Часы бьют полночь

Неужели невольно попала в точку?

— Плохие отношения с отцом? — предположила Оля, стараясь не выдать волнения.

— Как сказать, — вздохнула Наташа. — У них всё было с виду нормально. Но только с первого взгляда. А вообще Гоша винил папу в том, что они развелись, и злился на него, и… я не понимаю, зачем тебе это всё рассказываю.

Девочка выглядела совершенно искренней, и Оля немного расслабилась. Не была она похожа на «их» приспешника! Никаких тварей на плечах, никакой нелюдской тягучести в голосе, никакой агрессивности, знакомой по Гоше. Да и разве стали бы они подсылать сестру того, кто уже спалился?

Она улыбнулась.

— Это называется «эффект попутчика». Незнакомому человеку проще открыться, чем близкому другу, потому что он тебя не знает и не будет судить. А что… сейчас с твоим братом?

Оля очень старалась, чтобы вопрос прозвучал естественно. Но то ли мельчайшая фальшь выдала истинные намерения, то ли Наташу просто задевала эта тема — девочка вздрогнула и опустила голову.

Какое-то время она молчала, и Оля успела пожалеть, что задала вопрос. Может, не стоило так, в лоб? Она ведь и без того знает, что случилось с Гошей. Что нового расскажет этот ребёнок?

Когда Наташа наконец заговорила, сказала она совсем не то, что Оля ожидала услышать.

— Он… связался с плохой компанией. Очень плохой. Если ты тоже можешь видеть, пожалуйста, никогда не связывайся с этими людьми! Они ничего хорошего не сделают, хотя поначалу тебе будет казаться, что всё идеально!

Вот оно! Осознание ударило электрошоком. Вот те люди, о которых говорил Фролов. Те, с кого всё началось. Те, что с нечеловеческой старательностью схлопывали вокруг Оли и Женьки невидимые тиски.

Но, если Наташа говорит держаться от них подальше… значит, она точно не их агент?

— Вот с этого момента поподробнее, — Оле даже не пришлось играть: серьёзность в её голосе была настоящей. — Что за компания? Что они делают? Что с ним случилось? Почему их нужно опасаться?

Наташа внимательно посмотрела ей в глаза. Напряжённо, слишком напряжённо, чтобы это выражение можно было списать на тоску по брату, окинула Олю холодным серым взглядом. Почти таким же, как у Гоши, пусть и не лишённым пока детской наивности. И куда делась недавняя весёлость?

А потом она наконец заговорила. Монотонно и ровно, почти не подпуская в голос эмоций. Точно урок отвечала. Так разговаривают не дети — автоматы. Поневоле вспомнился Женька: тот тоже, когда его что-то беспокоило, начинал морозиться и притворяться бесчувственной машиной.

Вот, значит, как это выглядело в детстве?

Все видящие с рождения вынуждены становиться такими?

Оле оставалось порадоваться, что росла она обычным ребёнком, без необходимости постоянно сковывать эмоции стальным корсетом. Она вся обратилась в слух.

***

Семья Фроловых была довольно зажиточной. По меркам здешнего дальнего Подмосковья — даже богатой. Отец — бизнесмен средней руки, мать — спокойная домашняя хозяйка без права голоса. Тихая и бесцветная, вечно мелькавшая туда-сюда серой мышью. Гости, приходившие к ним, воспринимали её скорее как предмет интерьера.

Но дети маму любили. Оба: и Гоша, задиристый и громкий, и маленькая Наташа. Видимо, для матери они были единственной отдушиной — и она отдавала себя детям так же страстно и беззаветно, как их отец отдавал себя работе. У них всегда были самые интересные сказки, самые весёлые игры и самые вкусные пирожные на десерт. Ранние годы своей жизни Наташа вспоминала, как сказку.

В этой сказке, как и в любой другой, было место драконам.

Драконов Наташа не боялась. Большие и маленькие, чёрные и белые, они летали вокруг её кровати по ночам с самого раннего детства и ни разу не пытались напасть. Пусть мама советовала не играть с ними и вообще не обращать внимания, живое детское любопытство тянуло её к существам, так не похожим на неё саму. Она бы многое отдала, лишь бы узнать о них побольше.

Но, когда Наташа попыталась рассказать о них отцу, тот только нахмурился, грозно и странно, а потом целый вечер негромко о чём-то разговаривал с мамой. Они с братом провели целый вечер в коридоре, вслушиваясь в обрывки слов. Не помогло: из-за двери фраз было не разобрать.

Когда родители закончили разговаривать, мама зашла в их комнату и попросила Наташу никогда, никогда больше не рассказывать о драконах отцу. Или кому-нибудь ещё, кроме брата и неё самой. Тогда её это удивило: существа казались частью привычного мира, такой же обыденной, как занавески над окном или червяк, копошащийся в осенней луже. Но мама запретила — и Наташа умолкла.

Мама объяснила им: другие люди не могут видеть того, что видят они. Существа, которых Наташа называла драконами, были реальны, но только для них с Гошей. Для остальных их откровения звучали как симптомы болезни — и, если они не хотели, чтобы их надолго положили в больницу, лучше было молчать.

Наташа замолчала. Брат — тоже. Папа успокоился и перестал подозрительно коситься на детей.

Через несколько лет Гоша начал сторониться «драконов». Он больше не разглядывал их увлечённо, не строил теории, не обсуждал с сестрой. Смотрел косо, а когда они появлялись неподалёку — вздрагивал.

Она спросила об этом маму. Та только покачала головой и стала вдруг грустной-грустной, такой, что Наташа пожалела о вопросе. Тогда ей впервые подумалось: что-то не так.

Уже позже брат рассказал о жуткой картине, которой он стал свидетелем. Тварь, выскочившая из мусорного бака, напала на кошку и в один бросок перекусила ей хребет. Прохожие ничего не заметили и прошли мимо, будто так и надо, будто эта кошка уже час лежала там вся переломанная и корчилась, страшно мяукая.

Первый его урок оказался слишком жестоким. Те, кого они принимали за волшебных существ, на самом деле — опасные хищники. Не нападали они до сих пор только потому, что Гоша и Наташа их не боялись.

Теперь он не мог не бояться — и решил себя защитить.

Сначала Гоша пытался заниматься единоборствами. Потом выпросил у отца абонемент в стрелковый клуб, на фехтование, куда-то ещё… Наташа думала, что сражаться с существами — глупая идея, но брат только отмахивался от её доводов. Он стал другим. Серьёзным и замкнутым, а потом — грубым и колючим.

Пока мама была рядом, она хоть как-то сглаживала острые углы в характере Гоши. Потом исчезла и она. Ушла быстро и как-то внезапно: просто однажды вместо знакомой хрупкой фигурки, заходящей в коридор школы, Наташа увидела грузный силуэт отца и услышала за дверями рычание его машины. Он долго осматривал холл в поисках родной дочери, точно не мог отличить её от десятка других детей — и очнулся, только когда она сама побежала к папе, распихивая руками приставучих маленьких существ.

Она всё ещё их не боялась, а они всё ещё её не трогали. Подумаешь, когти и клыки, думала Наташа. У кошек тоже есть клыки — но их-то все любят.

Брат в ответ на это хмыкал и отвечал, что ей повезло.

Мама ушла, и с её уходом дом опустел. Больше не было ни пирожных по вечерам, ни сказок на ночь, ни проникновенных рассказов о природе существ вокруг них. Вместо матери в доме появилась тётя Люда, шумная, яркая и пахнущая резкими духами.

Тётю Люду не полюбили ни Наташа, ни Гоша, но отец говорил: вам лучше остаться со мной. У мамы вашей, мол, нет ни кола ни двора, а я вам дам самое лучшее. Уяснили?

Наташа не понимала, что такое это «самое лучшее», если не мамины пирожные. Папа уходил затемно и возвращался вечером, а тётя Люда после нескольких безуспешных попыток наладить отношения с детьми махнула на них рукой. С тех пор её чаще можно было увидеть за монитором, чем в детской.

Их это устраивало. Лучше уж так, чем терпеть её общество.

Атмосфера в доме стала напряжённой. Гоша, без того постоянно мрачный, окончательно замкнулся в себе. Забросил занятия, волком зыркал на пролетавших мимо существ и до ужаса пугал тётю Люду, иногда вырастая у неё за спиной. Хамил отцу в лицо и запирался в комнате, убегал куда-то с пацанами по вечерам, начал курить и брить голову. Наташа перестала его узнавать.