Часы бьют полночь

Вопль?

Оля ничего не успела понять — но бить её вдруг перестали. Воздух разорвал истерический визг. Хватка на руках и ногах ослабла, а потом и вовсе исчезла.

Что произошло?!

Она осторожно приподняла голову в сторону крика. Вопил Фролов: держался пальцами за плечо, точно зажимал рану, и тонко, истерично верещал. Оле показалось, что из плеча льётся прозрачная жидкость с радужным отливом — но, может быть, у неё просто мелькало в глазах.

Опасным он больше не выглядел. Даже не пытался сдвинуться с места: стоял на коленях в грязном снегу и дёргался, точно ударенный током.

Разрубленное тело змеи корчилось на снегу в последних конвульсиях. Ленка, Вовка и Глеб застыли, точно сломанные куклы, и глаза у них были совершенно пустые и бессмысленные. Ребята больше не держали её, медленно оседая на снег.

— Что… — выдохнула Оля. Тело болело, в голове взрывались фейерверки, но встать на ноги удалось относительно легко.

Женька в ответ судорожно выдохнул, вытирая о штанину тонкое металлическое лезвие — и опустился обратно на снег. Она кинулась к нему. Тело слушалось на удивление хорошо. Похоже, сильно избить её ещё не успели.

— Говорил же… что не самая плохая идея — носить с собой нож.

— Что они с тобой сделали, — пробормотала Оля, падая на колени рядом с ним и обнимая. — Ну что за сволочи…

— Убью! — взвизгнул вдруг Фролов, рванувшись к ним. Сейчас, без змеи, он растерял всю свою суровость и начал выглядеть как обыкновенный обозлённый мальчишка. Оля отшатнулась — но тот не стал их преследовать.

— Нам надо уходить, — пробормотала она. — Вот прямо сейчас, срочно, пока они в себя не пришли или что там у них… ты встать можешь?

Не дожидаясь ответа, Оля вскочила на ноги и потянула Женьку за собой к выходу из гаражей, туда, где нагромождение металлических громадин прерывалось двором.

За двором была людная улица. А за той улицей — её дом.

========== Глава 19. Внутренний огонь ==========

— Ну ты даёшь, конечно, — пробормотал Женька, тяжело опускаясь на холодный ламинат коридора. Оля упала рядом: сил встать не было. Боль и усталость, приглушённые было эмоциями, понемногу возвращались, и теперь она чувствовала, насколько изнеможена.

Вспышки адреналина хватило только на то, чтобы добраться до улицы. Уже там Оля ощутила, как начинает ныть всё тело, как бешено, почти до боли колотится сердце — и с трудом подавила желание сесть в сугроб и больше не вставать.

Чем она вообще думала, когда добровольно подставляла себя под кулаки Фролова и компании? Спасибо ещё, что всё закончилось хорошо. Не приди Женька на помощь, сегодняшняя стычка могла обернуться куда более печальным образом.

— Сама в шоке, — призналась Оля. — Не знаю, что на меня нашло. Просто… что-то нужно было сделать.

До её дома они плелись медленно, то и дело останавливаясь. Прохожие странно косились на двух избитых, перемазанных снегом и грязью подростков — но молчали. Парочка особенно сердобольных спросила, не нужна ли помощь, но Оля вежливо отказалась. Не хотелось вмешивать посторонних.

Хорошо, что в доме был лифт. Хорошо, что мама сегодня работала и не могла подслушать разговор. Хорошо, что у них оставалось время, чтобы прийти в себя. Никаких на сегодня больше репетиторов и кружков. Не в таком виде.

— Похоже, — неловко улыбнулась Оля, — я становлюсь постоянным посетителем травмпункта. И тебя заодно прихватила.

— Не та ачивка, которой стоит гордиться, — откликнулся Женька, не открывая глаз. — Но, чёрт. Мы это сделали.

— Да… Интересно, что теперь будет с Гошей?

— Понятия не имею. Есть подозрения, что ничего хорошего, но… давай не будем об этом сейчас, а? И без того хреново.

Оля прикусила язык и замолчала. Время тянулось медленно, как кисель, с грязной одежды на пол текла мутная вода — снег растаял и теперь пачкал пол, стекал на джинсы жирными серыми каплями. Надо бы встать. Переодеться, умыться, достать аптечку — словом, хоть немного привести себя в порядок.

И поговорить о том, что они узнали. А узнали они, хоть и невольно, многое.

Но сил хватало только на то, чтобы бороться с подступающими волнами изнеможения, не давать себе закрыть глаза и провалиться в тревожную дрёму. Наверняка приснится что-то плохое. Да и оставаться так — не вариант.

Мыслей отчего-то почти не было. Казалось бы, после того, что они узнали и сделали, голова должна была взрываться фейерверками идей и догадок — а вместо этого в голове засел только визг Фролова. Надрывный, болезненный и отчаянный.

Так кричит не обиженный ребёнок. Так кричит человек, у которого навсегда отняли что-то дорогое.

Интересно, в каких отношениях он состоял со своим «фамильяром»? Неужели Гоша и тварь с радужными глазами были так близки?

Оля распахнула глаза, поняв, что уже с минуту сидит на полу, клюёт носом и никак не решит: вставать или падать. Она поднялась на ноги и оглянулась на Женьку.

— Ты сам-то как? Может, скорую вызвать? Выглядишь просто ужасно.

— Да не надо, — отмахнулся тот свободной рукой. — Я… мало что ненавижу так же, как скорую. Сама понимаешь, почему. Ты лучше скажи — у тебя можно, ну… одежду постирать хотя бы? А то у них ботинки все в грязи и дерьме каком-то, так что…

Вот ублюдки.

Секундное сочувствие к Гоше улетучилось, и на его место в грудь вернулась привычная ненависть. Никакой «любовью» к своему фамильяру не получится оправдать издевательство над другими. Такое изощрённое вдобавок.

Он ведь делал это не потому, что служил какой-то цели. Всё верно — самодеятельность. Он просто хотел их помучить. Ни Оля, ни Женька не трогали бы Фролова и его ручную тварь, если бы он первым не полез к ним и не попытался превратить их жизнь в ад.

Но он попытался. А значит, заслужил.

— Конечно, можно, — кивнула Оля, стряхивая с себя болезненное оцепенение. — Погоди, сейчас всё будет. И… пойдём на кухню. Не сидеть же тут вечно. А там и аптечка, и… остальное.

Женька рассеянно мотнул головой. Приподнялся было на руках — и с болезненным вскриком рухнул обратно.

— Ауч… Эта сука с её каблуком!

Оля запоздало вспомнила: вот Ленка зло улыбается, вот ударяет каблуком сапога по беззащитно выставленному запястью. Даже если обошлось без переломов — всё равно ничего хорошего.

Спасибо хоть, что левая.

— Может, тебе помочь? — позвала она. Женька в ответ мотнул головой и снова попытался встать.

Всю дорогу до дома Оля фактически тащила его на себе, сама удивляясь, откуда взялись силы. Она понятия не имела, что случилось до того, как она отыскала их, и сколько времени Женька успел провести в обществе Фролова и компании — но решила не задавать вопросов. И без того нашлось чем заняться.

Наблюдать, как он медленно поднимается, опираясь о стену, было невыносимо, но что-то внутри подсказывало ей: не вмешивайся. Она бы и сама на его месте отказалась от помощи.

И всё-таки, когда Женька сделал первый осторожный шаг на кухню и опасно качнулся, едва не грохнувшись на пол снова, Оля не выдержала: одним прыжком оказалась рядом с ним и обняла, позволив снова повиснуть на ней, как на спасательном круге.

— Ну и зачем, — пробурчал он куда-то в воротник её кардигана, — я же весь в… этом дерьме.

— Неважно. Отстираю, — ответила Оля. — Пойдём. И… не волнуйся обо всём этом, хорошо? Мы отдохнём, поговорим, потом, если тебе не срочно, подождём моих родителей, и они на машине довезут куда надо. Можешь чувствовать себя как дома, если тебе так проще.

— То есть, раскидывать вещи, писать маркером по столу и всё прочее? — не удержавшись, поинтересовался Женька, и она фыркнула в ответ.

Кажется, он медленно, но верно приходил в себя.

***

Стиральная машина из ванной рычала, как голодная тварь. Настоящих тварей, к счастью, не было: бились в окно, шипели на фиалку в горшке, но в квартиру не залетали. Домашний уют не нравился им, и в квартире Оля чувствовала себя в относительной безопасности.

— Итак, что мы узнали? — вздохнула она, осторожно протирая смоченной в перекиси ваткой очередную ссадину на лице Женьки. — Во-первых, что за Фроловым ещё кто-то стоит…