишь тварей, они начинают видеть тебя.

Как хорошо, что Женька успел научить её вести себя естественно, даже когда вокруг творится безумие, и пляшут тени по мостовой, и из открытого канализационного люка скалится и лезет тёмное, страшное. Как сейчас.

Оля не сразу поняла, что кажется ей неправильным в окружающей картине. Вот многоэтажки блестят многочисленными окнами, и дубеет бельё на балконах. Вот какая-то призрачная мелочь ползает по детской площадке и негромко шипит. Неопасная. А вот девочка лет двенадцати идёт по тротуару сбоку от площадки, осторожно огибая попадающихся по пути чудовищ.

Огибая?!

Неожиданная догадка молотом ударила по морозному оцепенению, что сковывало её все эти дни.

— Девочка, — хрипло позвала Оля, сама не понимая, что говорит. — Девочка, подойди сюда.

Та приблизилась. Невысокая, плотная, со странно знакомыми грубоватыми чертами лица, одетая в цветастую зимнюю куртку и смешную розовую шапочку с пушистым помпоном. Русые волосёнки выбивались из-под шапки и красиво обрамляли лицо.

— Ты… очень необычно шла, — тихо произнесла Оля. — Я просто хочу спросить — тебе помощь не нужна?

Девочка моргнула и пристально посмотрела на неё. Эти серые глаза точно были Оле знакомы — но нет, не Женькины, не такие.

— Нормально я шла, — серьёзно ответила девочка. — Если тебе интересно, почему именно так — можешь просто считать, что я обходила воображаемых драконов.

— Я их вижу.

Признание слетело с губ раньше, чем Оля успела решить, стоит ли рассказывать незнакомой девочке правду.

— Правда? — та хлопнула глазами и вдруг улыбнулась, становясь ещё более неуловимо знакомой. — Да ладно! Серьёзно?

— Серьёзно, — Оля кивнула. Девочка, которая тоже видит? Такое знакомство не стоит упускать.

— Ну… — та смешно сощурилась. — Что-то лезет оттуда, из канализации. Как оно выглядит?

— Чёрное, бесформенное и скользкое, с кучей зубов, — машинально отозвалась Оля, даже не понимая толком, к чему ей вдруг отчитываться перед малолеткой. Но сердце бухало в груди: впервые за месяц с ней что-то случилось, причём, похоже, что-то неплохое. — Но туда лучше не смотреть. А то оно тоже на тебя посмотрит.

— Точно! — возликовала девочка. На удивление беззаботная для человека, окружённого толпой чудовищ, она протянула Оле ладошку, затянутую в розовую варежку, и с достоинством произнесла:

— Будем знакомы. Я Наташа. Наташа Фролова. И я очень рада встретить человека, который тоже их видит.

========== Глава 22. Эффект попутчика ==========

Вечером того же дня Оля и её новая юная знакомая сидели в памятной забегаловке на главной улице города и ели мороженое. Оля великодушно согласилась заплатить за Наташу: у той при себе не было карманных денег.

— Я их с рождения вижу, — делилась девочка, с аппетитом уплетая пломбир. — Вот сколько себя помню, столько и вижу. Это от мамы досталось, брат говорил.

— У тебя есть брат? — с деланым интересом поинтересовалась Оля. Она очень надеялась, что Наташа не заметит, как она напряжена.

Фролова. Однофамилица — или?..

Вряд ли. Теперь Оля понимала, почему облик Наташи показался ей таким знакомым. Точно: нежные девичьи черты неуловимо повторяли вечно насупленное лицо Гоши. Разве что выражение было более приятным, открытым и весёлым.

— Был, — пояснила девочка и вдруг вздохнула. — Жора. Он не любил это имя, говорил, что звучит так, будто жрёт много.

— И называл себя Гоша, — на автомате закончила Оля. Наташа осеклась.

— Точно. Ты что, его знала?

— Да так, — Оля неопределённо пожала плечами, — просто додумалась. Как ему ещё себя называть, если не Жора? Только Гоша и приходит на ум.

— Тоже верно.

Нет, всё-таки стоило держать ухо востро. Конечно, до сих пор от «них» не было ни слуху ни духу, но кто сказал, что юная Наташа Фролова не может быть их агентом?

Вспомнились слова Женьки: «они» придут как помощники. Приветливые взрослые или милая доброжелательная девочка. Не эта ли девочка?

Даже если так, поговорить с ней стоило. Вдруг новая знакомая сболтнёт что-то важное?

Тень, пробежавшая было по лицу Наташи при упоминании брата, быстро рассеялась, и вскоре девочка продолжила болтать обо всякой всячине. Ей недавно исполнилось двенадцать, и, похоже, она была рада, что смогла найти себе взрослую подругу аж из девятого класса. Видящую к тому же.

— Так вот, я никогда не могла понять, что в них такого страшного и почему я должна их бояться.

— Ты как раз не должна, — заметила Оля. — Потому что бояться опаснее всего.

— Знаю я! — вспыхнула Наташа, снова став похожей на Гошу. — Не маленькая! Я их двенадцать лет вижу, что, не привыкла, что ли?

Оля одёрнула себя. Верно, она права. Какой бы беззащитной и нуждающейся в опеке Наташа ни выглядела, она всё-таки видела тварей с рождения. Как Женька. Опыта у неё было явно побольше, чем у некоторых. Не учить же её такую.

О собственной истории Оля решила промолчать. Наташе она не доверяла. Не стоило раскрывать ей карт. Тем более — говорить о Женьке и о том, куда он уехал.

И уж точно нельзя было упоминать, что это они убили её брата.

— Так вот, — продолжила Наташа, — все считали их страшными, а я — нет. Я вообще не понимаю, с чего бояться. Они же… ну, обычные. Как собачки бродячие.

Оля поёжилась. Упоминание бродячих собак неприятно давило на нервы.

— Кто это — все? — на всякий случай спросила она. — Мама и брат?

— Ага. Мама, брат. Жалко, бабушка не видит. Она нас воспитывает, с тех пор как мама ушла, а папа нас с Гошей себе отсудил.

— В смысле — ушла? — не поняла Оля. — Твои родители в разводе?

— Уже больше года как. — Наташа вновь погрустнела и неловко ковырнула ложечкой мороженое. — Я пережила, а вот Гоша… очень расстраивался.

Оля задумалась. Ей странно было представлять Фролова, шумного, грубоватого и агрессивного — расстроенным. Искренне переживающим из-за развода родителей.

«Что, папочка тебя больше не любит?!» — эхом прозвенело в голове злое, брошенное в отчаянии. Она всё ещё не жалела: если бы не эти жестокие слова, кто знает, где сейчас были бы они с Женькой. Но…