Страница 34 из 36
Явившись к управителю, они предъявили свои паспорта.
– Вам надобно ехать в Симбирск и там записаться, – сказал управитель.
Пугачев и Логачев просили остаться в Малыковке на несколько дней, пока отдохнут их лошади. Управитель позволил, и они, не теряя времени, отправились в Мечетную слободу (ныне город Николаевск, в Самарской губернии), находящуюся в 100 верстах от Малыковки, искать раскольничьего старца Филарета, которого и нашли в скиту Введения Богородицы. Передав Филарету поклон Кожевникова, Пугачев прибавил, что он раскольник, был в Ветке и Стародубских раскольнических слободах. Филарет был очень рад и обласкал незнакомца. Среди разговора Пугачев узнал от Филарета о происшествиях на Яике и о положении казаков.
– Яицким казакам, – говорил Филарет, – великое разорение, и они помышляют бежать к Золотой мечети.
– Нет, – заметил Пугачев, – лучше бежать туда, куда бежал Некрасов.
Мысль воспользоваться неудовольствием казаков, подговорить их к побегу и сделаться их атаманом воскресла у Пугачева и казалась легко исполнимой[233].
– Я поеду сам на Кубань, – говорил он, – и буду уговаривать к тому яицких казаков.
– Поезжай на Яик, – отвечал Филарет, – и скажи казакам, что ты можешь их провести туда; они с тобой пойдут с радостью, да и мы все пойдем. Если тебя на Яике не примут и ничего там не сделаешь, в Симбирск не езди; там хотя и запишут, но не скоро, а поезжай лучше в Казань.
– Да ведь у меня и в Казани знакомых нет ни единого человека, – заметил Пугачев.
– У меня есть в Казани приятель, купец Василий Федорович Щолоков, он наш старовер, человек добрый и хлебосол. Буде я с тобой сам в Казань не поеду, так скажу тебе, где его сыскать, а там он за тебя постарается и попросит.
Пугачев поблагодарил Филарета и, чтобы вернее отделаться от отправления в Симбирск, просил его замолвить слово малыковскому управителю. Филарет согласился, и они вместе с Логачевым поехали обратно в Малыковку. По дороге, в селе Терсах, Пугачев купил пуд меду и, подарив им управителя, получил разрешение остаться в Малыковке до Крещения. Желая воспользоваться этим временем и побывать в Яицком городке, Пугачев решился расстаться с Логачевым.
– Ты, Алексей, теперь иди куда хочешь, – сказал он, – а я стану здесь жить с отцом Филаретом.
Пугачев обманул Логачева[234] и через несколько дней уехал вместе с Филаретом в Мечетную слободу (ныне Николаевск Самарской губернии), где остановился у тамошнего жителя Степана Косова, а Филарет отправился в свой монастырь [235].
У Косова Пугачев оставался недолго: мысль воспользоваться волнениями на Яике, подговорить казаков уйти с ним на Кубань не покидала его. Окрестив у Косова ребенка и узнав, что тесть Косова, крестьянин Семен Филиппов, собирается ехать на Яик с хлебом, Пугачев воспользовался таким удобным случаем[236].
– Возьми, Семен Филиппович, и меня с собой на Яик, – говорил он, – я хочу ехать туда купить рыбы и взыскать по векселю с брата своего сто рублей.
Заняв денег у старца Филарета, Пугачев отправился в путь, и чем ближе подъезжал он к Яику, тем труднее ему было скрывать истинные свои намерения: он чувствовал потребность высказаться. Будучи кумом Косова и считая Филиппова близким себе человеком, Пугачев не счел нужным таиться.
– Что, Семен Филиппович, – спрашивал Пугачев, – каково жить яицким казакам?
– Им от старшин великое разорение, – отвечал Филиппов, – и многие уже разбежались.
– Так вот что я тебе поведаю, Семен Филиппович, ведь не за рыбой я на Яик-то еду, а за делом. Я намерен подговорить яицких казаков, чтоб они, взяв свои семейства и от меня жалованья по двенадцать рублей, бежали на Кубань и, поселившись на реке Лабе, отдались в подданство турецкому султану. У меня оставлено на границе товару на двести тысяч рублей, которыми я бежавшее Яицкое войско и коштовать буду. А как за границу мы перейдем, то встретит нас турецкий паша и даст еще до пяти миллионов рублей. Ты сам видишь, какое ныне гонение на яицких казаков, так хочу я об этом с ними поговорить, согласятся или нет идти со мной на Кубань.
– Как им не согласиться, – поддакнул Филиппов, – у них ныне идет разорение, и все с Яику бегут. Ты скажи им только об этом, так они с радостью побегут за тобой. Но за что ты им такое жалованье давать станешь? Бога ради, что ли?
– Я буду у них атаманом войсковым.
– Пожалуй, за деньги они атаманом тебя сделают и пойдут с тобой с радостью.
– А когда я буду атаманом, – заметил шутя Пугачев, – так тебя старшиной сделаю.
– Спасибо, и я с вами пойду, – отвечал с такой же шуткой Филиппов, – так не оставь, пожалуй, и меня.
На этом разговор пока остановился и более не возобновлялся[237]. Подъезжая к Яицкому городку, путники остановились ночевать на реке Таловой, на умете (постоялом дворе), стоявшем в Сызранской степи и находившемся от Яицкого городка в 60, а от Иргиза в 70 верстах. Содержателем умета был пахотный солдат Степан Оболяев, известный окрестным жителям под именем Еремина Курица, потому что сам он «всегда оное слово употребляет и в шутку, и вместо бранного слова».
Родившись в селе Назайкине, Симбирского уезда, Оболяев с детства жил среди яицких казаков в работниках и большей частью в доме Тамбовцевых[238]. Он хорошо знал, что делалось в Яицком войске, и был знаком со многими казаками. Приезжая на умет, они делились с Оболяевым своим горем, жаловались на притеснения старшин и говорили, что так им жить нельзя, что они готовы бежать всем войском[239]. Оболяев, как человек добрый, скорбел вместе с казаками и добродушно делился своими впечатлениями со всеми приезжавшими. Это добродушие и простота причинили ему в будущем большую беду.
Попросившись ночевать, приезжие вошли в избу, и, пока Филиппов варил рыбу на ужин, Пугачев подсел к уметчику.
– Что ты за человек и как тебя зовут? – спросил Пугачев.
– Степан Оболяев, пахотный солдат. А твоя милость какой человек, откуда и куда едешь?
– Я купец, приехал из-за границы, зовут меня Емельяном Ивановым Пугачевым, а еду я на Яик для покупки рыбы. Каково живут яицкие казаки?
– Худо, очень худо им жить, – отвечал Оболяев, – старшины их обижают, и они, убив атамана, бегают кто где; их ловят, сажают в тюрьму; они было шарахнулись идти все в Астрабад, да не пустил их генерал Фрейман.
– А не поедут ли они со мной на Кубань, – спросил Пугачев, – я бы их туда провел, где живут некрасовцы.
– Как не поехать, поедут.
– Да нет ли здесь кого из казаков, я бы с ними поговорил?
– Как не быть! Есть тут два брата, и живут близехонько.
То были два казака, Григорий и Ефрем Закладновы, приехавшие в степь для ловли лисиц и жившие в землянке, вблизи Таловского умета.
– Не можно ли за ними послать? – спросил Пугачев.
Оболяев обещал и в это время увидел проезжавшего мимо умета казака Ивана Персианова, также охотившегося.
– Пришли, брат, ко мне Гришу Закладнова! – крикнул Оболяев. – Скажи ему, что у меня есть к нему нуждица и что спрашивает его приезжий.
Закладнов, однако, долго не ехал, и тогда Оболяев отправился сам за ним и привел на умет обоих братьев.
– Кто меня спрашивает? – говорил Григорий Закладнов, входя в избу.
– Вот тот человек, – отвечал Оболяев, – который тебя спрашивает.
– Ты что за человек и откуда?
Пугачев назвал себя купцом из-за границы и, отведя в сторону под сарай братьев Закладновых и Оболяева, стал их расспрашивать.
– Скажите, пожалуйста, господа казаки, – говорил он, – но только не утаивая, какие у вас происходят обиды и разорения от старшин и как вам живется на Яике?
233
Гос. архив, VI, д. № 460.
234
Оставшись без всяких средств к жизни, Логачев нанялся за 90 руб. в солдаты за крестьянина села Терсы, Филиппа Бередникова; служил сначала в Нарвском пехотном полку, а потом был переведен в Симбирский гарнизонный батальон, откуда и взят к допросу.
235
В то время поселения на р. Иргизе состояли из одних только раскольников. По переписи, произведенной сначала в 1762, а потом в 1765 г., было следующее число душ и селений на Иргизе: в селе Красном Яре 95 душ, в Рождественском (Перекопная Лука тож) 269 душ, в Березовом Починке 79 душ, в Овсяном гае, что у мостов по Яицкой дороге, 62 души, в Криволуцкой слободе 258 душ, в Криволучье, что в Медвежьем гаю, называемое Авраамиев скит, 17 душ, в дер. Кармяшке (Криволуцкий остров тож) 42 души, Мечетной слободе 300 душ, в местечке Мечетном, называемом также Пахомиев и Филаретов скиты, 29 душ, в Старицком юру, называемом Исакиев скит, 37 душ – а всего 1188 душ (Гос. архив, VI, д. № 490). Об иргизских монастырях см. Сын Отечества, 1847 г., ч. 181.
236
Ср. Сочинения Державина, Я. Грота, т. VIII, с. 139.
237
Показание Филиппова 3 декабря. Дополнительное показание Пугачева.
238
Сперва он жил в И леке у атамана Василия Тамбовцева, а потом в Яицком городке у сына его, войскового атамана Петра Тамбовцева, который был убит яицкими казаками. За верную службу Оболяева Тамбовцев дал ему возможность арендовать умет.
239
Показание Оболяева 17 ноября 1774 г.