Страница 19 из 36
Возвращая посланных в Яицкий городок, оренбургский губернатор отправил с ними увещательное письмо войску. «Чрез приезжих из Яицкого вашего городка, – писал он[131], – получил я оскорбительное известие, что у вас в том городке, по причине междуусобного несогласия, происходит большой разврат и вред, которые заставляют всякого сына отечества и верноподданного ее величества раба тужить и печалиться, в рассуждении того наипаче, что в настоящих многотрудных обстоятельствах таковые чрезвычайные происходят внутри своего государства несогласия, которые натурально отворяют врата ко всему злу. Должно войску Яицкому представить себе: во-первых, страх Божий, потом присягу верности, а в-третьих, добродетель толь славнейшей в свете монархини, которая неутомленными своими трудами изволит о благосостоянии и тишине своих подданных матерински и непрестанно пещись; следовательно, когда до слуха ее величества дойдет сия столь гнусная ведомость [известие], то сколь может опечалить ее священнейший дух! Ежели войско Яицкое, вышед из мрака злобы, войдет хотя в некоторый свет благоразумия и восчувствует высочайшую милость ее величества, которой издревле пользоваться счастие имеет, то я с моей стороны советую и увещеваю, оставя все свои внутренния нестроения, тотчас принять все меры, дабы во оном войске Яицком восстановлена была прежняя тишина и покой, и народ приведен бы был в совершенный порядок и единодушное высочайшей воле повиновение, не допуская увеличиться гневу Божию».
Рейнсдорп требовал, чтобы войско донесло ему подробно о всем происходившем в Яицком городке; чтоб оно отправило в Оренбург для излечения от болезни капитана Дурново, если он изъявит на то желание[132], и с ним команду Алексеевского полка; и, наконец, чтоб оно, на своей границе, соблюдало всю воинскую осторожность от внешних неприятелей. «А дабы войско Яицкое, – писал в заключение губернатор, – не имело причины об отправленных отсель войсках иметь сомнения, то я даю знать, что оным велел я остановиться и расположиться в крепостях, принадлежащих Яицкому городку, в рассуждении нынешних заграничных обстоятельств, дабы, в случае нужды, могли содействовать.
Итак, с посланным сим нарочно буду ждать того войска Яицкого уведомления, дабы по получении оного мог я по губернаторской инструкции в восстановлении в войске Яицком прежнего порядка, сходные и самому войску Яицкому потребные меры принять».
Войсковая канцелярия не замедлила ответом и через два дня доносила Рейнсдорпу то же, что было изложено во всеподданнейшем прошении, отправленном с депутатами в Петербург. Обвиняя во всем Траубенберга, войско уверяло Рейнсдорпа, что подняло оружие только ради обороны, но теперь оно находится в тишине и спокойствии, что все прежние ссоры и несогласия преданы вечному забвению; что вместо атамана Тамбовцева и прочих старшин для правления в войсковой канцелярии избраны новые лица, по общему войсковому согласию и по приказанию капитана Дурново.
«А хотя из прежних присутствующих двое старшин, Иван Логинов и Мартьян Бородин, и живы остались, но токмо войско на них не полагается, надежды не имеет и сего правления им не вверяет»[133].
Войсковая канцелярия уверяла Рейнсдорпа, что все войско будет служить верой и правдой; что по границе наблюдается всякая предосторожность; что нижние чины Алексеевского полка отправлены в Оренбург, а капитан Дурново по болезни и холодному времени не может оставить Яицкого городка, «но когда теплый воздух быть имеет, тогда и означенный капитан ехать, да и больных и раненых с собой взять намерен».
Таким образом, обе стороны обманывали друг друга: войско уверяло, что оно в тишине и спокойствии, а между тем грабило и разоряло дома и имущество послушной стороны, а Рейнсдорп – что он как бы не признает особой вины за казаками в ожидании инструкции из Петербурга.
Между тем, по получении в столице первых известий о волнениях яицких казаков, в совете, учрежденном при дворе императрицы, было положено: отправить из Москвы генерал-майора Фреймана с ротой пехоты в подкрепление посланным из Оренбурга войскам, переменить нынешнее управление войска, уничтожить чины войскового атамана и старшин и, наконец, разделить всех казаков на полки, которые и подчинить ведомству оренбургского войскового начальства.
Сознавая, что подобная мера, затрагивающая коренные обычаи казаков, вызовет со стороны последних энергическое сопротивление, совет положил: до весны стараться усмирить казаков одними увещаниями, а весной: «тогда как они на ловлю [рыбную] поразъедутся, ввесть в их городок регулярные команды и, наказав виновных, исполнить полагаемое о перемене их управления намерение»[134].
Одобрив постановление совета, императрица приказала Дурново по выздоровлении явиться ко двору[135], а Рейнсдорпу принять меры к усмирению войска и наказанию виновных.
«Уже с давнего время, – писала она[136], – войско Яицкое, будучи подущаемо несколькими неспокойными и общему благосостоянию завидующими своими казаками, зачинало быть в разврате, и сколько ни старались мы оказанными ему милостями и снисхождением вывесть его из заблуждения, все наше о том попечение было, однако, тщетно. Наконец, позабыв верноподданническую свою должность и ослепясь злостным и превратным тех вредных людей истолкованием наших собственных указов, не токмо оказало оно явное непослушание, но и дерзнуло на богомерзкое убивство начальствующего в той стороне войсками нашего генерал-майора Траубенберга, войскового своего атамана и других, также на увечье и задержание отправленного к ним от лица нашего гвардии нашей капитана Дурново, а при всем том, управляясь ныне незаконным и самовольным образом, пребывает в таком еще несообразимом мнении, якобы исполнило оно сим ужасным и ненавистным поступком наше соизволение».
Полагая, что не все войско, а лишь небольшая часть его была причиной беспорядков, а остальные были вовлечены в преступление по простоте и незнанию, императрица Екатерина II поручила Рейнсдорпу потребовать главных виновников в нарушении их общего покоя и тишины и объявить, что в противном случае, вместо милосердия и пощады, войско навлечет на себя гнев императрицы.
22 апреля нарочный привез в Оренбург несколько печатных экземпляров этого указа, из коих 30 экземпляров с полковником Углецким[137] были отправлены 24 апреля к войску с приказанием губернатора публиковать указ и разослать его на все форпосты.
При этом Рейнсдорп требовал, чтобы до прибытия следственной комиссии войско арестовало главных зачинщиков и содержало их под крепким караулом, «дабы никакими средствами утечки учинить не могли»[138].
Прибыв в Яицкий городок, Углецкий, по обычаю, собрал круг и прочитал указ. Выслушав высочайшее повеление, войско отказалось признать кого-либо зачинщиком беспорядков.
– Не некоторые из нас, – говорили казаки, – а мы все виноваты пред милостивой государыней.
Не считая возможным и справедливым кого бы то ни было арестовать, войско отвечало Рейнсдорпу[139], что главными нарушителями покоя были бывшие атаманы Андрей Бородин и Петр Тамбовцев, старшина Иван Логинов, Алексей Митрясов, Матвей Суетин, Мартемьян Бородин, Иван Окутин, Нефед Мостовщиков, Федор Бородин и Кирилл Филимонов с товарищи. Эти лица, по словам казаков, были главными возмутителями и причиной всех ссор; по их наущению Черепов стрелял и побил безвинных, а Дурново не исполнял высочайшего повеления. Почему войско Яицкое, имея каждый в том обиду, все сами собой, а не по возмущению чьему, 13 января отправились к гвардии капитану Дурново просить о скорейшем исполнении указа, и хотя произошло при этом убийство, но войско не виновато, потому что оно только оборонялось. В заключение войсковая канцелярия присовокупляла, что войско во всем повинуется государыне, отправило нарочных в Петербург со всеподданнейшим прошением и содержит под арестом тех старшин, которые были на стороне Траубенберга, как виновных в открытии пальбы.
131
В объявлении от 19 января 1772 г. // Московский архив Главного штаба, по аудиторской экспедиции, оп. 93, св. 492.
132
Дурново давно сам желал уехать, но не мог этого сделать по слабости здоровья. «Что принадлежит до меня, – писал он Рейнсдорпу 22 января, – то нахожусь в превеличайшей слабости и весь изранен: на голове три раны, правая рука порублена, на спине рана копейная [копьем], а сверх того, бит очень больно, так что и подняться с постели не могу. Да и изволите писать, если дела порученной мне комиссии дозволят, не соглашусь ли отправиться в Оренбург, я бы с превеликою радостию поехал для излечения моей болезни, только ныне время очень холодное, а хотя мало будет потеплее, то отправиться не премину».
133
Рапорт Яицкого войска Рейнсдорпу от 21 января // Московский архив Главного штаба, оп. 93, св. 492. За Мартьяном Бородиным казаки особенно наблюдали; они посадили его в подземелье и почти не выпускали на свет. Бородин получил свободу только с занятием Яицкого городка отрядом Фреймана.
134
Протоколы совета 6, 11 и 16 февраля 1772 г. // Архив Гос. совета.
135
Указ Дурново от 17 февраля 1772 г. // Московский архив Главного штаба, св. 492.
136
В указе Рейнсдорпу от 26 марта 1772 г. Указ этот напечатан вполне в статье Витевского «Яицкое войско до появления Пугачева» (Русский архив, 1879, кн. III, с. 447).
137
Полковник Углецкий был выбран, как человек надежный и в Яицком войске неоднократно бывавший (Всеподданнейший рапорт Рейнсдорпа от 8 мая // Военно-ученый архив, д. № 104, л. 25).
138
Ордер войску Яицкому от 24 апреля // Московский архив Главного штаба, оп. 93, св. 492.
139
Рапорт войска Рейнсдорпу от 30 апреля // Там же.